Петровская икона Божией Матери
| Петровская икона Божией Матери | |
 Икона-пядница из Успенского собора Кремля | |
| Дата появления: |
кон. XIII века |
|---|---|
| Иконографический тип: |
Одигитрия |
| Местонахождение: |
оригинал утерян |
| Чтимые списки |
почитаемый древний список в Успенском соборе Московского Кремля |
| Дата празднования |
24 августа (6 сентября) |
Петровская икона Божией Матери — икона Богородицы, почитаемая чудотворной. Предание приписывает её авторство митрополиту Петру. Считается первой московской чудотворной иконой[1]. Празднование иконе совершается 24 августа (по юлианскому календарю).
Содержание
История иконы
Согласно житию митрополита Петра (самая ранняя редакция относится к 1327 году) он был иконописцем и написал эту икону в бытность игуменом Спасо-Преображенского монастыря на Волыни. Икона была преподнесена им в дар митрополиту Максиму, который принёс её во Владимир, где находилась кафедра Киевских митрополитов. После смерти Максима в 1305 году начался спор за место первосвятителя Киевской мирополии: галицкий князь Юрий Львович направил в Константинополь Петра, а Михаил Ярославич Тверской — игумена Геронтия. Последний взял с собой в дорогу образ Богородицы, находившийся у митрополита Максима.
Житие сообщает, что во время плаванья Геронтия в Константинополь ему во сне было видение иконы Богородицы, от которой был глас:
|
Константинопольский патриарх Афанасий поставил новым митрополитом Киевским и всея Руси Петра и отдал ему написанную им икону Богородицы, бывшую у Геронтия. Пётр перенёс её вначале во Владимир, а в 1325 году когда кафедра митрополита стала располагаться в Москве поместил её в Успенском соборе Московского Кремля. В источниках XV века икона называлась «животворивой» и вероятно помещалась у гроба святителя Петра и упоминается в летописных рассказах о спасении Москвы от врагов. Петровская икона особо почиталась московскими первосвятителями — её носили перед ними на крестных ходах, приносили на поклонение к их гробницам. Патриарх Иов брал Петровскую икону вместе с Владимирской и Донской, когда ходил к Борису Годунову просить его принять царство.[3] В 1613 году икона была принесена в Кострому где участвовала в призвании на царство Михаила Фёдоровича.[4]
На рубеже XIX—XX веков чудотворная древняя икона исчезает из собора, в нём остаётся небольшая икона-пядница (30,5 на 24,5 см.) неизвестного происхождения, датируемая концом XIV — началом XV века, находящаяся в южном пристенном иконостасе Успенского собора.[5] Возможно она и является на самом деле древним почитаемым образом.[1] Об этом косвенно свидетельствует её точный список сделанный Назарием Савиным в 1614 году, который не только повторяет её до мельчайших деталей, но и единственный содержит надписание «Петровская».
Списки
- Новгородский список XIV века (Государственная Третьяковская галерея, Москва);
- Чтимый список XVI века (Кирилло-Белозерский музей-заповедник, Кириллов);
- Чтимый список в Калуге.
Напишите отзыв о статье "Петровская икона Божией Матери"
Примечания
- ↑ 1 2 Щенникова Л. А. [www.kirmuseum.ru/issue/article.php?ID=2216 Иконы Богоматери, чтимые в Московской Руси XIV—XV веков]
- ↑ Житие святого Петра, митрополита Киевского и всея России
- ↑ [www.sedmitza.ru/text/783989.html Петровская икона Божией Матери]
- ↑ Авраамий Палицын. [www.stsl.ru/lib/palitsin/ch72.php Сказание]. Проверено 10 октября 2009.
- ↑ Толстая Т. В. Успенский собор. М., 2008. С. 154. ISBN 978-5-88678-189-2
Ссылки
- [days.pravoslavie.ru/Life/life4512.htm Петровская икона Пресвятой Богородицы] на сайте Православие.Ru
- Поселянин Е. [www.sedmitza.ru/text/440302.html Сказания о чудотворных иконах Богоматери. Август] // Поселянин Е. Богоматерь. Описание Ее земной жизни и чудотворных икон. М: АНО «Православный журнал «Отдых христианина», 2002 г.
| |||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Петровская икона Божией Матери
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
