Византийско-османские войны

Византийско-османские войны
Торжественный въезд турецкого султана в покорённый Константинополь
Дата	1265 — 1453 гг.
Место	Анатолия, Балканы
Итог	Полная победа Османской империи
Изменения	Присоединение Византии к Османской империи
Противники
Византийская империя Османская империя
Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Византийско-османские войны сыграли ключевую роль в истории средневековых Балкан. Они длились почти без перерыва свыше полутора веков, с 1299 по 1456 годы. Условно разделялись на два периода. Во время первого периода (1299—1354) византийцы часто вступали в союзнические отношения с турками-османами в борьбе против славянских государств, итальянцев и франков. Последнее, впрочем, не мешало османам постепенно брать под свой контроль византийские города в Малой Азии, при том что реальной помощи Византии на Балканах они в этот период не оказали. В 1326 году столицей османов стала захваченная Бруса. К 1350-м годам некогда обширная Византийская империя превратилась в государство-обрубок, а в прямом подчинении столицы осталась лишь обезлюдевшая и полуразграбленная Восточная Фракия. Фракийское землетрясение 1354 года помогло османам без сопротивления захватить Галлиполи. После этого они перешли к открытой аннексии оставшихся византийских земель. Их кульминацией стало падение Константинополя 29 мая 1453 года, хотя Морейский деспотат был покорён в 1456 году, а Трапезундская империя — в 1461 году. Учитывая то, что османы, как и сельджуки, имели тюркское происхождение, византийско-османские войны фактически стали завершающим этапом византийско-сельджукскиx войн.

История

Византийско-тюркские отношения всегда отличались своеобразием. В политических кругах поздней Византии появилось весьма заметное протюркское лобби. После варварского разграбления Константинополя западными рыцарями-крестоносцами в 1204 году, католики с их постоянным стремлением навязать церковную унию сверху вызывали ненависть простого народа. На начальном этапе завоевания Малой Азии тюркские племена, конечно же, ставили мусульман в привилегированное положение и, несомненно, поощряли исламизацию, но к православным, католикам и иудеям, желающим сохранить свою религию, отношение было скорее безразличным, при условии что они платили налог «неверных» — джизья. Будучи поставленными перед выбором, греки часто предпочитали османскую власть бескомпромиссности венецианцев или французов.

Кроме того, для поддержания развитой бюрократической системы империи греческие правители поздней эпохи были вынуждены постоянно повышать налоговые сборы с оставшихся в их подчинении крестьян, при том что территория империи постоянно сокращалась. Напротив, на начальном этапе тюркских завоеваний, в пределах молодых анатолийских бейликов, налоговое бремя на перешедших в их подданство крестьян было совсем невелико, так как их бюрократия была минимальной, а территории бейликов расширялись в значительной степени благодаря вкладу добровольцев-гази, дервишей и общего массового притока кочевых и полукочевых народов из Азии.

Византийско-османские войны имели ещё одну особенность, предопределившую трагическое завершение среднегреческой государственности. В условиях католической агрессии и несмотря на поражение при Манцикерте в 1071 году, тюрки в целом долгое время не рассматривались греками как основные враги. Более того, византийские узурпаторы на местах, равно как и некоторые византийские императоры, не гнушались всё чаще и чаще прибегать к помощи тюрок в качестве военных наёмников в борьбе за власть и даже начали отдавать в жёны тюркским ханам своих дочерей. В результате, оказав помощь тому или иному узурпатору, тюрки в конце концов смещали его и захватывали покорённую ими местность в качестве своей вотчины. На этом этапе попытки вернуть данный регион под контроль Константинополя были попросту невозможны по демографическим причинам. Более того, постоянно участвуя во внутривизантийских конфликтах, тюрки хорошо ознакомились с географией Малой Азии и Балкан.

Кроме этого, тюркские воины начали привлекаться для борьбы с усиливающимися славянскими государствами Балкан — Сербией и Болгарией, в территориальных конфликтах с которыми угасающая Византия терпела постоянные поражения. Поэтому, в отличие от славянских государств Балкан, население которых относилось к мусульманам с однозначной неприязнью, греческое население время от времени призывало османов на помощь в византийско-сербских и византийско-болгарских конфликтах. Это позволило османам утвердиться на Балканском полуострове.

