Сражение на Гёйле

Сражение на реке Гёйле
Основной конфликт: Походы викингов
Дата	26 июня 891
Место	окрестности реки Гёйле
Итог	разгром войска восточных франков викингами
Противники
викинги восточные франки
Командующие
Зигфрид Зундерольд, Арнульф
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Сраже́ние на реке́ Гёйле (фр. Bataille de La Gueule) — состоявшееся 26 июня 891 года сражение вблизи реки Гёйле (около Маастрихта), в котором войско викингов под командованием конунга Зигфрида разбило войско восточных франков под командованием архиепископа Майнца Зундерольда и маркграфа Восточной марки Арнульфа.

Войско норманнов из состава «Великой армии язычников» ещё в 879 году прибыло из Британии во Фрисландию и Лотарингию. Несмотря на поражение в сражении при Сокуре в 881 году, за последующие десять лет викингами были разорены почти все северо-западные земли Восточно-Франкского королевства, а также часть земель Королевства западных франков, разграблены такие крупные города как Кёльн, Вормс, Трир, Мец, Ахен и Льеж.

В начале 891 года главный лагерь норманнов находился вблизи города Лёвена. Весной бо́льшая часть викингов под командованием конунга Зигфрида вышла из лагеря, намереваясь погрузиться на свои суда, стоявшие в устье Мааса, однако путь им преградило войско восточных франков, собранное королём Арнульфом Каринтийским. Так как сам монарх был вынужден уехать в Баварию, на которую, как предполагалось, могли совершить нападение моравы, командование войском он поручил архиепископу Майнца Зундерольду и маркграфу Восточной марки Арнульфу. Зигфриду удалось совершить успешный обходной манёвр войска франков и по пути разорить окрестности Ахена. В результате этого военачальники восточных франков до самого дня битвы не знали, где находятся основные силы викингов.

26 июня восточные франки разбили лагерь на берегу реки Гёйле и здесь на них наткнулся один из передовых отрядов викингов. Думая, что это только немногочисленный отряд норманнов, франки без всякого порядка бросились преследовать отступившего противника, однако вскоре столкнулись с большим войском викингов, построенным в боевой порядок. Первая неподготовленная атака королевского войска была легко отбита норманнами, что внесло в ряды восточных франков ещё больший беспорядок. Франкские военачальники ещё не успели построить своих воинов для повторной атаки, когда удар конного отряда норманнов обратил королевское войско в бегство. «Фульдские анналы» возлагают ответственность за поражение на архиепископа Майнца Зундерольда, обвиняя его в том, что тот «опрометчиво напал на врагов». В сражении погибло множество восточных франков, в том числе и оба военачальника, Зундерольд и Арнульф. Преследуя бегущих, викинги захватили франкский лагерь, убили всех пленных и с богатой добычей возвратились обратно в Лёвен.

Победа при Гёйле стала последней победой, одержанной норманнами в Восточно-Франкском государстве: уже 1 сентября 891 года они были разбиты королём Арнульфом Каринтийским в сражении при Лёвене. Это положило конец их вторжениям на территории будущих Германии, Бельгии и Нидерландов.

Литература

• Ласкавый Г. Викинги. — Минск: МФЦП, 2004. — С. 82. — 320 с. — ISBN 985-454-218-1.
• Стриннгольм А. Походы викингов. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2001. — С. 105—106. — 736 с. — ISBN 5-17-011581-4.
• Jaques F-O. [books.google.ru/books?id=Dh6jydKXikoC&pg=PA561 Dictionary of Battles and Sieges]. — Greenwood Publishing Group, 2007. — P. 561. — 1354 p. — ISBN 978-0313335389.

Отрывок, характеризующий Сражение на Гёйле

Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал: