Скандербег

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Скандербег (Георгий Кастриоти)
алб. Skënderbeu;<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Скандербега в Уффици, Флоренция</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб рода Кастриоти</td></tr>

Князь Кастриоти
28 ноября 1443 — 17 января 1468
Предшественник: Гьон I Кастриоти
Преемник: Гьон II Кастриоти
 
Рождение: 6 мая 1405(1405-05-06)
Дибра, Княжество Кастриоти
Смерть: 17 января 1468(1468-01-17) (62 года)
Лежа, Венецианская республика
Род: Кастриоти
Отец: Гьон I Кастиоти
Мать: Воисава Трипальда
Супруга: Доника Арианити
Дети: Гьон II Кастриоти

Скандербег или Георгий Кастриоти (алб. Gjergj Kastrioti Skënderbeu; 6 мая 1405 — 17 января 1468) — правитель княжества Кастриоти (1443—1468), вождь антиосманского албанского восстания, национальный герой Албании, воспеваемый в народных песнях.





Биография

Молодые годы

Георгий был младшим сыном албанского князя Гьона (Иоанна) Кастриоти, который в венецианских документах упоминается как «могущественный албанский сеньор, почетный гражданин Венеции и Рагузы[1]». В раннем детстве Георгий был отдан султану Мураду II в качестве заложника. Там его принудили, как пленника, принять ислам. Он сделал офицерскую карьеру и прославился, сражаясь в войске османов, участвовал во многих сражениях и показывал такое мужество, что турки прозвали его Искандером, то есть Александром (имя Александра Македонского всегда было на Востоке синонимом героя).

После возвращения (побега) на родину[2] Искандер-бей (в албанской транскрипции Скандербег) возглавил сопротивление османским оккупантам.

Восстание

Побудительным мотивом для восстания албанцев во главе со Скандербегом явилось объявление 1 января 1443 года польским и венгерским королём Владиславом III крестового похода против турок, закончившегося 10 ноября 1444 года поражением крестоносцев под Варной и гибелью самого короля.

Когда 3 ноября 1443 года венгерский полководец Янош Хуньяди освободил от турок город Ниш, Скандербег отрёкся от ислама, вновь принял христианство и, во главе отряда в 300 всадников, покинул турецкий лагерь. Прибыв в город Дибру, он призвал к восстанию за освобождение Албании. Через несколько дней Скандербег вступил в Крую и 28 ноября албанские старшины провозгласили его главой княжества Кастриоти и вождём всех албанцев. Вскоре он разбил турок на Чёрном Дрине, а потом, заключив союз с Венгрией, заставил Мурада II снять осаду албанского города Круя.

Заключив в 1444 году военно-политический союз с Венецией и албанскими князьями («Лежская лига») и располагая небольшим кавалерийским отрядом, базировавшимся в Круе, он развернул партизанскую войну в Северной Албании, нанеся поражение войскам османов в 1449 и 1451 годах. С не меньшим успехом Кастриоти сопротивлялся султану Мехмеду II и после взятия Константинополя турками в 1453 году заключил выгодный для Албании мир. В 1461 г. Скандербег был признан султаном (падишахом) Мехмедом II в качестве правителя Албании.

Неаполитанский король Фердинанд I пожаловал Георгию Кастриоти титул герцога Сан-Пьетро в награду за помощь против Рене Анжуйского. В 1463 году Скандербег разорвал, по благословению папы Пия II, мир с османами и снова нанёс им несколько весьма ощутимых поражений.

В 1467 году Мехмед II двинул против Скандербега, находившегося тогда в Венецианской Далмации, большую армию, под командованием Махмуд-паши Ангеловича. В течение 15 дней Махмуд-паша Ангелович преследовал отряды Скандербега. Скандербег же, уклоняясь от битвы, отступил в горы, а затем спустился к побережью и погрузил своих бойцов на венецианские галеры.

Мехмед II готов был двинуть против непокорного албанца все свои силы, но в 1468 году Георгий Кастриоти умер от малярии. За его смертью последовала смерть Албанского суверенитета.

Испокон веков каждый фис (клан) проводил собственную политику, заключая или расторгая союзы с другими фисами, с иностранными державами, с оккупационной властью... Лишь однажды в истории, а именно в 1444 году великий полководец Георгий Кастриот Скандербег (албанец-католик) сподобился сделать Албанию сильной и крепкой страной. Но в 1478 году (через 11 лет после смерти Скандербега) Албания была - вслед за Сербией, Болгарией, Византией и Боснией - завоёвана турками и надолго утратила независимость.
 — пишет К. Э. Козубский[3].

Память

Источники

  • «Повесть о Скандербеге»/Под. ред. Н. Н. Розова. — М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1957. — Серия «Литературные памятники».

Напишите отзыв о статье "Скандербег"

Литература

  • Краткая история Албании. С древнейших времен до наших дней/Под ред. Г. Л. Арша. — М.: Наука, 1992 [admw.ru/books/Pod-redaktsiey-G-L--Arsha_Kratkaya-istoriya-Albanii--S-drevneyshikh-vremen-do-nashikh-dney/].

Примечания

  1. Республика Рагуза более известна как Дубровник.
  2. По одной из версий, побега не было: в 1438 году султан Мурад II назначил Георгия комендантом албанской крепости Круя.
  3. «Искры Косовского пожара» — «Наша Страна» (Буэнос-Айрес), № 2547—2548 от 12 июня 1999 г.

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Скандербег
  • [smartwebsite.ru/publ/znamenitye_geroi/georg_kastrioti_skanderbeg/15-1-0-1457 Георг Кастриоти]

Отрывок, характеризующий Скандербег

– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.