Почётный гражданин города Обнинска
Поделись знанием:
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.
Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
| Почётное звание «Почётный гражданин города Обнинска» | |
| Оригинальное название |
Почётное звание «Почётный гражданин города Обнинска» |
|---|---|
| Страна | |
| Тип | |
| Кому вручается |
Гражданам Российской Федерации и других государств |
| Основания награждения |
За особый вклад в развитие города Обнинска |
| Статус |
Вручается |
| Статистика | |
| Параметры |
30 мм |
| Дата учреждения |
1977 |
| Первое награждение |
1977, |
| Последнее награждение |
2014, |
| Количество награждений |
41 |
| Очерёдность | |
| Старшая награда |
Нет |
| Младшая награда | |
Почётный граждани́н го́рода О́бнинска — почётное звание, присваиваемое Обнинским городским Собранием (ранее Обнинским городским Советом народных депутатов) с 1977 года по настоящее время за особый вклад в развитие города Обнинска. Высшая муниципальная награда Обнинска.
Содержание
Статус
Почётное звание «Почётный гражданин города Обнинска» является пожизненным и присваивается жителям города Обнинска, а также другим гражданам России и иных государств, за особый вклад в развитие города, за выдающиеся научные достижения, за многолетнюю, безупречную и плодотворную производственную, социально-культурную и общественную деятельность в городе, за обеспечение безопасности и защиты жизни, здоровья, прав и свобод граждан[1].
В иерархии городских наград почётное звание «Почётный гражданин города Обнинска» занимает высшую ступень. Другие награды и звания, по мере уменьшения значимости, — знак «За заслуги перед городом Обнинском», грамота Обнинского городского Собрания, благодарность главы местного самоуправления[2].
Процедура
Ходатайство о присвоении звания может быть внесено в Обнинское городское Собрание органами государственной власти Российской Федерации и Калужской области; главой городского самоуправления; самим Обнинским городским Собранием; главой администрации города; трудовыми коллективами или профсоюзными комитетами, общественными организациями по решению соответствующих собраний и конференций; жителями города, собравшими не менее 5% подписей от числа жителей, обладающих правом голоса.
Ходатайство направляется с обязательным обоснованием особых заслуг кандидата на звание. К ходатайству прилагаются автобиография (или биография) с фотографией, протоколы решений соответствующих собраний (или конференций) о выдвижении с указанием численности членов трудового коллектива (или профсоюза) или жителей города и характеристики на кандидата с описанием его трудовой и общественной деятельности.
Как правило, ходатайство рассматривается Обнинским городским Собранием к очередной годовщине города Обнинска. Голосование проводится по каждому кандидату отдельно. Решение принимается абсолютным большинством голосов: при хотя бы одном воздержавшемся или проголосовавшем против кандидатура отклоняется. Повторное выдвижение отклонённого кандидата возможно не ранее, чем через год.
Почётному гражданину города Обнинска председателем Обнинского городского Собрания в торжественной обстановке вручается удостоверение, памятная медаль и единовременно денежное вознаграждение в размере 10000 рублей. В случае, если Почётный гражданин города Обнинска проживает в Обнинске и получает пенсию по старости, он также получает ежемесячную денежную выплату в размере 5000 рублей. Имя Почётного гражданина города Обнинска заносится в Книгу Почёта города Обнинска, а на специальном стенде в Музее истории города Обнинска помещается его фотография с краткой аннотацией. В случае смерти награждённого удостоверение и памятная медаль остаются у наследников.
Звание может быть присвоено посмертно. В этом случае удостоверение и памятная медаль передаются для хранения наследникам или, при отсутствии наследников, в Музей истории города Обнинска.
Почётные граждане города Обнинска, в отношении которых вступил в силу обвинительный приговор суда, лишаются звания решением Обнинского городского Собрания.
