Пржевальский, Владимир Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Влади́мир Миха́йлович Пржева́льский (6 июля 1840, Смоленская губерния[1] — 26 января 1900, Москва) — известный адвокат и общественный деятель в Москве, редактор «Юридического вестника».





Биография

Родился в селении Отрадное, в семье отставного поручика Михаила Кузьмича Пржевальского, принадлежавшего к белорусскому шляхетскому роду Пржевальских. Место, где он родился, находится в четырёх километрах от деревни Мурыгино Починковского района Смоленской области; здесь установлен мемориальный знак в честь его старшего брата Н. М. Пржевальского.

После окончании в 1855 году обучения в Смоленской гимназии из-за юного возраста был принят на юридический факультет Московского университета только в следующем году. По окончании университета со степенью кандидата, на три года уехал за границу с одним из семейств; посещал университеты в Германии и Франции. С 1863 года преподавал историю в различных учебных заведениях Москвы[1]: в кадетском корпусе и в 4-й московской гимназии.

Затем служил обер-секретарем в VI департаменте Сената (1866—1870), после закрытия которого, в 1870 году поступил в присяжные поверенные округа московской судебной палаты. Был присяжным стряпчим Московского коммерческого суда (1873—1876), где считался «банковских дел мастером»[2]. Участвовал в громких процессах: в деле игуменьи Митрофании защищал её сообщника — купца Махалина, в иске Московского университета против М. Н. Каткова, защищал Либермана в деле о «клубе червонных валетов».

Не рассчитывая на один свой талант, который и сам по себе был более чем внушителен, он вкладывал в каждое вверенное ему дело массу труда и знаний, это делало его таким опасным противником, что вступать с ним в единоборство было не так просто. С первого же года его зачисления в сословие у него создалась огромная клиентура. Пржевальский явился огромной силой как в гражданском, так и уголовном процессе, и не удивительно, что его скоро оценили, и редкое крупное дело обходилось без его участия»

— Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века // Сост.: И. Потапчук. — Тула, 1997. — С. 813.

В течение 8 лет он состоял членом московского губернского и по земским делам присутствия, был соредактором «Юридического Вестника». Он являлся товарищем председателя «Московского юридического общества», членом правления и секретарём Общества любителей правильной охоты, действительным членом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, членом Императорского Русского музыкального общества[2].

В 1881—1900 годах был гласным Московской городской думы[2]. В 1879—1901 годах ему принадлежал дом № 23 на Арбате.

Сын, действительный статский советник Владимир Владимирович Пржевальский (1869—1919), также стал известным адвокатом и политическим деятелем. Он был женат на дочери московского купца Н. А. Лукутина, Любови Николаевне (1886—1965). У них родилось четыре сына: Евгений (умер младенцем), Владимир (1907—1956), Николай (1909—2000) и Михаил (1912—1997).

Публикации

  • Защитительные речи прис. пов. Ордина, А. Н. Турчанинова, Н. П. Карабчевского, Л. Е. Владимирова, Ф. Н. Плевако, Н. И. Холевы, П. А. Александрова, Л. А. Куперника, В. М. Пржевальского и К. Ф. Одарченко Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах [Т. 1] — 1895
  • Обвинительные речи прокуроров: Н. В. Муравьева, В. И. Жуковского, К. Н. Жукова и В. И. Петрова Т. 2 — 1897
  • Защитительные речи присяжных поверенных: кн. Урусова, Андреевского, Карабчевского, Герарда, Холевы, Шмакова, Турчанинова, Миронова, Лохвицкого, Плевако, Блюмера, Пржевальского Т. 4 — 1899
  • Обвинительные речи прокуроров: Кони, Лузгина, Курлова, Шадурского и др. Т. 6 — 1902
  • Выдающиеся русские судебные процессы. Речи защитников: [С. А. Андреевского, Ф. Н. Плевако, В. М. Пржевальского, В. Д. Спасовича, Н. П. Шубинского] и гражданских истцов — 1903

Напишите отзыв о статье "Пржевальский, Владимир Михайлович"

Примечания

  1. 1 2 Козлов В. Б. [nasledie-smolensk.ru/pkns/index.php?option=com_content&task=view&id=2164&Itemid=61 Пржевальский Владимир Михайлович]
  2. 1 2 3 Быков В. [mj.rusk.ru/show.php?idar=801587 Гласные Московской городской думы (1863-1917)] // Московский журнал. — 2009. — № 3.

Литература

  • Пржевальский, Владимир Михайлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Двадцатипятилетие Московских присяжных поверенных. Сборник ма­териалов, относящихся до сословия присяжных поверенных округа Московской Судебной Палаты с 23 апреля 1866 по 23 апреля 1891 г. — М.,1891. — С. 4.
  • Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах. — СПб.,1899
  • Ляховецкий Л. Д. [dlib.rsl.ru/viewer/01007499208#?page=30 Характеристика известных русских судебных ораторов]. — СПб.: С.-Петербургская электропечатня, 1902. — 127 с. — С. 59—98.
  • Некролог. Россия.1900.-№ 274.
  • Некролог. Новое время.1900.-№ 8593.
  • Некролог. Московские ведомости. 1900.-№ 26.
  • Некролог. Русские ведомости. 1900.-№ 26-27.
  • Некролог. Исторический вестник. 1900.-Т.79.-№ 3.-С.1243.
  • Некролог. Право. 1900. — № . — Ст.330-331.(подписал: Муромцев С. А.)

Отрывок, характеризующий Пржевальский, Владимир Михайлович

Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.