Османо-венгерские войны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Османо-венгерские войны

Осада Белграда в 1456 году
Дата

1366-1526

Место

Венгрия, Балканы

Итог

Раздел Венгрии между Габсбургами и Османской империей

Противники
Королевство Венгрия
Молдавское княжество
Княжество Валахия
Сербская деспотия
Королевство Хорватия 		Османская империя
Командующие
Король Венгрии Османский султан
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Османо-венгерские войны — серия войн между Османской империей и Венгерским королевством.

После битвы на Косовом поле 1389 года казалось, что Османская империя готова завоевать весь Балканский полуостров. Однако османское вторжение в Сербию привело к вступлению в войну с турками Венгрии, у которой были свои интересы на Балканах и которая предпочитала, чтобы Сербия, Болгария, Валахия и Молдавия были её, а не турецкими, вассалами.

Сначала венгры устроили крестовый поход на Варну, однако турки разбили крестоносцев в битве при Варне в 1444 году и во 2-й битве на Косовом поле в 1448 году. Тем не менее венгры сумели организовать оборону Балкан, что доставило серьёзные неприятности туркам: в 1456 году турки безуспешно осаждали Белград, а в Валахии с венгерской помощью сопротивление туркам оказывал Влад III Цепеш.

Баязид II и Сулейман I сумели переломить ход событий в пользу турок, и в 1526 году венгерский король Лайош II пал в Мохачской битве вместе с 14 тысячами своих солдат. После этого восточная часть Венгерского королевства обрела независимость (Восточно-Венгерское королевство, впоследствии Княжество Трансильвания), став данническим государством Османской империи, и постоянно воевала с отошедшей Габсбургам Королевской Венгрией на турецкой стороне.





Предыстория

За сто лет, прошедших после Османа I, под власть турок попали Восточное Средиземноморье и Балканы. В 1387 году турки отвоевали у венецианцев важный город Фессалоники, а турецкая победа в битве на Косовом поле в 1389 году положила конец господству сербов в регионе, открыв путь к завоеванию Европы.

Первым крупным столкновением между османами и венграми была битва при Никополе, где объединённое войско христианских монархов и рыцарей-госпитальеров было разбито турецкой армией (на стороне которой воевал и новый вассал — Сербская деспотия).

Балканские и турецкие войны Людовика Великого

Людовик получил венгерскую корону в 1342 году. В 1344 году его вассалами стали Молдавия и Валахия.

Немного ранее, в 1331 году, в Сербии короновался Стефан Урош IV Душан. Наступившей после его воцарения нестабильностью воспользовался бан Боснии, захвативший спорные приграничные территории. Ранее Венгрия была союзником Боснии в её спорах с Сербией, и Людовик остался верен традиционным отношениям: в 1349 году армия Людовика разбила сербские войска в Мачве и Травунии, а в 1354 году Людовик лично разбил сербского царя, и лишь эпидемия в венгерской армии вынудила его прервать победоносный поход. В 1355 году венгерский и сербский монархи подписали мирное соглашение.

В середине XIV века Сербия, Валахия, Молдавия и Болгария стали вассалами Людовика. Однако в этих странах мощную Венгрию рассматривали как угрозу своей национальной идентичности, и потому Венгрия никогда не рассматривала Сербию или Валахию как надёжных союзников в своих дальнейших войнах с Османской империей.

Весной 1365 года Людовик возглавил поход против Видинского царства и захватил его; эта часть Болгарии оставалась под венгерской оккупацией до 1369 года. В 1366 году венгерские войска впервые сошлись с турками в битве при Никополе, и одержали победу, в память о которой была воздвигнута Венгерская Капелла в Кафедральном соборе Ахена. В 1374 году Людовик разбил турок в Валахии.

Тимур и Османское междуцарствие

Основная статья: Османское междуцарствие

В конце XIV века турки получили мощного предводителя — Баязида Молниеносного. Он сосредоточился на добивании Византийской империи, и поэтому Венгрия, в которой после смерти Людовика в 1382 году началась междоусобица, в это время практически не сталкивалась с Османской империей. Однако когда в 1396 году турки осадили Константинополь, известие об этом вызвало отклик в Европе, и король венгерский и чешский Сигизмунд организовал крестовый поход против турок. Объединённое европейское войско сошлось с турками в битве при Никополе и потерпело тяжёлое поражение.

Однако Европу в это время от турецкого нашествия спасли мусульмане. В 1402 году в Малую Азию вторгся Тамерлан. В Ангорской битве он разгромил турецкое войско и пленил Баязида, что привело к временному распаду Османской империи и борьбе за власть между сыновьями Баязида.

