Сацума (броненосец)
«Сацума» (яп. 薩摩, англ. Satsuma) — японский броненосец-додредноут. Корабль построен на верфи Йокосука, спущен на воду в 1906, введён в строй в 1910. Назван в честь провинции Сацума (часть территории современной префектуры Кагосима).
«Сацума» — первый крупный военный корабль, разработанный и построенный в Японии (до 1905, все корабли крупнее небольших крейсеров японские власти закупали за границей). Тем не менее, значительная доля деталей была закуплена в Великобритании, а конструкция корабля похожа на британские броненосцы типа «Лорд Нельсон».
По изначальным планам, на «Сацуме» должны были установить двенадцать 305-мм орудий. Если бы эти планы были реализованы, то «Сацума» стал бы первым кораблём в мире построенным по концепции «только большие пушки» — то есть первым линкором. Но русско-японская война ударила по бюджету страны и осложнила закупку вооружения за границей; от большей части 305-мм орудий пришлось отказаться. В результате, на корабле установили только четыре 305-мм орудия (два в носовой башне, два в кормовой) и двенадцать 254-мм орудий в шести бортовых башнях.
«Сацума» принял участие в японской высадке на Каролинских островах, в осаде Циндао и в интервенции союзников в Россию.
По условиям Вашингтонского морского соглашения 1922, «Сацуму» переоборудовали в корабль-мишень, использовали для испытаний авиабомб и 610-мм торпед. В сентябре 1924 корабль был потоплен.
Напишите отзыв о статье "Сацума (броненосец)"
Литература
- Anthony J. Watson, Brian G. Gordon. The Imperial Japanese Navy. — London: Macdonald, 1971. — 529 с. — ISBN 0356030458.
- Lawrence Sondhaus. Naval Warfare, 1815—1914. — Routledge, 2001. — С. 198. — 263 с. — ISBN 9780415214780.
- David C. Evans, Mark R. Peattie. Kaigun: Strategy, Tactics and Technology in the Imperial Japanese Navy, 1887—1941. — Annapolis: Naval Institute Press, 1997. — 661 с. — ISBN 0870211927.
Отрывок, характеризующий Сацума (броненосец)
«Так и есть», подумал Пьер.– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