Рост могущества османов: 1265—1328

После завоевания Михаилом VIII Палеологом Константинополя в 1261 году Византийская империя оставалась в тяжелом положении. Правители образованных крестоносцами латинских королевств высказывались за восстановление Латинской империи и повторное завоевание Константинополя, в то время как на севере главная угроза исходила от Сербии, активно расширявшейся при короле Стефане Уроше. Для решения этих проблем Михаил Палеолог начал консолидацию своей власти. Он приказал ослепить никейского императора Иоанна IV, за что был отлучен от церкви патриархом Арсением Авторианом. Михаил сделал новым патриархом Константинополя Германа III и приказал ему снять отлучение.

Пока Византийская империя продолжала завоевание территорий бывшей Латинской империи, турки Османа I начали набеги на византийскую Анатолию. Осман занял Сёгют и Эскишехир в 1265 и 1289 годах, соответственно. Михаил Палеолог был не в состоянии помешать туркам из-за необходимости перебрасывать войска на запад.

В 1282 году Михаил Палеолог умер, и власть принял его сын Андроник II. Смерть старого византийского императора была многими встречена с облегчением: курс на объединение церквей, тяжёлые налоги и военные расходы лежали тяжким бременем на населении. В итоге в Малой Азии турок-османов некоторые стали воспринимать как освободителей от бремени имперского господства.

Правление Андроника было отмечено некомпетентными и недальновидными решениями, которые в конечном счете разрушили Византийскую империю. Он начал портить византийский иперпир, что привело к падению византийской экономики. Налоги были снижены лишь для земельной аристократии. Для популяризации своего правления император отрёкся от союза православной и католической церквей, объявленного на Второй Лионском соборе в 1274 году, что обострило неприязнь между латинянами и византийцами.

В 1282 году восточная граница империи рухнула. К 1300 году мусульманские бейлики вплотную подошли к Эгейскому морю в двух местах — Ментеше и Карасу. Последний бейлик был вскоре аннексирован османами.

Император Андроник II проявлял глубокий интерес к сохранению анатолийских земель Византии и приказал построить форты в Малой Азии, а также энергично занялся подготовкой армии. Византийский император приказал переместить свой двор в Анатолию, чтобы наблюдать за ходом военной кампании, и поручил генералу Алексею Филантропену оттеснить турок от границы. Генерал, однако, попытался организовать государственный переворот, но потерпел неудачу и был в наказание ослеплён. После того, как армия лишилась командующего, турки, воспользовавшись этим, в 1301 году осадили Никею. В 1302 году сын Андроника Михаил IX Палеолог и византийский полководец Георгий Музалон были разбиты в битвах при Магнезии и Бафее.

Около 1302 года мусульмане захватили Смирну (Измир). Несмотря на это, Андроник попытался ещё раз нанести решающий удар туркам, наняв каталонских наемников. Под командованием Михаила IX и Рожера де Флора Каталонская компания весной и летом 1303 года оттеснила турок от границ. Когда же возникли проблемы с оплатой услуг, наёмники бросили армию и вернулись в Филадельфию. Рожер де Флор был убит, и в отместку его компания занялась грабежом анатолийских селений. Когда они, наконец, в 1307 году ушли разорять византийскую Фракию, местные жители приветствовали возвращение турок, которые вновь начали блокаду ключевых крепостей византийцев в Малой Азии. После этих поражений Андроник был уже не в состоянии отправлять против турок серьёзные силы. В 1320 году внук Андроника II, Андроник III, был лишён права наследования после смерти его отца, Михаила IX. В следующем году Андроник III взбунтовался и пошёл на Константинополь. Он продолжал настаивать на своих правах наследования и в 1322 году стал соправителем. Это, однако, привело к гражданской войне 1321—1328 годов, в которой Сербия поддержала Андроника II, а болгары — его внука. В конце концов Андроник III вышел победителем из этого конфликта 23 мая 1328 года. Однако, пока шла война, османы сумели в 1326 году захватить Бурсу.