Звание присваивается не более чем двум гражданам в течение одного календарного года. Это ограничение не распространяется на случай присвоения звания посмертно. В юбилеи города, кратные пяти (год основания Обнинска — 1956-й), количество званий устанавливается специальным решением Обнинского городского Собрания[1].
Описание памятной медали
Памятная медаль «Почётный гражданин города Обнинска» представляет собой круглый диск из латунно-никелевого сплава диаметром 30 мм и толщиной 2 мм.
На лицевой стороне диска изображён рельефный герб Обнинска и сделана рельефная надпись по кругу «Почётный гражданин города Обнинска». На оборотной стороне располагается порядковый номер удостоверения о присвоении почётного звания.
Диск посредством ушка и звена соединён с прямоугольной колодкой размером 25 х 15 х 1 мм, имеющей цвета государственного флага Российской Федерации. На оборотной стороне колодки есть булавка для крепления медали к одежде.
Памятная медаль вручается в футляре размером 107 х 77 мм. На верхней крышке футляра золотым теснением нанесён герб Обнинска и надпись под ним «Медаль „Почётный гражданин города Обнинска“». Внутри футляра находится бархатная вкладка для хранения медали.
Памятная медаль «Почётный гражданин города Обнинска» располагается на правой стороне груди ниже государственных наград[1].
История
Положение № 16/411 о присвоении звания «Почётный гражданин города Обнинска» было утверждено решением исполнительного комитета Обнинского городского Совета народных депутатов 22 декабря 1977 года[1]. Первым Почётным гражданином города Обнинска в том же 1977 году стал военачальник Александр Фёдорович Наумов (1897—1992), один из ключевых участников битвы за Москву во время Второй мировой войны, освобождавший территорию будущего Обнинска. К моменту награждения он уже длительное время после увольнения в запас жил в Обнинске и занимался организацией военно-патриотической работы в городе.
Положение о звании 1977 года утратило силу после принятия Обнинским городским Собранием действующего по сегодняшний день решения № 04-18 от 29 сентября 1995 года[1].
В советское время звание было присвоено нескольким крупным учёным и хозяйственным деятелям Обнинска.
В постсоветское время звание в значительной степени было девальвировано по нескольким причинам. Был период, когда количество присвоений не было регламентировано, и в один год звание было присвоено сразу семи кандидатам — фактически всем выдвинутым. Звание было также присвоено двум японским гражданам, в середине 1990-х годов оказавших одноразовую благотворительную помощь Медицинскому радиологическому научному центру РАМН[3].
Кроме того, в период, когда государственные пенсии были крайне малы, Обнинское городское Собрание приняло решение о ежемесячных выплатах Почётным гражданам города Обнинска, имеющим статус пенсионера и живущим в Обнинске. Сначала размер этой выплаты составлял 2000 рублей, в настоящее время он составляет 5000 рублей. Это решение повысило интерес к получению звания со стороны многих старожилов пенсионного возраста и резко увеличило количество ходатайств о получении звания: звание стало восприниматься многими как мера социальной поддержки[2][3].
Девальвация почётного звания была замечена общероссийскими и городскими СМИ[2][3][4]. В 2010-х годах сложившуюся ситуацию начали критиковать сами депутаты Обнинского городского Собрания. Председатель комитета по законодательству и местному самоуправлению Алла Просвиркина в интервью 2012 года сказала:
...Судите сами: в Калужской области, имеющей миллионное население и почти 700-летнюю историю, всего два десятка «Почётных граждан Калужской области», включая Воронцову-Дашкову, Циолковского, Чижевского, Жукова и т. д. А в нашем 100-тысячном городе с чуть более полувековой историей — уже за сорок человек. Отчасти это можно объяснить и тем, что в нашем городе концентрация талантливых, выдающихся людей, наверное, больше, чем в среднем по Калужской области (без обид!), просто потому, что именно так создавался город. Сюда приглашали лучших из лучших. И выбрать в этой славной плеяде «самого-самого» действительно не так легко. Но гнаться за количеством, ежегодно пытаясь принять «по максимуму», а то и сверх этого… Боюсь, при таком подходе девальвации награды не избежать[2].
