Османская Венгрия

Османская Венгрия (венг. Török hódoltság) — общее название территорий Османской империи, населённых преимущественно этническими венграми.

После поражения объединённого венгро-чешско-хорватского войска в битве при Мохаче 29 августа 1526 года большая часть венгерских земель попала под власть османов. Торжествующая Османская империя заняла Среднедунайскую равнину, включив в свои владения самое сердце Европы, которое турки планировали превратить в плацдарм для покорения новых территорий и дальнейшего распространения ислама.

Но отпор со стороны австрийских Габсбургов привёл к фактическому разделу венгерских земель на турецкую и австрийскую части. При этом к австрийцам по договору 1547 года отошли земли со смешанным венгерско-славянским населением, а к туркам — собственно венгерские и венгеро-валашские области. Административно власть османов в центральной Венгрии продержалась вплоть до 1686 года, хотя ряд самых южных венгерских земель были освобождены лишь к 1717 году. Сопротивление турецкому владычеству оказывали как венгерские партизаны-гайдуки, так и австрийцы.

Предыстория

Как и многие другие балканские государства, покорённые османами в XIV—XV веках, Венгерское королевство вступило в XVI век в чрезвычайно ослабленном состоянии из-за ряда внешних и внутренних причин. Изнутри его раздирали феодальные распри, фактически приведшие к установлению феодальной раздробленности, крестьянские восстания, сопротивление со стороны народов, противящихся мадьяризации, а извне — амбициозные попытки австрийских Габсбургов включить Венгрию в состав своих владений. Смерть Матвея Корвина в 1490 году, вызвала крайнюю анархию в Венгрии, и создала благоприятные условия для осуществления планов османов против этого государства.

Постепенному упадку Венгрии в дальнейшем способствовал и олигархический режим, установленный династией Ягеллонов, отчуждение подавленного венгерского крестьянства от национально-оборонительных движений после восстания Дьёрдя Дожи (1514), географическая замкнутость и отдалённость Венгрии от океана (в том числе от торговых путей, проходивших через Атлантический океан), усиливающееся давление Габсбургов. Численное превосходство турок в битве при Мохаче привело к тому, что победа была достигнута всего за 2 часа. В рядах турецкой армии преобладали славяне-мусульмане (янычары) из балканских владений Османской империи.

Последствия

Турецкая победа имела ряд прямых последствий как для венгров, так и для многих других соседних народов. Как в своё время Битва при Гвадалете (711) в Испании, Мохачское сражение открыло перед мусульманами возможности для покорения обширных земель Европы. Султан Сулейман I Великолепный (27 апреля 1495 — 06 сентября 1566 года) в 1529 году начал осаду Вены, но из-за приближавшейся зимы вынужден был отступить.

На месте покорённых османами венгерских земель образовалась новая область — Османская Венгрия, существовавшая в 1526—1699 годах. Более того, далеко не все венгры оказывали сопротивление турецкому владычеству. Отчасти это объяснялось историко-культурной общностью обоих народов. Дело в том, что до своего прихода в Европу около 900 года, финно-угорские по происхождению венгры проживали в окружении тюркских народов, у которых они заимствовали значительную часть сельскохозяйственной лексики. Венгерское крестьянство юго-востока страны отнеслось к приходу турок как к освобождению от засилья местных феодалов, обложивших их непосильными поборами. Стремясь привлечь венгерских крестьян на свою сторону, турки либерализовали многие сферы жизни венгерского крестьянства. В отличие от кровавых распрей между католиками и протестантами Европы того времени, турки не запрещали ни одну из религий, хотя переход в ислам всячески поощрялся.

Воспользовавшись хаосом послевоенных лет и зарождением нового мусульманского сообщества, многие простые венгры, принявшие ислам (мадьярабы), сумели подняться по карьерной лестнице военных сословий Османской империи. Жители северных венгерских земель оказывали туркам большее сопротивление, создавая отряды гайдуков. Многие также бежали в соседние словацкие земли к северу. Турки покорили только Центральную Венгрию, периферийные западные и северные регионы с новой венгерской столицей — городом Пожонь (современная словацкая Братислава) были аннексированы австрийскими Габсбургами, которые превратили их в буфер между немецкими и османскими территориями.

