Радлова, Анна Дмитриевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Анна Радлова
Имя при рождении:

Анна Дмитриевна Дармолатова

Дата рождения:

3 (16) февраля 1891(1891-02-16)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Дата смерти:

23 февраля 1949(1949-02-23) (58 лет)

Место смерти:

Переборы

Гражданство:

Российская империя
СССР СССР

Род деятельности:

поэт, переводчик, театральный педагог

Годы творчества:

1916—1949

Язык произведений:

русский

Дебют:

в журнале «Аполлон» (декабрь 1916)

А́нна Дми́триевна Ра́длова, урождённая Дармола́това (3 [16] февраля 1891, Санкт-Петербург — 23 февраля 1949, село Переборы, ныне часть Рыбинска) — русская поэтесса и переводчица.





Биография

Отец — личный дворянин[1]. Закончила Бестужевские курсы[2][3]. В 1914 году вышла замуж за известного театрального деятеля Сергея Эрнестовича Радлова.

Начала писать стихи с весны, а печататься с декабря 1916 года (в журнале «Аполлон»: стихотворения «Перед вечером мы шли среди поля», «Италия», «Горят два солнца»)[3]. В начале двадцатых годов Радлова входила в группу эмоционалистов, возглавлявшуюся Михаилом Кузминым[4], который посвятил ей первую часть своей последней вышедшей при жизни книги (1929 год) «Форель разбивает лёд»[5]. Выступала на литературных вечерах[2]. Содержала в Петрограде литературный салон[4]. В 1918—1923 годы вышло три сборника стихов («Соты», «Корабли», «Крылатый гость»)[1][3] и драма в стихах «Богородицын корабль», посвящённая хлыстовству. Написанная в 1931 году «Повесть о Татариновой» была издана только в 1997 году[3].

С 1922 года работала над переводами западноевропейских классиков (Бальзака, Мопассана и, особенно, Шекспира), предназначенными для театра[3]. В Театре-студии под руководством С. Э Радлова (с 1928 года — Молодой театр, в 1939—1942 годах — Театр имени Ленинградского Совета[6][7]), была заведующей литературной частью.

Летом 1926 года Анна Радлова развелась с С. Э. Радловым и вышла замуж за Корнелия Павловича Покровского, причем первый муж остался жить с ними в одной квартире, также как раньше Покровский жил с Радловыми на одной квартире. Об этом «mariage de trois» упомянул вернувшийся в СССР из эмиграции Святополк-Мирский в одном из своих писем, назвав Радлову «…the wife of two men, one of whom is verу old friend of mine…». В 1938 году Покровский покончил с собой, ожидая очередного ареста и оставив предсмертные письма обоим Радловым (Кузмин М. Дневник 1934 года. — СПб., 1998. — С. 381—382).

В марте 1942 года Радловы были эвакуированы вместе с театром в Пятигорск. Вскоре немцы заняли город и в феврале 1943 отправили театр в Запорожье, затем в Берлин. К концу войны Радловы вместе с группой актёров оказались на юге Франции. После окончания войны Радловы переехали в Париж, а затем, по предложению советской миссии, вернулись на Родину, где были сразу же арестованы, обвинены в измене и приговорены к 10 годам заключения, которое отбывали в Переборском лагпункте под Рыбинском[2][3]. Здесь Радлов руководил самодеятельным театром, Анна же занималась с актёрами сценической речью.

Анна Радлова умерла от инсульта в 1949 году[2]. Похоронена в окрестностях деревни Стерлядево, на могиле мужем был поставлен чугунный крест[3]. Посмертно реабилитирована[2]. Захоронение было утеряно, но на рубеже XXI века найдено учащимися рыбинской школы № 15; уже после этого был украден крест, на месте которого по инициативе рыбинского Центра детского и юношеского туризма и экскурсий была установлена мраморная глыба[3][8].

Сергей Радлов был освобождён в 1953 году, позже полностью реабилитирован, работал очередным режиссёром в театрах Даугавпилса и Риги. Скончался и похоронен в Риге в 1958 году.

Творчество

Мир личных настроений — основное содержание поэзии Радловой. В её стихах преобладают мотивы смерти, любви, чувство обречённости. Революцию Радлова приняла как «грозовой воздух», «весёлую грозу». Она любуется «отблеском на небе», смотря, «как милый дом горит». Сказывается у Радловой тяготение к классическим образам. Стихи отличаются холодной пластичностью и некоторым однообразием. Наблюдается интерес к мистическому сектантству[1][4]. Современники оценивали поэзию Радловой как позитивно (М. Кузмин, В. Чудовский), так и негативно (Э. Ф. Голлербах, Р. Б. Гусман, М. С. Шагинян)[2].

В начале 1920-х годов некоторые критики, как например круг Михаила Кузмина, отводили Анне Радловой место первой русской поэтессы[9].

