Покровская просветительная крещёно-татарская женская община

Монастырь
Покровская просветительная крещёно-татарская женская община
Страна	Российская империя
Местоположение	Мамадышский уезд Казанской губернии
Конфессия	Православие
Епархия	Казанская
Тип	женский
Дата основания	1907 - 1908 гг.
Дата упразднения	1917—1919 гг. (разорена)
Здания: Домовой храм во имя Преподобного Серафима, Саровского чудотворца • четыре деревянных одноэтажных дома • гостиница • деревянная одноэтажная школа
Реликвии и святыни	Казанская икона Божией Матери — благословение отца Иоанна Кронштадтского

Покровская просветительная крещёно-татарская женская община — православная «крещёно-татарская» (крещенская, кряшенская) монашеская обитель, действовавшая в начале двадцатого века в Мамадышском уезде Казанской губернии.

Основание

Начало созданию общины было положено в 1907 году, когда княгиней Антониной Фёдоровной Ухтомской — матерью епископа Мамадышского Андрея (князя А. А. Ухтомского) «Братству Святителя Гурия» (БСГ) был пожертвован участок земли площадью 108 десятин в Мамадышском уезде Казанской губернии для того, «чтобы на этой земле была основана женская община с просветительными целями». Уполномоченным княгини в данном деле выступал преподаватель Казанской учительской семинарии Р. П. Даулей.

Вероятнее всего, главным инициатором учреждения общины являлся сам епископ Андрей (князь А. А. Ухтомский). Архиепископ Казанский и Свияжский Иаков (И. А. Пятницкий) в своей речи 17 (30) августа 1911 года на общем собрании БСГ особо выделил в ряду его заслуг создание двух кряшенских («крещёно-татарских») монашеских обителей: мужского Трёхсвятительского скита при Казанском Спасо-Преображенском миссионерском монастыре в Лаишевском уезде (с 1911 года — отдельного Трехсвятительского крещёно-татарского монастыря) и женской Покровской просветительной крещёно-татарской общины в Мамадышском уезде. Он подчеркнул, что:

Это – две самые драгоценные жемчужины в том венце правды, который уготовит и воздаст ему в своё время Господь – Праведный Судия.

Главной задачей общины было противодействие миссионерской деятельности мусульманских проповедников, активно действовавших в кряшенской («крещёно-татарской») среде и укрепление в христианстве тех, кто ещё не попал под их влияние. В связи с этим община была основана «в центре тех селений, которые наиболее подвержены татаризации».

Организация общины

В мае 1908 года княгиня А. Ф. Ухтомская заявила архиепископу Казанскому и Свияжскому Никанору (Н. Т. Каменскому) о готовности пожертвовать БСГ 108 десятин земли «со всеми находящимися на ней постройками» на условиях, что там должна быть устроена «крещёно-татарская женская община с храмом во имя Пресвятыя Богородицы и с наименованием Покровская просветительная община». Причём, «хозяйство Братства и будущей Покровской общины должно быть вполне самостоятельным»

Местный архиерей поддержал эту инициативу и направил соответствующее ходатайство в Святейший Правительствующий Синод (СПС). После согласования, СПС указом от 29 октября (11 ноября) 1908 г. уведомил архиепископа Казанского и Свияжского Никанора (Н. Т. Каменского) о том, что не встречает препятствий к принятию БСГ жертвуемого княгиней А. Ф. Ухтомской участка земли «на указанных ею условиях», а также, по совершению соответствующего акта, к устройству на даруемой земле «крещёно-татарской просветительной женской общины с храмом во имя Пресвятой Богородицы, с наименованием её Покровскою и с тем, чтобы хозяйство общины было самостоятельным от хозяйства Братства, состоя под надзором епархиального начальства».

Первыми насельницами обители стали 7 — 8 девушек «из крещёных татар», которых возглавила учительница БСГ Зинаида Сергеевна Дымова (окончившая курс гимназии и фельдшерской школы). С благословения духовного начальства они поселились на пожертвованной княгиней А. Ф. Ухтомской земле.

Большинство обитателей общины принадлежали к низшим сословиям. При этом община развивалась почти исключительно благодаря их подвижнической деятельности и пожертвованиям благотворителей (в основном — членов БСГ), хотя сами сёстры и пребывали постоянно в бедности.

Храм, постройки, территория, святыни

23 июля (5 августа) 1908 г. «свияжская купчиха» З. С. Дымова обратилась к архиепископу Никанору (Н. Т. Каменскому) с прошением о благословении на сооружение при Покровской общине домовой церкви во имя Преподобного Серафима Саровского, получив на это предварительно благословение епископа Андрея (князя А. А. Ухтомского). Прошение было удовлетворено, и 9 (22) сентября 1908 г. последним была совершена закладка деревянного храма.

Одновременно на благотворительные средства шло возведение при общине здания «под училище-приют для воспитания и обучения крещёно-татарских девочек» (содержание училища /школы/ — в двухклассном составе — приняло на себя министерство народного просвещения, а содержание приюта осталось за самой общиной, что было для неё весьма обременительно).

Торжества закладки храма и открытия училища начались с вечера 8 (21) сентября 1908 г. всенощным бдением в честь Святителя Феодосия Черниговского, проходившим в большой комнате дома, где располагались сёстры. Утром 9 (22) сентября были совершены освящение дома двухклассного училища при общине и его открытие.

После этого духовенство во главе с епископом Андреем (князем А. А. Ухтомским) направилось с крестным ходом к месту будущего храма. При этом, как отмечал Р. П. Даулей: «В числе образов выделялись два: один — Казанской Божией Матери, благословение Покровской общине отца Иоанна Кронштадтского, а другой — трёх Казанских Святителей, благословение Трёх-Святительского крещёно-татарского скита».

