Сады Тамерлана

Сады Тамерлана или Сады Амира Темура (перс. باغ تیمور‎; узб. Amir Temur bogʻlari) — сады (баг) возведённые Тамерланом в период 1378—1404 годов в Самарканде и его окрестностях. По сохранившимся данным всего было взращено 14 основных садов. До наших времён известно название только десяти этих основных садов. Это: Баг-и Баланд, Баг-и Бехишт, Баг-и Давлатабад, Баг-и Дилкушо, Баг-и Джахоннамо, Баг-и Майдан, Баг-и Нав, Баг-и Чинар и Баг-и Шамол. Каждый из этих садов имел у себя дворец и фонтаны.

Первые упоминания о садах Тамерлана известны из записей историков и поэтов того времени. В средние века, художники изображали некоторые сады Тамерлана в своих миниатюрах. Средневековый историк Хафизи Абру в своих трудах о Самарканде упоминает что «возведённый раньше из глины Самарканд перестроил, возведя здания из камня». Парковые комплексы Тимура были открыты для простых горожан, которые проводили там дни отдыха. Ни один из этих дворцов и садов до наших дней не сохранился. Известны лишь местоположения.

Сады были двух видов. Первый вид назывался чарбах — геометрически прямоугольные и каждая сторона простиралась примерно в один километр. По территории этого вида садов протекали четыре ручья и разделяли этот сад поровну на четыре части. Сад был окружён глинобитной стеной дувал. В четырёх углах этих стен были минареты, а в центре сада расположен дворец. Ворота этого вида садов располагались в сторону города. Второй вид садов не имел чётких геометрических сторон и располагался в естественных зарослях и оставался нетронутым. В углах этих садов располагался только небольшой дворец и несколько шатров а также фонтаны и водоёмы. Этот вид садов имел богатую растительность и животный мир. Кроме этого вида садов, в окрестностях Самарканда располагались ещё несколько различных садов. Среди них наиболее известны Баг-и Булду, Баг-и Зогон, Баг-и Накши Джахон, Баг-и Амирзода Шохрух, Баг-и Диляфруз, Баг-и Шерон, Гулбаг, Багча, Лалазар, Бедана коруги, Чумчукчилик, Гозхона и другие. Традицию возведения и взращивания садов продолжали потомки Тамерлана, среди них наиболее известные любителями садов, градостроительства и живописи были Шахрух, Улугбек и Бабур.

Наиболее известные сады

Баг-и Баланд

Сад Баг-и Баланд (рус. Высокий сад) находился в северо-восточной части Самарканда, около мавзолея и возвышенности Чупан-ата. Тамерлан возвёл сад в честь своего внука, дочери Миран-шаха. Для его возведения и взращивания были задействованы мастера из Ирана и Азербайджана. В центре этого сада располагался большой дворец из тебризского белого мрамора. В саду были посажены виноградники, деревья инжира и яблони.

Баг-и Бехишт

Сад Баг-и Бехишт (рус. Небесный сад) находился в западной части Самарканда. Был возведён в 1378 году в честь его жены — Туман-ага (Хайруннисо). В некоторых источниках именуется как Баг-и Джаннат (рус. Райский сад). Древний историк Шарафуддин Али-Язди писал что «...сад был окружённый стеной хандак, а на верху искусственной возвышенности находится дворец из тебризского белого мрамора. На дворец можно попасть на висячих мостах. В одной части сада находится место для различных животных».

Баг-и Давлатабад

Сад Баг-и Давлатабад (рус. Сад благоустроенного государства) находился в 13 километрах к югу Самарканда. Был возведён и дарован Тамерлану 22 апреля 1399 года (в некоторых источниках 1396 год) после его возвращения с индийского похода. По письменным источникам, когда сад был дарован Тамерлану, он сразу же стал отдыхать там и устраивать пиры. Позднее он принимал именно в этом саду некоторых послов иностранных государств. По результатам исследований И. Сухарева и У. Алимова, сад находился в 13 километрах к югу Самарканда и занимал площадь в 1350x900 метров. Сад был окружён глинобитной стеной дувал, а по саду протекали многочисленные ручья, четыре водоёма хавуз и дворец. Сама территория сада была расположена на искусственной высоте высотой в 12 метров. В сад можно было попасть через два висячих мостов.

