Первая англо-майсурская война

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Первая англо-майсурская война
Основной конфликт: Англо-майсурские войны

Карта боевых действий
Дата

1767–1769

Место

Индийский субконтинент

Итог

Мадрасское соглашение (англ.)

Противники
Майсур Британская Ост-Индская компания
Наваб Карнатика
Хайдарабад
Государство маратхов
Командующие
Хайдер Али
Лутф Али Бег
Типу Султан
Реза Сахиб
Йозеф Смит
Джон Вуд
Полковник Брукс
Мухаммед Али Хан Валладжа
Асаф Джах II
Мадхаврао I
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Первая англо-майсурская война — война на индийском субконтиненте между княжеством Майсур и Британской Ост-Индской компанией. Война была спровоцирована низамом Хайдарабада, Асафом Джахом II (англ.), который стремился отвлечь руководство компании от попыток получить контроль над Северными Сиркарами (англ.).





Предыстория

Восемнадцатый век стал периодом великих потрясений на индийском субконтиненте. В начале века большая часть субконтинента оказалась под контролем Могольской империи, но после смерти в 1707 году императора Аурангзеба империя начала распадаться, активизировалась борьба между наместниками и другими местными правителями за территорию[1]. В 1740-х и 1750-х годах французские и британские колониальные компании стали более активно участвовать в этих локальных конфликтах, а также в войнах за Карнатик (англ.). Англичане укрепились в Бомбее, Мадрасе и Калькутте, но в то же время они не смогли устранить влияние других колониальных держав. В Мадрасе также было сильным влияние наваба Карнатика (англ.), Мухаммеда Али Хана Валладжаха (англ.), территория которого окружала город. Другой крупной державой на востоке было Хайдарабад, бывшее вице-королевство Империи Моголов, которое было провозглашено независимым государством в 1720-х годах. В Майсуре номинально правили представители династии Водеяр (англ.), но в 1761 году княжеством стал руководить военачальник Хайдер Али[2].

Каждая из этих держав была заинтересована в ослаблении соседа, и поэтому стремилась привлечь вооружённые силы французских и британских колониальных компаний на свою сторону. Колониальные державы же стремились влиять на местные власти, чтобы получить либо прямой контроль над их территорией, либо часть доходов из бюджета территории, которая номинально контролировалась местным правителем, но платило дань за финансовую и военную поддержку. Европейская военная подготовка была на порядок лучше, чем местная. Это было особенно важно, так как небольшое войско из хорошо обученных европейских солдат могло нанести поражение значительно большей по численности индийской армии, которая состояла из плохо обученной пехоты и кавалерии[3].

Причины войны

Британская Ост-Индская компания, желая создать связь по суше между своими полуанклавами в Мадрасе и Бенгалии, стремилась получить контроль над Северными Сиркарами (англ. Northern Circars — ряд прибрежных территорий, принадлежавших французам до 1758 года; затем французы были вытеснены оттуда британскими вооружёнными силами). Британцы обратились к низаму, предлагая платить за территорию значительно больше, чем он получал от наваба Карнатика. Низам отклонил предложение[4]. Лорд Роберт Клайв обратился к императору Великих Моголов Шаху Аламу II, который в августе 1765 года издал указ о предоставлении компании права на спорную территорию[5].

В то же время Низам вступил в союз с маратхами. Он и пешва Мадхав-рао I были обеспокоены экспансионистской угрозой со стороны Хайдера Али. С 1765 года союзники начали разрабатывать планы вторжения в княжество Майсур. Когда в марте 1766 года британцы начали занимать Северные Сиркары, низам возражал и посылал письма с угрозами к компании в Мадрас[6]. Он хотел начать войну против компании, но из-за проблем с финансами не смог этого сделать[7]. Вместо этого он начал вести переговоры с компанией в ноябре 1766 года. Согласно его условиям, компания получала четыре из пяти территорий Киркарсов немедленно (пятый округ Гунтур, которым руководил сын низама как джагхир (англ.), должен был перейти к компании после смерти сына). В ответ британцы должны были предоставить военную поддержку низаму на его усилиях. Один из историков описывал данное соглашение низама, как финансовую необходимость[8]. В соответствии с этим договором, компания предоставила два батальона войск низаму[7].

Конфликт с участием властей Мадраса, Мухаммеда Али Хана Валладжаха и Хайдера Али перешёл в открытую стадию. Территорию, подконтрольную Мухаммеду Валладжаху, окружили англичане, также он был расстроен тем, что Хайдер занимался укрывательством его противников, в том числе его старшего брата Махфунза Хана и Раджа Сахиба, сына Чанда Сахиба (предыдущего претендента на престол Карнатика). Хайдер было раздосадован и тем, что британцы создали укрепленный форпост в Веллуру, и что компания несколько раз отвергла его предложения о союзе. Его предложение, которое он сделал в конце 1766 года, было отклонено, поскольку местные компании посчитали, что подписание данного договора противоречило бы соглашению, заключённому с низамом Хайдарабада[9].

