Рунич, Павел Степанович
| Павел Рунич | |
 Портрет кисти Боровиковского | |
| Имя при рождении: |
Павел Степанович Рунич |
|---|---|
| Род деятельности: |
Губернатор |
| Дата рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Дети: | |
Павел Степанович Рунич (1747 — 1825) — тайный советник, масон, владимирский (1797—1802) и вятский (1802-04) губернатор, отец Дмитрия Павловича Рунича.
Биография
Сын выходца из Угорской Руси, поселившегося в Российской империи во времена правления Елизаветы Петровны, воспитанник Сухопутного шляхетного корпуса. Принимал участие в первой турецкой войне царствования Екатерины II, отличившись в сражении при Ларге; к концу кампании Рунич имел уже чин майора.
Находясь в составе секретной комиссии по расследованию Пугачевского бунта, собирал материалы о нём и о бунте, большей частью со слов очевидцев, которые и были напечатаны в «Русской старине» (1870 год, т. II), под заглавием «Записки о Пугачевском бунте».
По поимке Пугачёва Рунич назначен был привезти его в Москву, потом отправлен вестником об этом событии в Петербург, а затем в южную армию к графу П. А. Румянцеву[1]. В декабре 1774 г. Рунич переведён был (по собственному желанию) на гражданскую службу.
Павел I отличал Рунича своим особым доверием, как видно из его писем к нему («Восемнадцатый век» Бартенева, т. IV). В январе 1797 года император отправил П. С. Рунича в командировку на Иргиз, Яик и Узени, дав ему наказ «ехать в Узени и прилежащие места, уверить жительствующих о моём к ним благоволении и о желании видеть их всегда в спокойствии и довольствии».
В 1805 г. назначен сенатором. До этого, при Павле и его сыне, Рунич был губернатором в Вятке и Владимире, откуда
|
Весь город провожал его со слезами, особливо барыни, иные растёрли зрачки до крови. Рунич сам очень плакал и сделал из отъезда своего как для себя, так и для обывателей какое-то трагическое зрелище[2]. | 
|
Жена Варвара Аркадьевна Бутурлина была внучкой петровского сподвижника И. И. Бутурлина. В семье было восемь детей. Руничи дружили с Н. И. Новиковым и семейством А. А. Плещеева, в доме которого познакомились с Н. М. Карамзиным[3].
Напишите отзыв о статье "Рунич, Павел Степанович"
Примечания
- ↑ Николай Михайлович. Русские портреты XVIII и XIX столетий. Том 1, № 23.
- ↑ И. М. Долгоруков. Повесть о рождении моём... Том 1. СПб, Наука, 2004. Стр. 571.
- ↑ Из записок Д. П. Рунича // Русская старина, 1901. — Т 1. — С. 48.
Источники
- Рунич, Павел Степанович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Рунич П.С. [www.memoirs.ru/rarhtml/Run_ZRE_RS70_2.htm Заметки Рунича о царствовании Екатерины II // Русская старина, 1870. - Т. 2. – Изд. 3-е. – СПб., 1875. – С. 163-174.]
- Рунич П.С. [www.memoirs.ru/rarhtml/1290Runic.htm Записки сенатора Павла Степановича Рунича // Русская старина, 1870. - Т. 2. – Изд. 3-е. – СПб., 1875. – С. 63-162.]
Отрывок, характеризующий Рунич, Павел Степанович
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