Кампании Мурада II

На восстановление Османской империи туркам понадобилось около двадцати лет. Когда к власти пришёл султан Мурад II, то он вновь начал экспансионистскую политику. Поначалу он в 1422 году попытался взять Константинополь. Хоть это и не удалось, однако мир был подписан на выгодных для турок условиях, устранивших угрозу со стороны Византии.

После этого Мурад отправился на запад, и в 1430 году завоевал у Венецианской республики Фессалоники. Жители были частично перебиты, частично обращены в рабство, а в опустошённый город в принудительном порядке султан переселил турок. В 1435—1436 годах силы султана двинулись в Албанию, но её от полного разгрома спасло вмешательство Венгрии.

Кампании Яноша Хуньяди

Основным борцом с турками стал фактический правитель Венгрии Янош Хуньяди, бан Северина. В 1441 году он нанёс Исхак-бею поражение у Семендрии, а в 1442 году наголову разбил вторгшиеся турецкие силы в районе Надьсебени, восстановив венгерский сюзеренитет над Валахией. В июле 1442 года Хуньяди, имея 15 тысяч венгров и секеев, в битве у «Железных ворот» разбил третью волну турецкого вторжения, состоявшую из 80 тысяч человек, одержав одну из наиболее знаменитых побед военной истории Венгрии.

Эти победы прославили Хуньяди в христианском мире и сделали его имя известным среди турок. Под влиянием этих побед венгерский король Уласло I в 1443 году начал «Долгий поход». Хуньяди, шедший в авангарде, прошёл через «Ворота Траяна», взял Ниш, разбил трёх турецких пашей, захватил Софию и, объединившись с королевской армией, разбил султана Мурада II возле Снаима. Султан, которому приходилось вести борьбу с восстанием турок-караманов в Анатолии, с Георгием Кастриотом в Албании, и с братом византийского императора деспотом Мореи Константином Палеологом, понял, что должен пойти на компромисс. Он пригласил всех троих к своему двору в Эдирне. Результатом явилось десятилетнее перемирие.

Когда эта новость достигла Рима, папа Евгений IV и вся курия пришли в ужас. Кардинал Джулиано Чезарини, правая рука папы, немедленно прибыл ко двору Уласло в Сегед, где официально освободил короля от клятвы, данной султану, и тем самым фактически дал указание возобновить крестовый поход на турок. К тому времени многие из крестоносцев (в том числе и Янош Хуньяди) уже вернулись домой, а сербский деспот Бранкович, которому вернули его владения, удовлетворился перемирием и решил его соблюдать. Однако юный король решил поступить так, как желал Папа.

Осенью 1444 года Уласло с тем, что осталось от его армии, прошёл через всю Болгарию и вышел к Варне. Мурад, узнав о предательстве венгерского короля, двинулся из Анатолии с огромной армией. Силой проложив себе путь через Босфор, он устремился к Варне, где 10 ноября 1444 года состоялась Битва при Варне. Говорят, что султан повелел приколоть к знамени грамоту с текстом нарушенного договора и воскликнул: «Христос! Если ты действительно Бог, как утверждают твои последователи — так накажи их за клятвопреступление!» В сражении была практически полностью уничтожена армия крестоносцев, пали король Уласло и кардинал Чезарини; спастись смог только Янош Хуньяди с горсткой людей.

Хуньяди вернулся в Венгрию, где стал регентом от имени малолетнего короля Ладислава Постума, а Мурад устремился в Грецию для расправы с другим предателем — Константином Палеологом. Разорив Морею, султан двинулся на Албанию. Тем временем Хуньяди, договорившись о двухлетнем перемирии с другим своим врагом — императором Священной Римской империи Фридрихом III — двинулся на помощь своему албанскому союзнику. Чтобы предотвратить соединение двух армий, Мурад II двинулся наперерез венграм, и в 1448 году разгромил их на Косовом поле.

Мехмед II и падение Константинополя

Основная статья: Падение Константинополя

13 февраля 1451 года султан Мурад II скончался от апоплексического удара. Ему наследовал его третий сын, вошедший в историю как Мехмед II. Не теряя времени, он собрал во Фракии большую армию, и весной 1453 года двинулся на Константинополь. 29 мая 1453 года столица Византийской империи пала.

Новость о падении Византийской империи повергла в ужас весь христианский мир. Теперь Венгрия стала единственным барьером, защищавшим Европу от турок, а ключом к Венгрии была крепость Нандорфехервар, прикрывавшая южную Венгрию. В 1456 году Мехмед II, собрав большие силы, устремился туда. Туда же прибыл и Янош Хуньяди, который успел подготовить оборону крепости. Осада переросла в большую битву, в ходе которой венграм удалось пробиться в турецкий лагерь, а сам султан был ранен, и отступил с армией в Турцию. Эта победа венгерского оружия на несколько десятилетий остановила наступление турок на католическую Европу. Янош Хуньяди планировал перенести войну на территорию Турции, однако вскоре после битвы умер от чумы.