Ход войны

Война началась в январе 1767 года, когда маратхи, возможно, ожидая атаки со стороны низама, вторглись в северный Майсур. Они прошли на юг до реки Тунгабхадра, прежде чем Хайдер вступил в переговоры, чтобы положить конец вторжению. В обмен на выплату контрибуции маратхи согласились вывести войска к северу от реки Кришна; а к марту, когда низам начал своё вторжение, они уже полностью отступили с территории княжества. Историк Марк Уилкс считает, что это вторжение маратхов было осуществлено с целью подправить своё финансовое положение[10]. Низам продвинулся до Бангалора, в сопровождении двух батальонов Ост-Индской компании под командованием полковника Джозефа Смита[11].

В мае Смит обнаружил, что Хайдер и низам вели переговоры насчёт создания альянса, и снял большую часть своих войск с границы в Карнатик[11]. Сделка, состоявшаяся между двумя державами, была заключена против англичан. Хайдер заплатил низаму, в ответ тот признал Типу Султана (сына Хайдера) навабом Карнатика. Несмотря на мирное соглашение между сторонами конфликта, они всё равно не доверяли друг к другу; Хайдер Али посылал шпионов в лагерь низама.

Эти дипломатические манёвры привели к нападению на войска компании в форпосте Чангама, совместными усилиями Майсура и Хайдарабада, под командованием Хайдера Али[12][13]. Несмотря на значительно превосходящие по численности войска (по британским оценкам размер армии союзников составлял 70.000, а британских — 7.000 солдат), союзники не смогли взять британский форпост и отступили с большими потерями. Затем Хайдеру удалось захватить Пухар (англ.) после двух дней осады, в то время как полковник Смит отступил из Чангама в Тируваннамалай для перегруппировки сил[14][12]. Хайдер попробовал осадить Туриваннамалай, но осада не удалась и он отступил 26 сентября 1767 года[15]. С наступлением сезона дождей Хайдер решил продолжить военную кампанию, а не воспользоваться обычной практикой приостановления операций из-за сложных погодных условий для армии[16]. После захвата нескольких форпостов он осадил город Амбур в ноябре 1767 года, заставив британцев перейти к активным боевым действиям[17]. Британский командующий гарнизоном отказался от крупной взятки, предлагаемой Хайдером в обмен на капитуляцию, и прибытие подкрепления со стороны компании в начале декабря вынудило Хайдера снять осаду[18]. Он отступил на север вместе с силами низама, но впал в уныние, когда весь корпус европейской конницы перешёл на сторону англичан[19]. Неудача этой военной кампании, в сочетании с успешными британскими действиями в Северном Киркарсе в сочетании с тайными переговорами между Ост-Индийской компанией и низамом, привели к расколу между Майсуром и Хайдарабадом. Последний отозвал обратно в Хайдарабад свои войска и, в конце концов, заключил новый мирный договор с британской компанией в 1768 году. Хайдер искал пути закончить конфликт, но британцы отказались вести переговоры с ним[20].

В начале 1768 года бомбейское президентство организовало экспедицию в Майсур, в провинцию Малабар. Это было вызвано тем, что в середине 1760-х годов Хайдер основал небольшой флот в порту Мангалор. Этот флот, состоявший из десяти судов, дезертировал в массовом порядке из-за того, что капитаны были недовольны Лутфом Али Бегом, офицером майсурской кавалерии, в качестве командира флота[21]. Когда Лутф Али Бег отозвал большую часть гарнизона в Мангалоре для атаки на британские цели в Хоннаваре (англ.). Британцы же воспользовались этим и заняли Мангалор при минимальных потерях[22]. Это поражение, в сочетании с потерей союзника в лице низама Хайдарабада, побудило Хайдера выйти из Карнатика и выдвинуться до Малабара. Его сыну Типу удалось отвоевать Мангалор и другие порты, захваченные британцами[23][22]. Он также стал взимать дополнительные налоги с населения, в качестве наказания за поддержку британских войск[23].