Византийское контрнаступление: 1328—1341

Царствование Андроника III было отмечено последней серьезной попыткой Византии восстановить свою былую славу. В 1329 году византийские войска были отправлены, чтобы снять османскую осаду Никеи. Однако судьба Никее была решена, когда византийская армия была побеждена при Пелеканоне 10 июня 1329 года. В 1331 году Никея пала, что стало страшным потрясением для православного мира, поскольку Никея была столицей империи ещё 70 лет назад.

Таким образом, военная мощь византийцев была исчерпана при Андроника III, и император был вынужден перейти к дипломатии, как и его дед до него. В обмен на безопасность остальных византийских поселений в Малой Азии византийцы согласились уплачивать османам дань. К сожалению для Византийской империи, это не помешало туркам осадить Никомидию в 1333 году. Город пал в 1337 году.

Несмотря на эти неудачи, Андронику III удалось достичь некоторых успехов в борьбе со своими оппонентами в Греции и Малой Азии. Были покорены Эпирский деспотат и Фессалоники. В 1329 году византийцы захватили Хиос, а в 1335 году заняли Лесбос. Тем не менее, эти отдельные успехи были не сравнимы с общим ростом османских завоеваний. Кроме того, ни один из занятых византийцами островов не было частью Османской империи. Византия ещё была в состоянии противостоять сербской экспансии на Балканах, но последовавшая разрушительная гражданская война превратила империю в вассала османов.

Балканское вторжение и гражданская война: 1341—1371

Андроник III умер в 1341 году, оставив власть своему 10-летнему сыну Иоанну V. Регентство было доверено Иоанну Кантакузину, матери юного императора Анне Савойской и патриарху Иоанну XIV Калеке. Соперничество между Калекой и Кантакузином привело к разрушительной гражданской войне, из которой Кантакузин вышел победителем в феврале 1347 году. За это время чума, землетрясение и османские набеги привели к тому, что только Филадельфия оставалась в византийских руках, и то при условии уплаты дани. На протяжении гражданской войны в Византии обе стороны использовали турок и сербов как наемников, оставив большую часть Македонии в руинах и в руках вновь созданной Сербской империи. После этой победы Кантакузин правил как со-император с Иоанном V.

Совместное правление империей не удалось, и новая гражданская война сотрясла империю. Иоанн VI Кантакузин вышел победителем в очередной раз и заменил изгнанного Иоанна V Палеолога своим сыном Матфеем. Турки при сыне Османа Орхане I вновь заявили о себе, захватив форт Каллиполис (Галлиполи) в 1354 году и получив тем самым доступ к континентальной Европе. Прибытие, как казалось, непобедимых османских воинов под стены Константинополя вызвали панику в столице, благодаря чему Иоанн V при помощи генуэзцев устроил переворот и сверг Иоанна VI Кантакузин в ноябре 1354 года. Сам Иоанн VI постригся в монахи.

Гражданская война на этом не закончилась. Матфей Кантакузин смог договориться с Орханом и решил с помощью османов занять престол. Его пленение в 1356 году привело к эфемерному поражению османов.

После окончания гражданской войны наступило небольшое затишье в борьбе между расширявшейся Османской империей и Византией. В 1361 году турки заняли Дидимотихо. Преемник Орхана, Мурад I, был больше озабочен своими анатолийскими позициями. Однако в 1369 году он добился взятия Филиппополя и Адрианополя.

Византийская империя была не в состоянии контратаковать и защитить свои земли — турки стали в высшей степени мощными. Мурад I разгромил армию сербов 26 сентября 1371 года в битве на Марице. Османы были готовы завоевать Константинополь. В попытке предотвратить поражение Иоанн V обратился к Папе за поддержкой, предлагая признать главенство Рима в обмен на военную поддержку. Несмотря на своё публичное исповедание католической веры в базилике Святого Петра, Иоанн V не получил никакой помощи. Тогда император был вынужден начать переговоры с Мурадом и признать себя вассалом султана, обязуясь выплачивать регулярную дань войсками и деньгами в обмен на безопасность.

