Планерная улица (Санкт-Петербург)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 60°00′36″ с. ш. 30°14′02″ в. д. / 60.01000° с. ш. 30.23389° в. д. / 60.01000; 30.23389 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=60.01000&mlon=30.23389&zoom=12 (O)] (Я)
Планерная улица
Санкт-Петербург
Общая информация
Район города Приморский
Протяжённость 5 км
Ближайшие станции метро  «Старая Деревня»,

 «Комендантский проспект»

Почтовый индекс 197372, 197373
[www.openstreetmap.org/?lat=60.0059&lon=30.2446&zoom=13&layers=M на карте OpenStreetMap]
[maps.yandex.ru/-/CVei4GO9 на карте Яндекс]
[goo.gl/maps/guaLY на карте Google]

Пла́нерная у́лица (Планёрная у́лица) — улица в Приморском районе Санкт-Петербурга. Согласно данным Реестра названий объектов городской среды, проходит от Приморского шоссе и улицы Савушкина до Глухарской улицы.





Название

История

Улица наименована 4 апреля 1988 года, как указано в решении, «в честь первого безмоторного летательного аппарат — планера» в ряду улиц этого района, названия которых посвящены теме отечественной авиации[1].

Ударение

Существует топонимическая проблема с формой названия — Планерная или Планёрная. На момент присвоения основным нормативным вариантом считалось ударение планёр, поэтому улица должна быть Планёрная. Однако сейчас нормативный вариант — пла́нер, а потому название произносят как Пла́нерная, такая же норма зафиксирована в реестре названий объектов городской среды Санкт-Петербурга[2].

Примыкания и пересечения

Напишите отзыв о статье "Планерная улица (Санкт-Петербург)"

Примечания

  1. Большая топонимическая энциклопедия Санкт-Петербурга / под ред. А. Г. Владимировича. — СПб: ЛИК, 2013. — С. 345. — 1136 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-86038-171-1.
  2. Светозарова Н. Д. Языковые особенности петербургской топонимики и проблема их сохранения // Топонимический альманах. № 1. — 2015. С. 42

Литература

Отрывок, характеризующий Планерная улица (Санкт-Петербург)

– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.