Переводы Шекспира приобрели большу́ю известность и вызвали полемику среди специалистов в 1936—1940 годах. Критику возглавил К. И. Чуковский, обвинявший Радлову во всестороннем огрублении произведений[2]. В защиту выступали ряд актёров, в том числе А. А. Остужев, видевших в подходе Радловой путь к преодолению тяжеловесной риторики и статичности[2]. В Литературной энциклопедии 1935 года её переводы названы шедеврами[1].

Редактор полного собрания сочинений Шекспира А. А. Смирнов неоднократно писал о художественной ценности переводов А. Радловой: «А. Радлова переводит, соблюдая трагический лаконизм подлинника» (о переводе «Отелло»). Непреходящее значение имеет перевод А. Радловой трагедии „Ричард III“», в котором «с точностью, по сравнению с прежними переводчиками, она воспроизводит и форму, и эмоциональное содержание шекспировской речи»[10]. Б. Л. Пастернак, характеризуя переводческую работу своих современников, замечает, что Шекспира переводили «очень хорошие поэты», и называет имена М. Лозинского и Анны Радловой[11]. Сценичность шекспировских переводов А. Радловой высоко оценила М. Шагинян: «Переводчица во многом „навела” режиссёра, сумела отразить в передаче текста <…> моменты перелома комедии в трагедию <…> главное Анной Радловой сделано: она поняла, как надо расшифровать речь Шекспира в переводе на русский язык»[12].

См. также

Напишите отзыв о статье "Радлова, Анна Дмитриевна"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le9/le9-5011.htm Радлова] — статья из Литературной энциклопедии 1929—1939 (автор — Н. Пресман)
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 Зобнин Ю. В. [books.google.ru/books?id=MvW-Wy-keSoC&pg=PA157&lpg=PA157&dq=%D0%90%D0%BD%D0%BD%D0%B0+%D0%94%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B0+%D0%A0%D0%B0%D0%B4%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0&source=bl&ots=dmpHz58Omh&sig=tBlObrwZedQvRLSvGsXEilZ1Tas&hl=ru&ei=6ztKSqmdMNSb_Aaw6K2FCQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=3 Радлова] // Русская литература XX века
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 [vcisch2.narod.ru/RADLOVA/Radlova.htm Анна Радлова]. Погибшие поэты, жертвы коммунистических репрессий. Проверено 12 апреля 2012. [www.webcitation.org/68HrhjNnc Архивировано из первоисточника 9 июня 2012].
  4. 1 2 3 [www.ipmce.su/~tsvet/WIN/silverage/radlova/index.html Анна Радлова на сайте «Мир Марины Цветаевой»]
  5. [az.lib.ru/k/kuzmin_m_a/tkuzmin1_11.shtml «Форель разбивает лёд»] в библиотеке Максима Мошкова
  6. К. Эд [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Teatr/_196.php Радлов, Сергей Эрнестович] // Театральная энциклопедия / гл. ред. П. А. Марков. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — Т. 4.
  7. Не следует путать с Новым театром, переименованным в Театр им. Ленсовета в 1953 году.
  8. Бакунина С. [www.anfas-news.ru/news/index.php?ELEMENT_ID=672 Установили памятник] // Анфас-профиль : газета. — 2005, 29 сентября.
  9. О. Б. Василевская, [mognovse.ru/vbs-chetvertaya-pod-zvon-tyuremnih-klyuchej.html «Под звон тюремных ключей», Гл. 4]
  10. Смирнов А.А. Советские переводы Шекспира. — Шекспир. Сборник статей. — Л. ; М.: Искусство, 1939. — С. 173, 175.
  11. Пастернак Б.Л. Письмо к родителям 29 апреля 1939 г.. — Пастернак Б. Л. Полное собрание сочинений: в 11 т. Т. IX.. — М.: СЛОВО/SLOVO, 2005. — С. 150.
  12. Шагинян М. С. Проверка перевода // Известия. — 1934. — № 114. 17 мая. — С. 3.

Библиография

Произведения

  • Соты (сборник стихов). — Пг.: Фиаметта, 1918.
  • Корабли: Вторая книга стихов. — Пг.: Алконост, 1920.
  • Крылатый гость: Третья книга стихов. — Пг.: Petropolis, 1922.
  • Богородицын корабль (пьеса в стихах). — Берлин: Петрополис, 1923.
  • Повесть о Татариновой (написана в 1931, опубликована в 1997).
  • Как я работаю над переводами Шекспира // Литературный современник. — Л., 1934. — № 3.
  • Богородицын корабль. Крылатый гость. Повесть о Татариновой / публ., предисл. и прим. А. М. Эткинда. — М.: ИЦ-Гарант, 1997. — 192 с. — (Материалы и исследования по истории русской культуры. Вып.1). — ISBN 5-900241-27-0, ISBN 5-900241-49-1
  • Путешествие по Франции 1925 г. / публ. К. Н. Левиной и А. Л. Дмитренко // Минувшее: Исторический альманах. — М.; СПб.,1998. — № 23.