Гражданская война и вассалитет: 1371—1394

Византийские владения были сведены до Константинополя и нескольких близлежащих деревень. Этот вассалитет продолжался до 1394 года, а в это время турки продолжали экспансию на Балканы. В 1385 году была захвачена София, а через год — Ниш. Другие малые государства были покорены и стали вассалами турок. Сербское сопротивление было подавлено в битве на Косовом поле в 1389 году, а большая часть Болгарии была захвачена в 1393 году, в 1396 году последний оплот независимости Болгарии был уничтожен. Османские достижения на Балканах способствовали разжиганию византийской гражданской войны между Иоанном V Палеологом и его старшим сыном Андроником IV. С османской помощью Иоанну V удалось ослепить Андроника IV и его сына Иоанна VII Палеолога. В сентябре 1373 года Андроник бежал с сыном к туркам, пообещав Мураду I более высокую дань, чем платил Иоанн V. Междоусобицы продолжались до 1390 года, когда Иоанн V простил Андроника IV и его сына, что разозлило его второго сына и наследника, Мануила II Палеолога. Мануил захватил Фессалоники и даже освободил часть Греции от османского владычества.

Смерть Андроника IV в 1385 году и капитуляция Фессалоник в 1387 году вынудили Мануила II искать прощения у султана и Иоанн V. Его тесные отношения с Иоанном V разозлили Иоанна VII, который ощущал угрозу своим правам наследования. Иоанн VII устроил переворот против Иоанна V, но, несмотря на османскую и генуэзскую помощь, продержался у власти всего пять месяцев, прежде чем был свергнут Мануилом II и своим отцом.

Несмотря на гражданскую войну, турки в Анатолии в 1390 году воспользовались возможностью захватить Филадельфию, отметив тем самым конец византийского господства в Анатолии. Впрочем, город уже давно находился лишь под номинальной властью империи, и его падение имело небольшое стратегическое следствие.

После смерти Иоанна V Мануил II Палеолог смог обеспечить себе трон и установить хорошие отношения с султаном, став его вассалом.

Возобновление военных действий: 1394—1424

В 1394 году отношения между византийцами и турками изменилась в худшую сторону, и война возобновились, когда османский султан Баязид I приказал казнить Мануила II после того, как тот помирился с Иоанном VII. Османский султан потом изменил своё решение и потребовал от Мануила, чтобы в Константинополе была открыта мечеть и образована турецкая колония. Мануил II не только не сделал этого, но и отказался платить дань султану и зашел так далеко, что стал игнорировать послания султана. Это привело к осаде города в 1394 году. Мануил II призвал к крестовому походу, который был начат в 1396 году во главе с будущим императором Священной Римской империи Сигизмундом. Однако в 1396 году крестовый поход провалился после битвы при Никополе. Поражение вынудило Мануила II бежать из города и отправиться в Западную Европу искать помощи. В течение этого времени Иоанн VII успешно оборонял город от османов. Осада была окончательно снята, когда Тимур привел свою армию в Анатолию. В битве при Анкаре силы Тимура разгромили силы Баязида I. Впоследствии османские турки начали воевать друг с другом за верховную власть.

Византийцы, не теряя времени, воспользовались ситуацией и подписали мирные договоры со своими христианскими соседями и с одним из сыновей Баязида. По условиям договора они даже получили обратно Фессалоники и большую часть Пелопоннеса. Османское междуцарствие завершилось в 1413 году, когда Мехмед I, при поддержке Византии, победил своих противников.

Однако дружба между двумя государствами длилась недолго. Смерть Мехмеда I и восшествие на престол Мурада II в 1421 году, в сочетании с усилением Иоанна VIII Палеолога, привели к ухудшению в отношениях между государствами. Ни один из лидеров не был доволен статусом-кво. Иоанн VIII сделал первый и крайне неосмотрительный шаг, спровоцировав восстание в Османской империи: некий Мустафа был освобожден византийцами из плена и утверждал, что он пропавший сын Баязида.