Во время отсутствия Хайдера в Карнатике британцы сумели захватить много территории и дойти до Диндигула[24]. В августе 1768 года британцы также вступили в союз с маратхами[25]. Британцы приступили к осаде Бангалора, где Хайдер находился с 9 августа[26]. 22 августа Хайдер напал на лагерь маратхов в Оскоте (англ.), но атака была отбита с большими потерями для Майсура[27]. Хайдер пришёл к выводу, что ему не удастся разбить войска союзников, и он отступил к Гуррабконде (англ.), где правил его двоюродный брат[28]. Он также пытался принять дипломатические меры, чтобы снять осаду с Бангалора, предлагая заплатить дань и дать концессии на землю в обмен на мир. Британцы же предоставили другой список требований, требуя Майсура платить дань низаму Хайдарабада и передать больше земель для британской Ост-Индийской компании. Хайдер отказался иметь дело с Мухаммедом Али Хан Валладжахом. Путём переговоров сторонам не удалось найти общий язык[28].

3 октября 1768 года Хайдер, во время выдвижения его армии из Гурамконда назад к Бангалору, был удивлён появлением небольшого гарнизона войск низама Хайдарабада в Мулвагале, недалеко от Оскоты. Этот небольшой отряд был окружён целой армией Хайдера[29], однако британцы пришли на помощь союзникам. Полковник Брукс приказал вытащить две пушки на вершину холма, и закричал «Смит! Смит!» во время стрельбы из пушки[30]. Хайдер Али подумал, что Йозеф Смит принимает участие в сражении, и решил отступить. Это позволило полковнику Вуду присоединиться к Бруксу и другим подкреплениям из Мулвагала. Только после этого Хайдер понял, что был обманут и британский войска под командованием Брукса не представляли из себя серьёзной силы[30]. Тогда он возобновил свои атаки, но в конечном итоге был вынужден отступить понеся большие потери. Он потерял около 1.000 человек, в то время как англичане потеряли всего около 200[31]. Полковник Смит был убежден, что он не сможет эффективно осаждать Бангалор, без предварительного нанесения крупного поражения Хайдеру в открытом бою[32]. Должностные лица компании обвинили Смита в его неспособности нанести решающее поражение Хайдеру, и вызвали его обратно в Мадрас. Хайдер воспользовался возможностью, чтобы осадить Хосур (англ.). Когда полковник Вуд вступил в бой, Хайдер снял осаду города и напал на обоз Вуда около Багалура. Хайдер успешно захватил материалы и оружие[33]. После этого поражения Вуд был заменён полковником Лангом[34].

Хайдер подтянул дополнительные силы в Майсур и перешёл в наступление. В ноябре 1768 года он разделил своё войско на две части, и возглавил поход на Карнатик, вернув контроль над многими территориями. После установления контроля над большей частью южного Карнатика его войско выдвинулось на Мадрас[34] Это побудило британцев отправить гонца для обсуждения условий перемирия с Хайдером. Однако Хайдер Али настаивал, что наваб Карнатика должен быть исключен как сторона переговоров, из-за этого подписание мира не состоялось. Хайдер Али, возглавляя войска 6.000 кавалерии и небольшого количества пехоты, сделал за три дня переход в 210 километров до Мадраса[35].

Эта демонстрация силы заставила британскую Ост-Индскую компанию пробовать вести переговоры дальше, так как Мадрас был оставлен почти без защиты[36]. Хайдер тоже искал дипломатические рычаги против маратхов, хотел заключить в британцами договор для совместных действий против них[37]. Мирное соглашение (англ.), подписанное в Мадрасе 29 марта 1769 года, включало в себя обязательства по оказанию военной помощи союзнику в случае нападения третьей стороны[38].

Сражения

  • Битва за Ченгам (3 сентября 1767 года)
  • Битва за Тируваннамалай (25 сентября 1767 года)
  • Осада Амбура (с ноября по декабрь 1767 года)
  • Битва за Оскоту (22 августа 1768 года)
  • Битва за Мулвагул (4 октября 1768 года)
  • Битва за Боглур (22—23 ноября 1768 года)

Последствия

Хайдер Али, будучи вдохновлённым союзническим соглашением с англичанами, вступил в войну с маратхами в 1770 году, а затем попросил у британцев военную поддержку, когда маратхи проникли на майсурские территории[39]. Британцы отказались помочь ему, хотя они также были втянуты в конфликт с маратхами в 1770-х годах. Княжество Майсур провоевало с маратхами до конца 1779 года, война закончилась безрезультатно, но по заключении мира оба государства договорились о союзе и выступили вместе против англичан. Это привело к началу второй англо-майсурской войны в 1780 году[40]. Этот конфликт опустошил большую часть Карнатика, а также не смог окончательно урегулировать разногласия между княжеством Майсур и англичанами. Разрешение конфликта произошло в 1799 году, после убийства сына Хайдера — Типу, и восстановления династии Водеяров как британских клиентов.

