Рабейну Там

Яаков бен Меир, известен также как Рабейну Там (1100—1171) — один из основателей тосафистской школы, лидер еврейства Франции, поэт.

Время деятельности Рабейну Там в истории иудаизма
пары таннаи амораи савораи гаоны ришоним ахароним

Биография

Второй сын Меира бен Шмуэля и Йохевед, средней дочери Раши. Родился в деревне Рамрю́ (Ramerupt) в провинции Шампань во Франции. Его учителями были его отец и старший брат. Жил в Рамрю, Труа и Блуа.

После взросления очень быстро приобрёл известность как ведущий мудрец своего поколения. Авраам бен Давид, испанский хронист отмечает в «Сефер а-кабала» заслуги Рабейну Тама, но не Раши. К нему обращались с вопросами со всей Франции, включая Прованс, и даже из Италии. Рабейну Тамом был создан раввинский суд, который он назвал крупнейшим судом своего поколения. Велико было влияние рабейну Тама на решения многих общинных вопросов, связанных с образованием, статусом женщин, улучшением еврейской жизни.

В 1146 при втором крестовом походе, был почти убит погромщиками, однако заступничество важного вельможи из крестоносцев его спасло.

В 1171 присутствовал при кровавом навете в Блуа, где осудили на смерть 40 евреев. После этого события, день, когда это произошло — 20 сивана, был объявлен национальным трауром у ашкеназских евреев. Известен 31 пиют, написанный рабейну Тамом, где чувствуется подражание испанским поэтам, что привело испанских поэтов начать полемику с ним.

Похоронен на старом еврейском кладбище Рамрю вместе с братом.

Влияние на развитие Устного Закона

В еврейской традиции имя Рабейну Там связывается с постановлением по поводу порядка пергаментов в тфилин (филактериях), противоречащего мнению его деда, Раши.

Археологические исследования, однако, показывают древность обеих традиций.

Источники

• [www.eleven.co.il/article/14032 Там Яаков бен Меир] — статья из Электронной еврейской энциклопедии

Отрывок, характеризующий Рабейну Там

Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.