Турецкие войны Матвея Корвина

24 января 1458 года королём Венгрии был провозглашён Матвей Корвин — сын Яноша Хуньяди. В 1464 по призыву папы Пия II он выступил в военный поход против турок-осман, в 1459 фактически подчинивших себе Сербию, и взял боснийскую крепость Яйце. Однако кончина римского папы перечеркнула планы Матвея по организации всеевропейского крестового похода и вынудила его остановить военные действия. Во время правления Матвея Корвина в целом сохранялось перемирие с султаном, и случались лишь спорадические набеги турок. Венгерский король придерживался мысли, что Венгрия не в состоянии остановить турецкую экспансию самостоятельно или в ситуативном союзе, а для эффективного противостояния растущей мощи Османской империи необходимо создать единую Дунайскую монархию, которая бы объединила Венгрию, Чехию, Австрию и, возможно, Польшу на правах личной унии и могла превзойти осман по военному потенциалу.

Войны в Молдавии и Валахии

В 1456 году при поддержке венгров на престол Валахии взошёл Влад III Цепеш. В 1461 году он отказался платить дань турецкому султану, и в июне 1462 года заставил отступить вторгшуюся в Валахию 30-тысячную турецкую армию, которой командовал сам Мурад II. Однако из-за того, что венгры перестали поддерживать Влада, к власти в Валахии пришёл турецкий ставленик Раду Красивый, и Владу пришлось бежать в Венгрию.

Тем временем началось возвышение Молдавского княжества, господарем которого с 1457 года стал Стефан III Великий. В войнах с соседями княжество расширило свои границы, и в итоге отказалось платить дань турецкому султану. В 1475 году на Молдавию двинулась 120-тысячная турецкая армия. 40-тысячная молдавская армия сумела заманить турок в ловушку и наголову их разбить. Однако в 1476 году турки вернулись вновь. Стефан проиграл сражения в поле, и был вынужден отступить в горы. Он понимал, что у него не хватит ресурсов на борьбу с Османской империей, и поэтому принял предложенную венгерским королём Матвеем Корвином помощь. Турки были вынуждены уйти, и на несколько лет оставили Молдавию в покое.

Баязид II

Взошедший на турецкий трон в 1481 году Баязид II в 1484 году заключил десятилетнее перемирие с Венгрией, однако даже в это время продолжались стычки между венгерскими и турецкими войсками.

Сулейман I

Основная статья: Османо-венгерская война (1521—1526)

Турецкая экспансия в Европу возобновилась, когда на трон в 1520 году взошёл Сулейман I. В 1521 году войска Сулеймана взяли сильную крепость Шабац на Дунае и осадили Белград. Белград сопротивлялся до последнего; когда от гарнизона осталось 400 человек, крепость сдалась, защитники были вероломно перебиты. В июне 1522 года Сулейман высадил большое войско на Родос, 20 декабря главная цитадель рыцарей-иоаннитов капитулировала. Хотя турки понесли огромные потери, Родос и близлежащие острова стали владениями Порты. В 1524 году турецкий флот, вышедший из Джидды, разгромил португальцев в Красном море, которое было таким образом временно очищено от европейцев.

Мохачская битва: крах королевства

Основная статья: Битва при Мохаче (1526)

29 августа 1526 года у города Мохач в Южной Венгрии, на правом берегу Дуная произошло сражение между армией турецкого султана Сулеймана I Кануни (100 тысяч человек и 300 орудий) и дворянским войском короля Венгрии, Чехии и Хорватии Лайоша II (25 тысяч человек и 80 орудий).

Огромное преимущество турок отразилось в результатах сражения: армия короля Лайоша потерпела сокрушительное поражение, король Лайош II погиб при отступлении. После Мохачской битвы произошло два собрания, избравших двух королей. 16 октября в Токае королём был избран Янош Запольяи; короновали его 11 ноября 1526 года. Его конкурентом стал избранный 16 декабря Фердинанд I, будущий император Священной Римской империи. В 1527—1528 годах армия Фердинанда вторглась в Венгрию, разбила войска Запольяи и изгнала его из страны в Польшу. Находясь в изгнании, Янош Запольяи обратился в 1528 году за помощью к Османской империи. 10 мая 1529 года началось вторжение Сулеймана Великолепного в Венгрию. Во время этого вторжения османские войска выбили силы Габсбургов из страны и восстановили власть Яноша в большей части Венгрии. Янош Запольяи в июле 1529 года принес вассальную присягу турецкому султану и был признан им королём Венгрии.

В результате бывшее Королевство Венгрия оказалось разделённым на три части:

Напишите отзыв о статье "Османо-венгерские войны"

Литература

Отрывок, характеризующий Османо-венгерские войны

Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Османо-венгерские_войны&oldid=75745798»