Освенцим (фильм)

Освенцим
Auschwitz
Жанр	драма исторический фильм
Режиссёр	Уве Болл
Продюсер	Сандра Бассо Уве Болл Дэн Кларк Джонатан Шор
Автор сценария	Уве Болл
В главных ролях	Уве Болл Штеффен Меннекес Арвед Бирнбаум
Оператор	Матиас Нойманн
Композитор	Джессика де Рой
Страна	Германия
Язык	немецкий
Год	2011
IMDb	ID 1722426
Выход фильма «Освенцим» (оригинальное название — Auschwitz)

К:Фильмы 2011 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Осве́нцим, нем. Auschwitz — немецкий фильм-драма 2011 года, поставленный Уве Боллом.

Сюжет

В начале фильма Уве Болл жалуется на отсутствие гражданского мужества современного немецкого общества, которое недостаточно интересовалось историей военных преступлений в эпоху нацизма. Чтобы доказать это, он интервьюирует группу школьников, как коренных немцев, так и выходцев из семей иммигрантов, задавая им вопросы о Второй мировой войне и Холокосте. Ответы мальчиков и девочек поражают: они мало информированы и не особо интересуются этими вопросами. Такие понятия, как концлагерь, СС, евреи, Гитлер, им тоже малознакомы — они даже часто не могут толком отнести их к определённой исторической эпохе (ответы варьируют — от 16 века до 1950-х гг.). После высказывания одного из школьников, что его бабушка неохотно говорит о тех временах, документальная часть заканчивается и начинается художественная.

Группа людей сидит в вагоне едущего поезда в страхе от того, куда их могут везти. Они прибывают в лагерь, где эсэсовцы регистрируют их. Тем временем других заключённых заставляют раздеться и заталкивают в «душевую комнату» (то есть газовую камеру). Там после некоторого ожидания их умерщвляют газом. В это время новоприбывшая группа проходит отбор, и «годных» помещают в бараки. Солдат, раздражённый тем, что ребёнок не перестаёт кричать, застреливает его.

Группа заключённых ведёт себя тихо и спокойно, не пытаясь протестовать. Мальчик говорит, что не хочет идти в душ. В то время, как заключённые находятся в душевой комнате, другая группа заключённых-евреев направляется в раздевалку, чтобы провести там уборку. Затем они осматривают вещи, отбирая среди них ценности, в то время как немецкие солдаты пьют кофе, обсуждают между собой планы на отпуск и жалуются на неисправности печей. Тем временем можно слышать крики и выстрелы, однако солдаты не обращают на них внимания. Между делом в «душевой комнате» умерщвляют очередную группу заключённых. Когда все погибают, в помещение направляют очередную группу евреев, чтобы они отнесли тела в крематорий.

В конце снова демонстрируются документальные записи — интервью со школьниками. На этот раз некоторые из школьников выглядят более заинтересованными и информированными. Теперь у них есть информация к размышлению. Болл затрагивает в интервью и схожие темы, такие, как геноцид армян, уничтожение советских заключённых в Гулаге во времена сталинских репрессий, а также положение палестинцев. В конце Болл говорит, что за преступные деяния должен отвечать не бог, а сам человек, и от него самого зависит, сможет ли он избежать преступлений.

Актёры

• Штеффен Меннекес
• Арвед Бирнбаум
• Ник Гольдман
• Алексис Ваверка — заключённый
• Максимилиан Гертнер
• Гарольд Леви — заключённый-дантист
• Уве Болл — охранник газовой камеры

Съёмки

Болл снимал фильм в феврале-марте 2010 г. в г. Загреб, столице Хорватии. При съёмках использовались декорации фильма-утопии Бладрейн 3: Третий рейх, снятого тем же режиссёром.

Выпуск

Премьера фильма состоялась 13 февраля 2011 г. в Берлине. Ряд критиков бойкотировали премьеру по причине «чрезмерной жестокости».

Фильм вызвал много негативных отзывов критики из-за того, что он слишком натуралистично и буднично описывает быт палачей Освенцима, для которых уничтожение заключённых превратилось в рутинную работу, не более того. Одна из наиболее шокирующих сцен, вошедшая также в трейлер фильма — где охранник, которого сыграл сам Уве Болл, дремлет перед дверью газовой камеры, в которую отчаянно колотят изнутри узники.

В том же 2011 г. Болл подал судебный иск против Берлинского кинофестиваля («Берлинале»). Формальным поводом стало то, что режиссёр был вынужден заплатить 125 евро за входной билет. Болл заявил: «Я считаю, что Берлинале не относится одинаково беспристрастно ко всем фильмам. (Директор фестиваля) Косслик (Dieter Kosslick) имеет договорённости с крупными студиями и приглашает своих старых приятелей со времён Filmstiftung. Там нет никакой честной конкуренции».

Ссылки

• Auschwitz (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Освенцим (фильм)

– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.