Переводы

С немецкого

С английского

  • Кристофер Марло
    • Марло К. Эдуард Второй // Избранное. — М.: Терра, 1996.
  • Уильям Шекспир
    • Шекспир, Вильям. Отелло; Ромео и Джульетта; Ричард III; Макбет. — М.: Цедрам, 1935.
    • Шекспир В. Гамлет, принц датский / Пер. Анны Радловой. — Л. ; М.: Искусство, 1937.
    • Шекспир У. «Гамлет» в русских переводах XIX—XX веков / пер. Б. Пастернака, А. Кронеберга, К. Р., А. Радловой. — М.: Интербук, 1994.
    • Шекспир В. Антоний и Клеопатра / пер. Анны Радловой. — Л. ; М.: Искусство, 1940.

С французского

  • Ги де Мопассан
    • Мопассан Г. Монт-Ориоль // Собрание сочинений. Т. 2. — М. ; Л.: ГОСИЗДАТ, 1927.
    • Мопассан Г. Сердце человеческое // Собрание сочинений. Т. 4. — М. ; Л.: ГОСИЗДАТ, 1927.
  • Александр Дюма (отец)
    • Дюма А. Десять лет спустя. Виконт де Бражелон. — Л.: ACADEMIA, 1929.
  • Оноре де Бальзак
    • Бальзак О. Тридцатилетняя женщина. — М.-Л.: ACADEMIA, 1931.
  • Ромен Роллан
    • Роллан Ромэн. Игра любви и смерти // Собрание сочинений. Т. XIII. — Л.: Время, 1932.</ref>
  • Андре Жид
    • Жид А. Имморалист // Избранное в 7 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА, 2002.</ref>

Книги, переведённые на иностранные языки

  • Radlowa, Anna. Der Flügelgast. Gedichte. Das Schiff der Gottesmutter = Крылатый гость.
  • Radlowa, Anna. Der Flügelgast. Gedichte. Das Schiff der Gottesmutter = Богородицын корабль / пер. на нем. А. Ницберга с парал. рус. текстом. — PFORTE, 2006.
  • Radlova, Anna. Tatarinowa. Die Prophetin von St. Petersburg / Aus dem Russischen übersetzt und kommentiert von Daniel Jurjew, Nachwort von Oleg Jurjew. — Bonn: Weidle Verlag, 2015. — 112 с. — ISBN 978-3-938803-72-1.

Об Анне Радловой

  • Гусман Б. Сто поэтов. — Тверь, 1923.
  • Кузмин М. Условности. — П., 1923. — С. 169—176.
  • Чудовский В.  // Начало. — 1921. — № 1.
  • Ego  // Вестник литературы. — 1921. — № 3.
  • Оксенов И.  // Книга и революция. — 1921. — № 7.
  • Слонимский А.  // Книга и революция. — 1923. — № 11-12. (о «Крылатом госте»).
  • Суздальцев О. В. «Не отвергай смиренной дани…» (дарственные надписи на книгах Г. А. Шенгели из собрания А. Д. Радловой) // Коллекции, книги, автографы : Сб. науч. тр. — СПб., 2003. — Вып. 3. — С. 147—153.
  • Чекалов И. Переводы «Гамлета» М. Лозинским, А. Радловой и Б. Пастернаком в оценке советской критики 30-х годов // Шекспировские чтения. — М., 1990. — С. 183—200.
  • Warren Jill. [www.nottingham.ac.uk/clas/staff/avxjb Shaping Shakespeare for the Stalinist Stage – Anna Radlova’s Othello] // Negotiating Ideologies II: Inclusion and Exclusion in Russian Language and Culture. — Princess Dashkova Centre. — October 2012.

Ссылки

  • Зобнин Ю. В. [books.google.ru/books?id=MvW-Wy-keSoC&pg=PA157&lpg=PA157&dq=%D0%90%D0%BD%D0%BD%D0%B0+%D0%94%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B0+%D0%A0%D0%B0%D0%B4%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0&source=bl&ots=dmpHz58Omh&sig=tBlObrwZedQvRLSvGsXEilZ1Tas&hl=ru&ei=6ztKSqmdMNSb_Aaw6K2FCQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=3 Радлова] // Русская литература XX века
  • [gold-library.com/akmeisti/a-d-radlova/ Анна Дмитриевна Радлова (Биография, стихотворения) на gold-library.com]
  • [www.romeo-juliet-club.ru/shakespeare/romeojuliet_radlova1.html Анна Радлова. О переводчике трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта», текст перевода (1934 г.)]

Отрывок, характеризующий Радлова, Анна Дмитриевна



После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.