Репрессии в Тувинской Народной Республике
Политические репрессии в Тувинской Народной Республике проводились в связи с Большим террором в СССР.
По данным Прокуратуры Республики Тыва, официально найдены данные на 1286 человек, подвергшихся аресту и уголовному наказанию за политические взгляды и убеждения. Одними из первых репрессиям подверглись руководители Тувинской Народной Республики.
В 1929 году первый генеральный секретарь ЦК ТНРП (Тувинская народно-революционная партия) и первый Председатель правительства Тувы Буян-Бадыргы был арестован и в 1932 году казнён. Вместе с ним был расстрелян бывший премьер-министр Куулар Дондук[1].
16 октября 1938 года — день казни руководства ТНР. Список казнённых возглавляет премьер-министр, министр иностранных дел ТНР Сат Чурмит-Дажы[2]. Кроме него были расстреляны председатель одной из палат парламента (Малого Хурала) Адыг-Тулуш Хемчик-оол, председатель Тувинского банка Танчай Оюн, первый прокурор ТНР Пиринлей Кара-Сал, министр торговли и промышленности Лопсан Сат — всего 9 человек.[3] Среди подписей под приговорами Особого суда, есть подпись члена суда Анчымы Хертек — впоследствии жены Салчака Токи, генерального секретаря Тувинской народно-революционной партии, под чьим руководством осуществлялась «сталинская чистка» в Туве. Бывший правитель Тувы, первый глава тувинского государства Буян-Бадыргы, расстрелянный в 1932 году, был окончательно реабилитирован только в 2007 году.
По данным местного общества «Мемориал», в октябре 1994 года было найдено место массового захоронения людей в районе аэропорта Кызыла. Извлечено и перезахоронено 11 тел убитых выстрелом в затылок. Идентифицировать останки не было возможности. В Кызыле усилиями детей репрессированных создан филиал Национального музея — «Музей репрессий» находящийся в одном из помещений бывшего в 30-е годы XX века здания местного ГПУ, в подвалах которого содержались политические арестанты. На этом же месте установлен памятник «Непокорённому арату».
См. также
Напишите отзыв о статье "Репрессии в Тувинской Народной Республике"
Примечания
Отрывок, характеризующий Репрессии в Тувинской Народной Республике
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