Критика со стороны общественности и средств массовой информации и понимание депутатами Обнинского городского Собрания сложившейся ситуации привели к тому, что в 2012 году, впервые за несколько лет, звание не было присвоено никому[4].
В 2011 году в небольшом сквере перед главным входом в Дом культуры ФЭИ была открыта портретная галерея Почётных граждан города Обнинска — аналог существовавшей и прежде портретной галереи в здании городской администрации[5].
Список почётных граждан Обнинска
| Номер | ФИО | Годы жизни | Год награждения |
Достижения и заслуги[6] |
|---|---|---|---|---|
| |
Антоненко, Нина Степановна |
1921—2005 | |
Инженер-строитель, лауреат премии Совета Министров СССР. В 1966-1989 годы – председатель горисполкома г. Обнинска. Внесла огромный личный вклад в становление и развитие города, в улучшение его архитектурного облика. |
| |
Баршевцев, Николай Сергеевич |
р. 1922 | |
Ветеран Великой Отечественной войны. С 1953 года работал на руководящих должностях на предприятиях и в организациях города. В 2002-2007 – председатель обнинского комитета ветеранов Великой Отечественной войны. |
| |
Бескова, Вера Петровна |
р. 1924 | |
Заслуженный работник культуры России. Режиссёр и руководитель Обнинского народного театра с 1959 года. |
| |
Ворожейкин, Евгений Фёдорович |
1923—2005 | |
Ветеран Великой Отечественной войны. Преподаватель ОФ МИФИ и ИАТЭ. Активный общественный деятель, воспитатель молодежи. Один из основателей обнинского туризма и краеведения, городского музея, туристического клуба, клуба моржей. Родоначальник и организатор городских туристических слетов. |
| |
Гриненко, Семён Антонович |
1922—1998 | |
Полковник, ветеран Великой Отечественной войны. В 1960-1979 годы - командир строительной воинской части 55190. Внес большой личный вклад в строительство и развитие Обнинска, военно-патриотическое воспитание жителей города. |
| |
Ивато, Асахари |
? | |
Исполнительный секретарь благотворительной организации «Бизнес Ассоциации», за особый вклад в обеспечение защиты жизни и здоровья жителей города. |
| |
Казанский, Юрий Алексеевич |
р. 1930 | |
Доктор физико-математических наук, профессор, с 1985 по 2000 годы – ректор ИАТЭ, заслуженный деятель науки и техники Российской Федерации. За выдающиеся научные достижения, особый вклад в развитие города, многолетнюю общественную деятельность. |
| |
Казачковский, Олег Дмитриевич |
1915—2014 | |
Ветеран Великой Отечественной войны, доктор физико-математических наук, профессор. лауреат Ленинской премии. С 1950 года – заместитель А.И.Лейпунского по разработке и созданию реакторов на быстрых нейтронах. В 1973-1987 годы – директор ФЭИ. |
| |
Карабаш, Алексей Георгиевич |
1912—2003 | |
Ветеран Великой Отечественной войны. Доктор химических наук, профессор. С 1950 года руководил отделом химии и радиохимии ФЭИ. Один из участников создания Первой в мире АЭС. За многолетний труд и научную деятельность, активную общественную и военно-патриотическую деятельность. |
| |
Корнеев, Николай Андреевич |
р. 1923 | |
Академик РАСХИ, видный специалист в области сельхозрадиологии и радиоэкологии. Лауреат Государственной премии. Ветеран Великой Отечественной войны. В 1973-1989 годы – директор ВНИИСХРАЭ. |
| |
Кузин, Виктор Васильевич |
1940—2002 | |
Заслуженный энергетик РФ. С 1959 года работал в ФЭИ. Прошел путь от дозиметриста до первого заместителя директора – главного инженера ФЭИ. |
| |
Лейпунский, Александр Ильич |
