Сапега, Иван Семёнович

Иван Сапега
Гравюра И. Шубелера (1872) с портрета XVI века.
Дата рождения:	около 1450
Дата смерти:	4 декабря 1517(1517-12-04)
Отец:	Семён Сопига
Супруга:	2) Елизавета Глебович
Дети:	Павел, Михаил, Фёдор, Доброхна, Анна

Ива́н Семёнович Сапе́га (Ивашка Сапежич; около 1450 — 4 декабря 1517) — государственный и военный деятель Великого княжества Литовского. Писарь (с 1488) и маршалок господарский (с 1504), секретарь великий литовский (с 1506), воевода витебский (1511—1514) и подляшский (с 1514).

Основатель коданьской ветви рода Сапег, заложивший основы её владений. В 1504 году основал местечко Иказнь и Иказненский замок, а также местечко Кодань с замком. В результате русско-литовских войн лишился своих смоленских владений, но получил от великих князей литовских новые — на Браславщине, в Подляшье и Берестейщине.

Биография

Представитель шляхетского рода Сапег герба «Лис», второй сын Семёна Сопиги, имел старшего брата Богдана.

Был послом в Москву в 1497, 1498 и 1499 годах, в Рим в 1501 году. Будучи в Риме, добился от папы утверждения в должности митрополита Иосифа Болгариновича и присоединился к Флорентийской церковной унии.

С 1501 года Иван занимал должность канцлера великой княгини Елены Ивановны. В 1502 году был послом к магистру Ливонского ордена, в 1503 — к великому князю московскому. В Москве заключил 6-летнее перемирие, завершившее русско-литовскую войну 1500—1503 годов.

При избрании великим князем Сигизмунда I в 1506 году титуловался секретарём великим литовским. В 1505 снова был послом в Москву, но продлить срок перемирия не удалось. С 1508 по 1514 годы был наместником новогрудским, с 1511 — воеводой. В 1508 году, будучи с посольством в Москве, заключил мир, завершивший русско-литовскую войну 1507—1508 годов.

В 1512 году вёл переговоры в Польше с коронной радой о помощи Великому княжеству Литовскому в войне с Москвой 1512—1522 годов. Участвовал в военной кампании 1514 года под руководством гетмана Константина Острожского. Командовал частью армии в битве на Березине 27 августа и в Оршанской битве 8 сентября 1514 года.

Семья

Был дважды женат. Имя и происхождение первой жены не известно. Вторично женился на Елизавете Глебович (ум. 1548/1552), дочери маршалка господарского и воеводы полоцкого Станислава Глебовича (ум. после 1513) и Софии Корчевской.

Дети от первого брака:

• Павел Сапега (ум. 1579), воевода подляшский и новогрудский, староста браславский
• Михаил Сапега (ум. ок. 1540)
• Фёдор (Фредерик) (ум. ок. 1548), дворянин господарский
• Доброхна Сапега (ум. после 1528), жена каштеляна любельского Яна Тенчинского (ок. 1485—1553)
• Анна Сапега, жена староста черкасского и каневского Яна Немировича

После смерти своего мужа Елизавета Глебович вторично вышла замуж за маршалка надворного литовского и воеводу трокского Григория Остика (ок. 1470—1518/1519)

Литература

• Грыцкевіч А. Сапегі // Вялікае Княства Літоўскае. Энцыклапедыя у 3 т. — Мн.: БелЭн, 2005. — Т. 2: Кадэцкі корпус — Яцкевіч. — С. 545-547. — 788 с. — ISBN 985-11-0378-0.
• Грыцкевіч А. Сапегі // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. У 6 т. — Т. 6. — Кн. 1: Пузыны — Усая / Беларус. Энцыкл.; Рэдкал.: Г. П. Пашкоў (галоўны рэд.) і інш.; Маст. Э. Э. Жакевіч. — Мн.: БелЭн, 2001. — 591 с. ISBN 985-11-0214-8.

Ссылки

• [mariusz.eu.pn/genealogia/rody/sapiehowie03.html Генеалогия магнатских родов Речи Посполитой]

Отрывок, характеризующий Сапега, Иван Семёнович

– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.