Случай в квадрате 36-80

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Случай в квадрате 36-80 (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Случай в квадрате 36-80
Жанр

военный боевик

Режиссёр

Михаил Туманишвили

Автор
сценария

Евгений Месяцев

В главных
ролях

Борис Щербаков
Михай Волонтир
Анатолий Кузнецов

Композитор

Виктор Бабушкин

Кинокомпания

Мосфильм

Длительность

69 мин

Страна

СССР СССР

Год

1982

IMDb

ID 0085723

К:Фильмы 1982 года

«Случай в квадрате 36-80» — остросюжетный военный боевик 1982 года. Вторая режиссёрская работа Михаила Туманишвили.





Сюжет

1980-е годы. Военно-морской флот СССР проводит боевые учения в Атлантическом океане. В том же районе проводятся учения флота США. Главный элемент американских учений — учебная атака на советскую эскадру с многоцелевой атомной подводной лодки. Специальный компьютер фирмы «Хьюз» способен дать старт ракет по заранее введённым в боеголовки целям без участия человека. Компьютер обеспечивает полную автоматизацию стрельбы крылатыми ракетами. Однако для запуска необходимо снять блокировку с панели управления в каюте командира лодки Тёрнера.

Экипаж воздушного танкера майора Геннадия Волка выполняет обычную задачу по дозаправке самолётов-разведчиков в районе учений. В вылете самолёта Волка на выполнение задачи участвует командир соединения авиации Северного флота генерал-майор Павлов, намеревающийся отобрать наиболее способных лётчиков для переучивания на новые машины. Он заинтересовался Волком, для чего сменяет второго пилота в вылете. Волк, тем не менее, по неизвестной причине отказывается от переучивания и дальнейшего продвижения, пытаясь продвинуть вперёд штурмана своего экипажа Сергея Скибу.

Ту-16 выполняет дозаправку разведчиков, и в это время встречается с американским противолодочным самолётом Р-3 «Орион», который прикрывает лодку Тёрнера. Оказывается, что его командир майор Армстронг и Волк — «старые знакомые». Летчики общаются в эфире.

Тем временем на лодке случается ЧП — специалист по реактору Алан обнаруживает течь в контуре охлаждения реактора. Тёрнер намерен не всплывать в надводное положение и приказывает Алану устранить поломку. Однако неполадку не удаётся исправить и лодка вынуждена всплыть. Её обнаруживают советские силы, однако американцы уверяют, что всё в порядке.

Алан, получивший сильнейшую дозу облучения, понимает, что помощь можно получить только от советских военных. Поэтому он пробирается в каюту капитана и снимает блокировку с системы управления огнём. Затем он врывается в радиорубку и, вытолкав оттуда связиста, подает сигнал SOS. Но при попытке Алана сбежать с лодки на плоту Тёрнер убивает Алана.

Советские самолёты-разведчики пеленгуют SOS с лодки и фиксируют повышенный уровень радиации. После совещания командующий Северным флотом адмирал Спирин принимает решение отправить к лодке самолёт Ту-16 с катером «Фрегат» и группой ремонтников. Их должен доставить к цели самолёт капитана Гремячкина — второго пилота Волка. Однако на полпути к цели самолёт Гремячкина попадает в сильный встречный воздушный поток. Ему не хватит топлива, чтобы выполнить задачу. Дозаправить его может только самолёт Волка, но тогда у него самого почти не останется топлива. В конце концов Спирин приказывает Волку «встать в круг» и ждать самолёт Гремячкина.

Тем временем командующий американской эскадрой адмирал Ринк получает сведения, что советские силы отправили к лодке Тёрнера спасатель. Американцы не могут допустить, чтобы советские военные попали на лодку, но у них нет законных оснований воспрепятствовать этому. Самолёт из США не может вылететь из-за непогоды, а из Гренландии до Тёрнера 8 часов лета. Поэтому Ринк принимает решение — сорвать дозаправку спасателя.

Когда Волк и Гремячкин приступают к стыковке, рядом появляется самолёт Армстронга. «Орион» занимает положение перед советскими самолётами и пытается препятствовать их стыковке, направляя на них турбулентные струи от двигателей. Армстронг уверен в безнаказанности — в нейтральном воздушном пространстве советские самолёты не откроют по нему огонь. Однако Волк отдаёт приказ приготовиться к предупредительной стрельбе, а экипажам удаётся осуществить стыковку и провести перекачку топлива. Самолёт Гремячкина благополучно отлетает. Волк даёт ускорение и едва не сваливает в штопор самого Армстронга.

Самолет Гремячкина достигает цели и сбрасывает катер с ремонтниками. Однако Тёрнер отказывается пускать их на лодку и приказывает матросу дать предуп­ре­ди­тель­ную очередь.

Тем временем американские моряки пытаются устранить неисправность, но в реакторном отсеке начинается пожар. Падает напряжение в цепях компьютера, и офицер по вооружению приказывает выключить его. Это приводит к замыканию, и компьютер выдаёт системам вооружения команду на ракетный залп по советским кораблям. Целеуказание на них было введено в ходе учений. Команда запрещения пуска не проходит, так как Алан ввёл разрешение на пуск с капитанской панели. Тёрнер не успевает включить блокировку заново и лодка выпускает две ракеты по советской эскадре. Начинается автоматическая перезарядка аппаратов для повторного залпа…

Советские корабли обнаруживают ракеты. Действиями ЗРК флагманского авианесущего крейсера «Киев» ракеты удается уничтожить. С борта «Киева» поднимают самолеты Як-38 с целью потопить американскую атомную подводную лодку, выпустившую ракеты. Но со Спириным связывается адмирал Ринк и убеждает его отложить атаку на 10 минут объясняя, что пуск ракет — следствие неисправности, американцы сами затопят лодку после того, как её покинет экипаж. Спирин соглашается со словами: «Если через 10 минут лодку не утопят они — её утопим мы».