1903—1972 | |
Академик АН УССР. Лауреат Ленинской премии, герой Социалистического труда. Один из основателей ФЭИ, основоположник основных научных направлений деятельности института. В 1959-1972 года – научный руководитель ФЭИ. Научный руководитель проблемы реакторов на быстрых нейтронах в СССР. |
| |
Лепендин, Владимир Иванович |
1935—2005 | |
Ученый-физик. Заслуженный работник физической культуры РФ. Тренер- общественник по волейболу, организатор и руководитель ежегодных международных турниров ветеранов волейбола в Обнинске, активный деятель ветеранского волейбольного движения. |
| |
Майстришин, Роман Васильевич |
1920—2003 | |
Ветеран Великой Отечественной войны, Заслуженный строитель РСФСР. Первостроитель Обнинска. В 1953—1995 годы возглавлял Управление отделочных работ ОУС. Внёс большой личный вклад в строительство Обнинска, создание обнинской строительной организации, патриотическое воспитание жителей города. |
| |
Мальский, Анатолий Яковлевич |
1909—1989 | |
Один из крупнейших организаторов производства Минсредмаша. Герой Социалистического труда, лауреат Ленинской и Государственной премий. Первый директор приборного завода «Сигнал». Внёс большой вклад в становление завода и развитие города. |
| |
Марчук, Гурий Иванович |
1925—2013 | |
Академик РАН. Президент Академии наук СССР с 1986 по 1991 год. лауреат Ленинской и Государственной премий, герой Социалистического труда. В 1953-1962 годы руководил математическим отделом ФЭИ. Внес большой вклад в развитие научных учреждений города. |
| |
Назаров, Александр Александрович |
? | |
Член Президиума Верховного Совета СССР. Внес большой личный вклад в развитие города Обнинска. |
| |
Напреенко, Пётр Иванович |
р. 1935 | |
В 1975-1992 годах – заместитель председателя и председатель Обнинского Горисполкома. За многолетний личный вклад в развитие города и общественную деятельность в городе Обнинске. |
| |
Наумов, Александр Фёдорович |
1897—1892 | |
Генерал-майор. Ветеран Великой Отечественной войны. Командир 53 стрелковой дивизии, освободившей в декабре 1941 года обнинскую землю от немецко-фашистских оккупантов. Почетный гражданин Обнинска, Малоярославца, Медыни, Актюбинска, Целинограда, Могилева и пос. Рогово. Один из организаторов и активный деятель военно-патриотического воспитания трудящихся и молодежи Обнинска. |
| |
Новиков, Иван Васильевич |
1923—1994 | |
Первый секретарь городского комитета КПСС (1968-1983), ветеран Великой Отечественной войны. За выдающиеся заслуги в развитии города Обнинска, большую общественную работу. (посмертно). |
| |
Осипенко, Леонид Гаврилович |
1920—1997 | |
Контр-адмирал. Герой Советского Союза, лауреат Государственной премии СССР, Командир первой советской подводной лодки. В 1960-1979 годы начальник Учебного центра ВМФ в Обнинске. Внес большой вклад в разработку новой техники, становление и развитие Учебного центра и г. Обнинска. |
| |
Павлов, Юрий Дмитриевич |
? | |
Заслуженный работник физической культуры Российской Федерации за многолетний труд, большой вклад в развитие физической культуры и спорта в городе. |
| |
Перцовский, Александр Григорьевич |
р.1927 | |
За многолетний личный вклад в развитие энергетического хозяйства города, создание узла связи, городских служб энергоснабжения и общественную деятельность в городе. |
| |
Петраш, Юрий Григорьевич |
1930—2013 | |