Несмотря на все трудности, Мустафа и его покровитель собрали значительные силы под свои знамена. Однако Мурад II в конце концов разгромил выскочку, а в 1422 году начал осаду Фессалоник и Константинополя. Тогда Иоанн VIII обратился к своему престарелому отцу, Мануилу II, за советом. В итоге император спровоцировал ещё один мятеж в османских рядах — на этот раз в поддержку претензий на трон брата Мурада II, Кучук Мустафы. Мустафа начал восстание в Малой Азии и даже осадил Бурсу. После неудачной атаки на Константинополь Мурад II был вынужден повернуть назад свою армию и разгромил Мустафу. В итоге византийцы были вынуждены вновь признать вассалитет султана и уплачивать 300000 серебряных монет в качестве дани на ежегодной основе.

Османская победа: 1424—1453

Османы между 1424 и 1453 годами сто ткнулись с многочисленными противниками, сражаясь с сербами Георгия Бранковича, венграми Яноша Хуньяди и албанцами Скандербега. Пик противодействия турецкой экспансии пришелся на Крестовый поход на Варну (1443—1444), который, несмотря на локальную поддержку, был разгромлен.

В 1448 и 1451 годах сменились правители Византийской и Османской империй: на престол взошли Константин XI Палеолог и Мехмед Завоеватель соответственно.

Константин XI и Мехмед сразу не поладили. Успешные завоевания византийцами территорий крестоносцев на Пелопоннесе встревожили османов, и Мехмед выделил 40000 солдат, чтобы свести эти достижения на нет. Константин XI угрожал восстать против Мехмеда, если определенные условия не будут выполнены султаном. Мехмед отреагировал на эти угрозы постройкой укреплений вдоль Босфора и, таким образом, лишил Константинополь возможности получить внешнюю помощь по морю. Османы уже контролировали земли вокруг Константинополя и начали осаду города 6 апреля 1453 года. Несмотря на объединение католической и православной церквей, византийцы не получили официальной помощи от Папы или из Западной Европы, за исключением нескольких отрядов солдат из Венеции и Генуи. Англия и Франция находились на заключительных этапах Столетней войны. Французы не желали терять своё преимущество в борьбе, отправляя рыцарей на восток, а англичане просто были не способны это сделать. В Испании завершалась Реконкиста. Священная Римская империя постепенно приходила в упадок. Кроме того, борьба между немецкими князьями и гуситские войны не способствовали созыву крестового похода. Польша и Венгрия являлись ключевыми участниками крестового похода на Варну, и поражение удерживало их от дальнейших действий против турок.

На помощь византийцам пришли лишь Генуя и Венеция, но они были не только врагами османов, но и друг от друга. Венецианцы прислали флот для атаки турецких укреплений, но эта сила была слишком мала и прибыла слишком поздно. Лишь 2000 итальянских наемников Джованни Джустиниани пришли, чтобы помочь обороне города. Вся оборона города легла на плечи этих наемников и 5000 ополченцев города, население которого был серьезно истощено высокими налогами, чумой и гражданскими конфликтами. Несмотря на слабую подготовку, защитники были хорошо вооружены, однако в артиллеррии сильно уступали османам.

Падение города не стало результатом активности османской артиллерии или их морского превосходства, а стало следсивем банального численного превосходства османов. Защитников было в 10 раз меньше атакующих. Однако осада оказалась тяжелой. Многие в их лагере уже начали сомневаться в успехе осады. В целях повышения морального духа султан выступил с речью, напомнив своим солдатам об огромном богатстве Константинополя. Итоговый штурм произошел 29 мая 1453 года. Защитники города дрогнули, а многие генуэзцы и венецианцы сбежали на лодках из города. Венецианский хирург Никколо Барбаро, очевидец событий, писал о штурме:

Турки устроили большую резню христиан в городе... Кровь текла по улицам, как дождевая вода после внезапного шторма, и трупы турок и христиан были сброшены в Дарданеллы, где они плавали...

После взятия города турки завоевали Морейский деспотат в 1460 году и Трапезунд в 1461 году. С падением Трапезунда пришел конец Римской империи. Династия Палеологов продолжала признаваться в качестве законных императоров Константинополя коронованными особами Европы до XVI века, когда Реформация, османская угроза Европе и снижение интереса к крестовым походам вынудили европейские державы признать Османскую империю хозяином Анатолии и Леванта.

Причины краха Византии

Латинское вмешательство

Латинское присутствие на Балканах серьезно подорвало способность византийцев координировать усилия по борьбе с турками. Примером этого может служить ситуация при Михаиле VIII Палеолог, чьи попытки занять латинские владения в Греции привели к отказу от защиты анатолийских границ. Это позволило туркам Османа I окрепнуть и заняться завоеванием византийских земель. Кампаниям Андроника II в Анатолии также постоянно мешала напряженность в западной части империи . Византийцы были вынуждены выбирать между папской и латинской угрозой или непопулярным союзом с ними, что создавало предпосылки для переворотов против византийских императоров .

Византийская слабость

После Четвертого крестового похода византийцы оказались в крайне неустойчивом положении. Падение Константинополя в 1261 году и последующие кампании ослабили Румский султанат, что позволило многочисленным бейликам обрести независимость, как это сделал Осман I.

Чтобы отвоевать греческие земли, Михаил VIII был вынужден наложить тяжелые налоги на анатолийское крестьянство . В итоге османы обрели широкую поддержку в первые годы своих завоеваний, существенно снизив налоги для местного населения.

После смерти Михаила VIII византийцы страдали от постоянной гражданской войны. Османы также пережили гражданский конфликт, но гораздо позже, в XV веке, к тому времени византийцы были слишком слабы, чтобы воспользоваться этим. В итоге византийцы были вынуждены признать вассалитет османов. Когда были предприняты попытки прекратить эту вассальную зависимость, византийцы не смогли закрепить успехи и потеряли все, чего достигли, в конце концов, и свою столицу.

Османская сила

Османы были искусны в дипломатии и военном мастерстве, сумев сформировать огромную армию. Слабость сопротивления позволила им постепенно занимать византийские территории и закрепляться на них .

Умение превращать своих оппонентов в вассалов, а не уничтожать их , также позволило османам не повторять судьбы предшественников, угасавших столь же быстро, как и восходили. Турки также умело играли на конфликтах между покоренными народами.

Особенности

Примечательно то что в ходе византийско-османских войн наиболее благоприятным было послевоенное положение греческого населения, а также христиан в целом, в добровольно сдавшихся городах (Эдирне, Никея, Смирна и др.) и регионах. Те же из них, кто пробовал оказать сопротивление (Салоника, Константинополь, Перинф), османы безжалосто грабили и разрушали, а население продавали в рабство и угоняли в Малую Азию.

Литература

• Bartusis, Mark C. (1997), The Late Byzantine Army: Arms and Society 1204–1453, University of Pennsylvania Press, ISBN 0-8122-1620-2 
• R.G. Grant, Battle: A Visual Journey Through 5,000 Years of Combat, Dorling Kindersley Publishers Ltd, 2005.
• Philip Sherrard, Great Ages of Man: Byzantium, Time-Life Books
• Тhomas Madden, Crusades: the Illustrated History. 1st ed. Ann Arbor: University of Michigan P, 2005
• Parker, Geoffrey. Compact History of the World. 4th ed. London: Times Books, 2005
• Laiou, Angeliki E. (1972), Constantinople and the Latins: The Foreign Policy of Andronicus II, 1282–1328, Harvard University Press, ISBN 978-0-674-16535-9 
• Mango, Cyril. The Oxford History of Byzantium. 1st ed. New York: Oxford UP, 2002
• Nicol, Donald MacGillivray (1993), [books.google.com/books?id=y2d6OHLqwEsC The Last Centuries of Byzantium, 1261–1453], Cambridge University Press, ISBN 978-0-521-43991-6, <books.google.com/books?id=y2d6OHLqwEsC> 
• Treadgold, Warren T. (1997), A History of the Byzantine State and Society, Stanford University Press, ISBN 0-8047-2630-2 
• Vryonis Speros S. The decline of medieval Hellenism in Asia Minor: And the process of Islamization from the eleventh through the fifteenth century. — University of California Press, 1971. — ISBN 978-0-520-01597-5.

Отрывок, характеризующий Византийско-османские войны

Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.