Кроме этого, 4 (17) сентября в благословение общине архиепископ Казанский и Свияжский Никанор (Н. Т. Каменский) послал ей икону Пресвятой Богородицы «Покров», а также пожертвовал свою книгу «Толковый Апостол» — «в душевное окормление насельниц обители» и «хлеб-соль» (в серебряной солонице и шестиугольном блюде) — «в грядущее хлебосольство и странноприимничество».

Во время молебствия в школе и при закладке храма, где наблюдалось большое стечение народа, пел хор, составленный из сестёр общины, под управлением заведующего женской школы отца диакона М. Леонтьева. В конце службы епископ Андрей (князем А. А. Ухтомский) преподал сёстрам обители наставление, которое «тут же было переводимо для слушателей на татарский язык, так как большую часть молящихся составляли крещёные татары из ближайших приходов».

22 декабря 1908 г. состоялось освящение домового храма во имя Преподобного Серафима, Саровского чудотворца. По предложению епископа Андрея (князя А. А. Ухтомского) и с благословения местного архиерея осуществил его и. д. благочинного монастырей третьего округа Казанской епархии, игумен Трёхсвятительского крещёно-татарского скита Гурий — в сослужении пяти священников (села Нырты — Николая Прокофьева, села Карабаян — Евдокима Комисарова, села Абди — Николая Приклонского, села Гороховое Поле — Матвея Чебышева, села Старая Икшурма — Николая Кириллова) и двух диаконов (иеродиакона Трёхсвятительского крещёно-татарского скита Варсонофия и диакона села Абди Василия Альпидовского).

Храм был возведён в короткие сроки и являлся весьма скромным по размерам: в 1909 г. епископ Андрей (князь А. А. Ухтомский) отмечал, что «он так мал, что не может вместить почти никого, кроме учениц и самих монашек, — до 20 человек». Не могла община позволить себе и содержание постоянного священника, а сами насельницы помещались «в единственной комнате-избе».

В училище-приют ко времени его открытия было принято около тридцати девочек (при том, что желающих учиться было очень много, но община не располагала достаточными средствами для содержания большого количества детей), к ноябрю 1909 г. их число возросло до пятидесяти трёх. Кроме этого, при училище (школе) действовало ремесленное отделение, где воспитанницы училища и «постоянные» ученицы постигали ткацкое ремесло.

Разорение общины

К 1917 г. в общине имелся один деревянный храм, «снабженный достаточно церковными и богослужебными принадлежностями», четыре деревянных одноэтажных дома, одна гостиница и одна деревянная одноэтажная школа (территория общины была обнесена «деревянной стеной»). За общиной числилось сто десятин земли, а её капитал составлял 17527 рублей 96 копеек наличными и 17450 рублей процентными бумагами. При этом, как отмечалось в обращении заведующей общиной монахини Софии (Разумовской) к епископу Чистопольскому Анатолию (А. Г. Грисюку) от 22 августа (3 сентября) 1919 г., «до 1918 года Покровская община имела 52 десятины пахотной земли, которая обрабатывалась своим трудом».

В общине значилось 52 человека: настоятельница, две рясофорных послушницы, сорок четыре послушницы и пять «на воспитании».

Разорение монастыря, согласно документам, началось летом 1917 г. В июне 1917 г. «татарами соседней деревни Каин-Илга» у общины был захвачен «весь покос (числившийся по книгам, в количестве 10 десятин)», тому же обществу, «по их настойчивому требованию», с согласия общины, было отдано «7 десятин исполу под ржаное поле». 5 ноября 1917 г. начались угрозы разгромить общину, вследствие чего 6 ноября ученицы двухклассной школы разъехались по домам и занятия прекратились. В виду этого иконы и церковная утварь были «увезены в церковь села Ныртов, другое же монастырское имущество — в соседнюю русскую деревню Богдановку». По свидетельствам монахини Софии (Разумовской) и послушницы Екатерины Боровицкой, они «все время находились в опасности, ожидая погрома, и так продолжалось до 14 ноября», после чего «стало значительно спокойнее и все монастырское, как св[ятые] иконы, так и имущество, были привезено обратно».

Литература и источники

• Алексеев И. [ruskline.ru/analitika/2012/12/21/presvyataya_vladychice_bogorodice_pomogaj_nam/ «Пресвятая Владычице Богородице, помогай нам...» (О Казанском образе Божией Матери - благословении о. Иоанна Кронштадтского Покровской просветительной крещёно-татарской женской общине…)]

• Алексеев И. [www.ruskline.ru/analitika/2008/01/22/svidetel_stva_o_razorenii_v_1917_-_1919_gg_pokrovskoj_prosvetitel_noj_kreweno-tatarskoj_zhenskoj_obwiny_mamadyshskogo_uezda_i_tr/ Свидетельства о разорении в 1917—1919 гг. Покровской просветительной крещёно-татарской женской общины Мамадышского уезда и Трёхсвятительского крещёно-татарского монастыря Лаишевского уезда]

• Алексеева Л. [www.ruskline.ru/analitika/2008/04/05/iz_istorii_sozdaniya_pokrovskoj_prosvetitel_noj_krewyono-tatarskoj_zhenskoj_obwiny_mamadyshskogo_uezda_kazanskoj_gubernii/ Из истории создания Покровской просветительной крещёно-татарской женской общины Мамадышского уезда Казанской губернии]

• Журавский А. В. [www.vob.ru/public/bishop/istor_vest/2001/1_12/12_7.htm Насильственная секуляризация монастырских хозяйств в национальных республиках Поволжья в 1917—1919 годах// Исторический Вестник. — 2001. — № 1 (12).]

Отрывок, характеризующий Покровская просветительная крещёно-татарская женская община

– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.