Участник Великой Отечественной войны, ветеран Трудового фронта, доктор философских наук, профессор ИАТЭ, академик за научную деятельность, многолетний труд и активную общественную работу среди молодежи. |
| |
Питанов, Владимир Викторович |
р. 1946 | |
Заслуженный тренер России, Заслуженный тренер СССР, отличник народного просвещения РСФСР, за заслуги на российском и областном уровне развития спорта и усовершенствования спортивной работы в городе Обнинске. |
| |
Пожарский, Александр Александрович |
1926—2010 | |
Заслуженный работник культуры России, ветеран Великой Отечественной войны, создатель, руководитель и дирижер самодеятельного оркестра русских народных инструментов ДК ФЭИ – за многолетнюю культурную и общественную деятельность в городе, за особый вклад в дело воспитания детей и молодежи. |
| |
Райкина, Людмила Геннадьевна |
? | |
Ветеран медицинской службы, врач высшей квалификации, "Заслуженный врач Российской Федерации" за выдающиеся заслуги в сфере здравоохранения в городе Обнинске. |
| |
Ромашин, Александр Гаврилович |
1934—2014 | |
Доктор технических наук, профессор. Заслуженный деятель науки и техники РСФСР. Лауреат Ленинской премии. Генеральный директор ФГУП «Технология» (1978-2005). |
| |
Силаев, Владимир Николаевич |
1931—2012 | |
С 1982 года – первый заместитель директора – главный инженер ФЭИ. В 1990 году был избран народным депутатом, а позднее – членом Верховного Совета РФ. С 1996 по 2000 год работал вице-мэром по экономике в Администрации города. За многолетнюю научную и общественную деятельность в городе Обнинске. |
| |
Славский, Ефим Павлович |
1898—1991 | |
Выдающийся организатор атомной науки и техники, лауреат Ленинской и трех Государственных премий, трижды Герой Социалистического труда. В 1957-1986 гг. – министр среднего машиностроения. Внес большой вклад в создание Первой в мире АЭС, развитие и становление Обнинска. |
| |
Сударенков, Валерий Васильевич |
р. 1940 | |
Представитель Калужской области в Совет Федерации, губернатор Калужской области с 1996 по 2000 годы, за вклад в организацию местного самоуправления, за участие в разработке первых проектов программ и законов наукоградов Российской Федерации, становление наукоградов, поддержку города Обнинск как Первого Наукограда Российской Федерации и активную общественную деятельность в области и городе. |
| |
Сунцова, Зоя Павловна |
р. 1936 | |
Заслуженный работник культуры РСФСР. За большой профессиональный вклад в развитие культурно-просветительской деятельности и активную общественную деятельность в городе. |
| |
Табулевич, Иосиф Титович |
1906—1994 | |
В 1952-1969 гг. – зам. директора ФЭИ по общим вопросам и кап. строительству. Лауреат премии Совета министров СССР. Внес большой личный вклад в разработку генплана Обнинска, осуществление застройки его первой очереди, развития материально-технической базы ФЭИ, сооружение Первой в мире АЭС. |
| |
Титрибоян, Даниил Иванович |
1934—2006 | |
Капитан II ранга. Ветеран атомного подводного флота. Член Российского Союза профессиональных литераторов. В конце 1970-х – 1980-х гг. – начальник городского штаба Всесоюзной военно-спортивной игры «Орленок» и «Зарница». |
| |
Томио, Курики |
? | |
Президент благотворительной организации «Бизнес Ассоциация» за огромный вклад в успешное выполнение проекта «Moscot» и функционирование радиорелейной линии, за особый вклад в обеспечение защиты жизни и здоровья жителей города. |
| |
Фёдоров, Евгений Константинович |
1910—1981 | |