Баг-и Дилкушо

Сад Баг-и Дилкушо (рус. Сад развлекающий душу) находился в пяти километрах к юго-востоку от Самарканда, в правой части дороги ведущей в Пенджикент, вблизи кишлака Хиндуван. Был возведён в 1397 году в честь одного из жён Тамерлана — Тукалханум. Был окружён глинобитной стеной дувал длиной в 900 метров. В сад можно было попасть через четыре ворота, а в центре сада находился дворец. Дворец имел три этажа и на каждом этаже находился фонтан. На стенах дворца были запечатлены миниатюры рассказывающие походы и войны Тамерлана. Именно на этом дворце Тамерлан принимал испанского посла Руй Гонсалеса де Клавихо. На месте этого сада в сегодняшнее время находится кишлак Дилкушо.

Баг-и Джахоннамо

Сад Баг-и Джахоннамо (рус. Сад зеркала мира) находился в 42 километрах от Самарканда, у подножия Зарафшанского хребта. Был возведён в 1398 году. В саду находились небольшая крепость и дворец. Данный сад упоминается в книге историка и поэта Шарафуддина Али-Язди — Зафарнаме. В книге написано что «из-за огромных размеров сада, потерявшаяся лошадь была найдена только через шесть месяцев».

Баг-и Майдан

Сад Баг-и Майдан (рус. Сад площади) находился в северо-восточной части Самарканда, у подножия возвышенности Чупан-ата. По историческим сведениям, в саду находился большой айван, а внутри айвана находился трон украшенный драгоценными камнями. Позднее Улугбек украсил этот сад ещё больше. Бабур писал об этом саду следующее: «В середине этого сада (Улугбек) построил высокое здание. В четырёх углах этого здания есть четыре минарета, и только через эти минареты можно попасть в дворец...». В настоящее время местность где находился этот сад, до сих пор называется Баг-и Майдан.

Баг-и Нав

Сад Баг-и Нав (рус. Новый сад) был возведён в 1404 году и находился в южной части Самарканда. Сад имел четырёхугольную форму и был окружён глинобитными стенами дувал. Как и в некоторых садах, в четырёх углах сада находились минареты. В центре был дворец и большой водоём хауз. В настоящее время на месте этого сада находится кишлак Лолазор.

Баг-и Чинар

Сад Баг-и Чинар (рус. Сад чинара) был возведён в 1397 году и находился в восточной части Самарканда, к юго-востоку от местности Конигил. В саду в основном росли деревья чинара, поэтому сад был назван именно так. В центре сада находился крестообразный дворец. В настоящее время на месте этого сада находится возвышенность Куш Тамгалик.

Баг-и Шамол

Сад Баг-и Шамол (рус. Сад ветра) был возведён в 1404 году и находился в западной части Самарканда. Сад был возведён в честь внучки Тамерлана, дочери Миран-шаха. В центре сада находился четырёхугольный дворец, каоторый с каждой стороны имел длину в 1500 шагов. Стены дворца были отделаны мрамором а нижняя часть этих стен были отделаны древесиной чёрного цвета и слоновой костью. В настоящее время местность где находился этот сад, до сих пор называется Баг-и Шамол.

Другие сады

Кроме этих садов, в окрестностях Самарканда располагались ещё несколько различных садов. Среди них наиболее известны Баг-и Булду, Баг-и Зогон, Баг-и Накши Джахон, Баг-и Амирзода Шохрух, Баг-и Диляфруз, Баг-и Шерон, Гулбаг, Багча, Лалазар, Бедана коруги, Чумчукчилик, Гозхона и другие. Традицию возведения и взращивания садов продолжали потомки Тамерлана, среди них наиболее известные любителями садов, градостроительства и живописи были Шахрух, Улугбек и Бабур

Отрывок, характеризующий Сады Тамерлана

Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.