Поликарпов, Дмитрий Алексеевич

Дмитрий Алексеевич Поликарпов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Заведующий Отделом культуры ЦК КПСС
12 мая 1965 — 1 ноября 1965
Предшественник:	Должность воссоздана
Преемник:	Василий Филимонович Шауро
Заведующий Отделом культуры ЦК КПСС
1955 — 20 декабря 1962
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Должность упразднена
Председатель Комитета радиофикации и радиовещания при Совнаркоме СССР
1940 — 19 января 1944
Глава правительства:	Вячеслав Михайлович Молотов Иосиф Виссарионович Сталин
Предшественник:	Георгий Иванович Стуков
Преемник:	Алексей Александрович Пузин
Рождение:	21 мая 1905(1905-05-21) Новгородская губерния, Российская империя
Смерть:	1 ноября 1965(1965-11-01) (60 лет) Москва, Российская Федерация
Партия:	РКП(б) с 1924 г
Награды:

Дмитрий Алексеевич Поликарпов (21 мая 1905, д. Княжево, Новгородская губерния, Российская империя — 1 ноября 1965, Москва) — советский партийный и государственный деятель, заведующий отделом культуры ЦК КПСС (1955—1962), (1965). Известность получил как организатор публичной травли писателя, лауреата Нобелевской премии Бориса Пастернака. Адресат фразы Сталина «У меня для тебя других писателей нет!»

Биография

Родился в крестьянской семье.

В 1948 году окончил Московский областной педагогический институт (заочно), в 1948 г. — Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б) (заочно), в 1950 г. — Академию общественных наук при ЦК ВКП(б). Кандидат исторических наук (1948).

С 1923 года на комсомольской и партийной работе. Зав. Бабаевским РайОНО Ленинграда; зав. Мурманским ГорОНО (1935—1936); зав. Ленинградским ОблОНО (1936—1939)

В 1939—1944 гг. — заведующий отделом и заместитель начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б),

в 1941—1945 гг. — председатель Всесоюзного радиокомитета,

В 1944—1946 гг. — секретарь правления Союза писателей СССР.

В 1950—1951 гг. — заместитель директора, с 1951 по 1954 год — директор Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина.

В 1954—1955 гг. — секретарь Московского горкома КПСС.

В 1955 г. — секретарь правления Союза писателей СССР.

В 1955—1962 гг. — заведующий Отделом культуры ЦК КПСС,

в 1962—1965 гг. — заместитель заведующего Идеологическим отделом ЦК КПСС,

в 1965 г. — заведующий Отделом культуры ЦК КПСС.

Член РКП(б) с 1924 г. Член Центральной ревизионной комиссии КПСС (1956—1961). Кандидат в члены ЦК КПСС (1961—1965). Депутат Верховного Совета СССР 5, 6 созывов.

Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Награды

Награждён орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, медалями «За оборону Москвы», «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.»

Ссылки

• [az-libr.ru/index.shtml?Persons&FEB/99d393ee/index Поликарпов Дмитрий Алексеевич]
• [www.knowbysight.info/PPP/05179.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]
• [мпгу.рф/scientists/polikarpov-dmitriy-alekseevich/ Персональная страница на сайте МГПУ]

Отрывок, характеризующий Поликарпов, Дмитрий Алексеевич

Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.