Напишите отзыв о статье "Первая англо-майсурская война"

Примечания

  1. Bowring, pp. 19-23
  2. Bowring, p. 33
  3. Duff, pp. 607—608
  4. Duff, p. 651
  5. Duff, p. 652
  6. Regani, p. 130
  7. 1 2 Regani, p. 131
  8. Regani, pp. 133—134
  9. Regani, p. 129
  10. Duff, p. 653
  11. 1 2 Wilks, p. 306
  12. 1 2 Bowring, p. 49
  13. Wilks, p. 312
  14. Wilks, p. 311
  15. Bowring, p. 50
  16. Wilks, p. 322
  17. Wilks, p. 323
  18. Wilks, p. 324
  19. Wilks, p. 326
  20. Wilks, pp. 328—329
  21. Sen, pp. 147—148
  22. 1 2 Wilks, p. 331
  23. 1 2 Bowring, p. 51
  24. Bowring, p. 52
  25. Wilks, p. 340
  26. Wilks, pp. 341—342
  27. Wilks, p. 342
  28. 1 2 Bowring, p. 53
  29. Wilks, p. 346
  30. 1 2 Wilks, p. 347
  31. Wilks, p. 348
  32. Bowring, p. 54
  33. Bowring, p. 55
  34. 1 2 Bowring, p. 56
  35. Bowring, p. 57
  36. Wilks, pp. 367—369
  37. Duff, p. 668
  38. Bowring, p. 58
  39. Bowring, pp. 59-82
  40. Bowring, pp. 80-84

Литература

  • Bowring Lewin. [books.google.com/books?id=v80NAAAAIAAJ Haidar Alí and Tipú Sultán, and the Struggle with the Musalmán Powers of the South]. — Oxford: Clarendon Press, 1899.
  • Brittlebank Kate. Tipu Sultan's Search for Legitimacy. — Delhi: Oxford University Press, 1999. — ISBN 9780195639773.
  • Chitnis Krishnaji Nageshrao. The Nawabs of Savanur. — New Delhi: Atlantic Publishers and Distributors, 2000. — ISBN 9788171565214.
  • D'Souza A. L. P. History of the Catholic Community of South Kanara. — Mangalore: Desco Publishers, 1983.
  • Duff James Grant. [books.google.com/books?id=tYscAAAAMAAJ&pg=PA652#v=onepage&f=false History of the Mahrattas, Volume 1]. — London and Bombay: Times of India, 1878.
  • Lethbridge Sir Roger. [books.google.com/books?id=3kwoAAAAYAAJ&pg=PA94#v=onepage&f=false The Golden Book of India: A Genealogical and Biographical Dictionary of the Ruling Princes, Chiefs, Nobles, and Other Personages, Titled or Decorated, of the Indian Empire]. — London and New York: Macmillan, 1893.
  • Narasimha Roddam. The Dynamics of Technology: Creation and Diffusion of Skills and Knowledge. — New Delhi: Sage Publications, 2003. — ISBN 9780761996705.
  • Rao Punganuri Ram Chandra. [books.google.com/books?id=_7QIAAAAQAAJ&pg=PP5#v=onepage&f=false Memoirs of Hyder and Tippoo: Rulers of Seringapatam, Written in the Mahratta Language]. — Madras: Simkins, 1849. Rao Punganuri was, according to Brown, in the employ of both Hyder and Tipu.
  • Regani Sarojini. [books.google.com/books?id=9Fb26pWqhScC&lpg=PA134&pg=PA130#v=onepage&f=false Nizam-British Relations, 1724–1857]. — New Delhi: Concept Publishing, 1988. — ISBN 9788170221951.
  • Sen Surendra Nath. Studies in Indian History: Historical Records at Goa. — New Delhi: Asian Educational Services, 1993. — ISBN 9788120607736.
  • Subramanian K. R. The Maratha Rajas of Tanjore. — Mylapore, Madras: self-published, 1928.
  • Tour Maistre de la. [books.google.com/books?id=dKoBAAAAMAAJ&pg=PR3#v=onepage&q&f=false The History of Hyder Shah, Alias Hyder Ali Khan Bahadur]. — London: W. Thacker, 1855. Biography of Hyder and memoir by one of his French officers; coauthor Gholam Mohammed was Tipu Sultan’s son.
  • Wilks Mark. [books.google.com/books?id=GrgIAAAAQAAJ&pg=PR1#v=onepage&q&f=false Historical Sketches of the South of India, in an Attempt to Trace the history of Mysoor]. — Second. — Madras: Higginbotham, 1869.
  • Journal of the United Service Institution of India, Volume 32. — New Delhi: United Service Institution of India, 1903.


Отрывок, характеризующий Первая англо-майсурская война

Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.