После неудавшейся осады Вены (1529), австрийские Габсбурги приступили к более решительным действиям против турок, начинается постепенная «реконкиста» Балканского полуострова. После Мохачской битвы европейские государства начали предпринимать попытки объединения с целью противостояния угрозе исламизации Европы. Эта стратегия принесла первый успех в битве при Лепанто (1571). Кроме того, несмотря на свой начальный успех, именно в Венгрии турки впервые столкнулись с западно-европейской социально-политической структурой, которая имела сильное немецкое влияние и уже существенно отличалась от ориентализированных греко-славянских государств балканского региона, с относительной лёгкостью покорённых турками. Хотя европейские ценности в Венгрии в целом и не соответствовали западным стандартам, близость Османской Венгрии к немецким землям создавала прямую угрозу им, и вызвала яростное сопротивление для защиты имперских амбиций самих Габсбургов.

Жизнь и культура Османской Венгрии

После договора о разделе Венгрии, оформилось и административное деление захваченных османами венгерских земель, подразделявшихся на несколько более мелких административных единиц.

• Будинский пашалык
• Темешварский эялет
• Сегединский санджак

Из-за удалённости Венгрии, турецкая оккупация не привела к радикальной смене национального, религиозного и языкового состава населения, однако со временем сдвиги в религиозном плане приняли ощутимый характер. Мусульмане, около 80 тыс. человек, преимущественно военные наёмники южнославянского происхождения, расселились в основном в крупных городах Венгрии, под защитой крепостных стен. Каждый город имел как мусульманский квартал, примыкающий к мечети, так и христианский район, примыкающий к церкви. Христианство не было запрещено и не преследовалось, так как турки не хотели возмущений покорённого населения, но христианская церковь лишилась финансовой поддержки государства, а христианские подданные империи (райя) были обязаны выплачивать особый налог (джизья), отнимающий средства, ранее взимавшиеся как церковная десятина. Многие крупные городские церкви были переделаны в мечети, а к ним пристроены минареты. Мусульмане составили основу новой правящей элиты. Опасаясь нападений гайдуков, они передвигались от города к городу только под защитой военных конвоев. Сельские регионы Венгрии, равно как и всё сельское хозяйство (в первую очередь земледелие) на Балканах, при турках пришли в упадок из-за миграционных процессов, военных действий, партизанской активности и крайней неэффективности местного самоуправления, страдавшего от хронического взяточничества. Отгонное животноводство, которое древние мадьяры переняли у тюрок ещё до прихода в Центральную Европу, наоборот, возродилось. Но крупные городские поселения получили при этом стимул к развитию, став сосредоточением новых восточных влияний. В XVII веке, в османской Венгрии появилось 165 основных (мектепы) и 77 средних и высших теологических школ (медресе) в 39 городских поселениях Венгрии. В школах обучали письму, арифметике, чтению Корана и молитве. Турки также возводили турецкие бани, мечети и фонтаны. Большинство из них было уничтожено австрийскими Габсбургами в ходе Балканской «реконкисты». Лишь немногие памятники дошли до наших дней.

Социальная мобильность и исламизация

Ввиду гибели или миграции значительной части венгерского дворянства и крупных землевладельцев, ряд простых венгров воспользовались новыми возможностями, предоставленными турецким военно-административным аппаратом, перешли в ислам, поступили на службу к султану и получили значительные возможности местного самоуправления. Некоторые из них (мадьярабы) переселились или же были переселены в другие районы империи, став частью турецкого этноса. Многие пленные венгры были проданы в рабство в Румелии и Анатолии.

Отрывок, характеризующий Османская Венгрия

– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.