Команда эвакуируется с лодки, которая уходит на дно. Ракетному крейсеру «Киров» (065-й) приказано взять на борт советских специалистов.

Тем временем у самолёта майора Волка заканчивается горючее, в режиме планирования он приближается к берегу. Скиба находит решение — сесть на старый немецкий аэродром подскока времен Второй Мировой войны. Экипажу удаётся это сделать. Самолёт получает небольшие повреждения, экипаж отделывается лёгкими травмами.

Через некоторое время весь экипаж собирается на квартире генерала Павлова. В ходе вечера жена Павлова рассказывает жене Волка, почему тот отказывается переучиваться на новую технику: 8 лет назад ракетоносец Волка упал на взлёте и загорелся. Скиба вытащил Волка из горящего самолёта, но получил сильные травмы, едва не оставшись без ноги. После длительного лечения и стараний со стороны Волка Скибе разрешили летать, но только на самолётах вспомогательного крыла. Однако Скиба сам подает Павлову рапорт о выходе в отставку, освобождая Волка от «обязательств». В эпилоге Волк совершает взлёт в качестве командира нового противолодочного самолёта Ту-142.

Интересные факты

  • Интернациональное название фильма: Incident at Map Grid 36-80.
  • В фильме того же Михаила Туманишвили «Второе дыхание» десантникам по сценарию учений нужно взорвать объект, находящийся в квадрате 36-80.
  • В качестве флагманского корабля группировки советского ВМФ показан авианесущий крейсер «Киев» проекта 1143.
  • «065-й», которому Спирин приказывает уничтожить подлодку — тяжёлый атомный ракетный крейсер «Киров» проекта 1144 «Орлан».
  • В роли американской подводной лодки снималась советская подводная лодка проекта 671. В то же время запуск крылатых ракет П-5 заснят на подводной лодке проекта 644 — вероятно, единственном типе ПЛ, на котором крылатые ракеты стартуют в сторону кормы.
  • В роли американского самолёта Р3 — «Орион» снят противолодочный самолёт Ил-38, на котором видны закрашенные красные звезды.
  • В сцене отражения ракетной атаки показан пуск ракет с перехватчика Су-9, который, скорее всего, не мог долететь до столь удалённой от берегов зоны.
  • Многие самолёты Як-38 в фильме взлетают на боевое задание без оружия на борту.
  • В сцене аварийной посадки самолёта-заправщика вставлены кадры Ту-16 другой модификации (вероятно, КС, РМ или ПЛ) с обтекателем антенны вместо остекления штурманской кабины.
  • В сцене аварийной посадки, во время послепосадочного пробега Ту-16, не наблюдается даже попытки бросить тормозной парашют (створки парашютного контейнера остались закрыты), что нереально для такой нештатной ситуации.
  • Самолёт Ту-16 (тем более без веса топлива) имеет достаточный запас плавучести при вынужденной посадке на воду. У Ту-16 для такого случая сверху за блистером второго штурмана и в форкиле находятся две ЛАС-5М (лодки аварийно-спасательные, каждая вмещает весь экипаж). Автоматически надуваются сразу же при вскрытии контейнера, соответствующие люки для выхода к ним экипажа — имеются.
  • При штатной эксплуатации Ту-16 пятая группа баков (аварийно неснижаемый запас топлива) 2х2700 литров расположенная в носовой части фюзеляжа не вырабатывается, что и обеспечивает опирание на землю на стоянке носовой стойки шасси. Ту-16 с полностью выработанным топливом (а именно в таком режиме производится посадка по сценарию), имеет ярко выраженную заднюю центровку, то есть в конце пробега он должен опираться только на главные ноги шасси и хвостовую пяту, а передняя нога шасси оказывается в воздухе. В сцене «как прекрасен этот мир» — машина стоит на всех ногах шасси не опираясь на хвостовую пяту, что нереально для Ту-16 без топлива.
  • В финале майор Волк, будучи командиром самолёта, производит взлёт на базовом противолодочном самолёте Ту-142, при этом он снят в кабине Ил-86.
  • В начале фильма у американского адмирала обручальное кольцо на правой руке, однако в США принято носить обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки.
  • По сюжету, американские лётчики находятся в кабине Локхид Р-3 «Орион». Между тем переплёт кабины выдаёт Ан-12.
  • В фильме американские лётчики носят металлические «крылья» на левой стороне груди и нашивку с именем на правой, однако на американских лётных комбинезонах «крылья», имя и звание изображены на одной нашивке, носимой на левой стороне груди.
  • В сцене, где командир подлодки стреляет в Алана, есть два «киноляпа»: в кадре, где он целится, отчетливо видно, что затвор пистолета зафиксирован в заднем положении, как при полном отсутствии патронов в магазине. Начав стрелять, он производит подряд 12 выстрелов из пистолета Colt M1911, у которого в магазине всего 7 патронов.

В ролях

Съёмочная группа

Напишите отзыв о статье "Случай в квадрате 36-80"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Случай в квадрате 36-80

– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».