Известный полярный исследователь, выдающийся ученый-геофизик. Академик АН СССР, Герой Советского Союза. Начальник Гидрометслужбы СССР (1937-1947 гг.; 1963-1981 гг.). Создатель и руководитель института прикладной геофизики (1956 г.) и экспериментальной базы в Обнинске. |
| |
Хрущёв, Серафим Иванович |
? | |
Ветеран Великой Отечественной войны. Многолетний председатель городской профсоюзной организации. В 1992-2003 гг. – председатель Обнинского городского Совета ветеранов войны и труда. |
| |
Цыб, Анатолий Фёдорович |
1934—2013 | |
Академик РАМН, профессор, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, генеральный директор ФГБУ МРНЦ Минздравсоцразвития России за огромный личный вклад в развитие науки и техники, активную общественную деятельность и подготовку научных кадров. |
| |
Шубин, Михаил Владимирович |
1950 | |
Глава городского самоуправления — мэр Обнинска в 1994—2000 годах. |
| |
Эпатова, Нинель Михайловна |
1924 | |
Инженер, ветеран атомной промышленности ФЭИ. Член Российского Союза профессиональных литераторов. Автор произведений в стихах и прозе. За активную общественную работу и вклад в культуру города. |
| |
Юрченко, Александр Максимович |
1946—2011 | |
Доцент, преподаватель кафедры высшей математики ОИАТЭ. За выдающиеся заслуги в сфере дополнительного образования в городе Обнинске. |
Библиография
- Семёнова Анна, Белый Михаил, Собачкин Алексей, Перов Сергей, Мозалева Зоя, Дачаева Хава. [www.newizv.ru/society/2008-02-06/83996-vremja-vruchat-ordena.html Время вручать ордена. Почти все российские регионы бросились учреждать местные награды и почётные звания] // Новые Известия. — 6 февраля 2008 года.
- Коротков Сергей. [www.vest-news.ru/article.php?id=17448 Лучшие люди наукограда] // Весть. — 16 марта 2011 года.
- [www.vperyod.ru/id19566.htm О почёте и Почётных...: [Интервью с Аллой Просвиркиной]] // Обнинск. — 9 июня 2012 года. — № 69 (3639).
- [newsreda.ru/?p=6967 Перебор] // Новая среда +. — 5 июля 2012 года.
- [newsreda.ru/?p=12582 Почётная тема] // Новая среда +. — 3 июля 2014 года.
Напишите отзыв о статье "Почётный гражданин города Обнинска"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.gs-obninsk.ru/pochetniy_grajdanin Решение Обнинского городского Собрания № 04-18 от 29 сентября 1995 года]
- ↑ 1 2 3 4 [www.vperyod.ru/id19566.htm О почёте и Почётных…: [Интервью с Аллой Просвиркиной]] // Обнинск. — 9 июня 2012 года. — № 69 (3639).
- ↑ 1 2 3 Семёнова Анна, Белый Михаил, Собачкин Алексей, Перов Сергей, Мозалева Зоя, Дачаева Хава. [www.newizv.ru/society/2008-02-06/83996-vremja-vruchat-ordena.html Время вручать ордена. Почти все российские регионы бросились учреждать местные награды и почётные звания] // Новые Известия. — 6 февраля 2008 года.
- ↑ 1 2 [newsreda.ru/?p=6967 Перебор] // Новая среда +. — 5 июля 2012 года.
- ↑ Коротков Сергей. [www.vest-news.ru/article.php?id=17448 Лучшие люди наукограда] // Весть. — 16 марта 2011 года.
- ↑ Все характеристики даны в [www.admobninsk.ru/obninsk/gorod/honorary-citizens/ редакции] администрации города Обнинска на начало 2010-х годов.
Ссылки
- [www.gs-obninsk.ru/pochetniy_grajdanin Решение Обнинского городского Собрания № 04-18 от 29 сентября 1995 года]
- [www.admobninsk.ru/obninsk/gorod/honorary-citizens/ Почётные граждане Обнинска на сайте Администрации города Обнинска]
Отрывок, характеризующий Почётный гражданин города Обнинска
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.
Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
