Ссылка отрекшегося Николая II в Тобольске

Ссылка отрекшегося Николая II в Тобольске — события, произошедшие во время ссылки отрекшегося царя Николая II в Тобольске в августе 1917 — апреле 1918 года.

После июльских событий 1917 года в Петрограде Временное правительство принимает решение переправить царя с семьёй в ссылку. Местом ссылки был избран Тобольск, куда царь прибывает 6 августа 1917 года пароходом из Тюмени, вместе с остатками свиты (45 человек). В дороге и ссылке царь и его семья охранялись так называемым Отрядом особого назначения из 330 солдат и 7 офицеров. Командиром отряда был полковник Е. С. Кобылинский. По другим данным, воспоминаниям полковника А.И. Джулиани, командиром Отряда Особого назначения был назначен штабс-капитан Аксюта Ф.А., запасного батальона Лейб-Гвардии 1-го стрелкового Е.В. полка, избранный солдатским комитетом выборным командиром батальона. Нахождение штабс-капитана Аксюты Ф.А. рядом с Государем в Тобольске подтверждается многими фотографиями. С 1 сентября 1917 по 26 января 1918 года при отряде состоял комиссар Временного Правительства, старый революционер В. С. Панкратов. Солдаты и офицеры отряда были набраны из гвардейских стрелковых полков.

Временное правительство отказалось давать какое-либо содержание свите.

По воспоминаниям Керенского,

Было решено (в секретном заседании) изыскать для переселения царской семьи какое-либо другое место, и все разрешение этого вопроса было поручено мне. Я стал выяснять эту возможность. Предполагал я увезти их куда-нибудь в центр России, останавливаясь на имениях Михаила Александровича и Николая Михайловича. Выяснилась абсолютная невозможность сделать это. Просто немыслим был самый факт перевоза Царя в эти места через рабоче-крестьянскую Россию. Немыслимо было увезти их и на Юг. Там уже проживали некоторые из Великих Князей и Мария Федоровна, и по этому поводу там уже шли недоразумения. В конце концов я остановился на Тобольске. Отдаленность Тобольска и его особое географическое положение, ввиду его отдаленности от центра, не позволяло думать, что там возможны будут какие-либо стихийные эксцессы. Я, кроме того, знал, что там удобный губернаторский дом. На нём я и остановился. Первоначально, как я припоминаю, я посылал в Тобольск комиссию, в которую, кажется, входили Вершинин и Макаров, выяснить обстановку в Тобольске. Они привезли хорошие сведения.

Впоследствии Керенский утверждал, что в 1917 году он находился под мощным давлением разнообразных делегаций, требовавших расстрелять царя. По мнению Керенского, если бы Николай не был бы сослан в Тобольск, «он также был бы казнён, но на год ранее».

Семья была размещена на втором этаже бывшего губернаторского дома. Выходить в город запрещалось, за исключением посещения церкви, все письма просматривались. Однако в целом жизнь ссыльных в первые месяцы была очень тихой; как писал сам царь, «нам здесь хорошо — очень тихо». Ближайшая железная дорога находилась от Тобольска в 260 верстах, и «триумфальное шествие Советской власти», распространявшееся главным образом по железным дорогам, до него не дошло, дойдя только до Тюмени, Омска и Екатеринбурга.

О приходе к власти большевиков становится известно с опозданием на две недели, только 17 ноября.

17 ноября. Такая же неприятная погода с пронизывающим ветром. Тошно читать описания в газетах того, что произошло две недели тому назад в Петрограде и в Москве!
Гораздо хуже и позорнее событий Смутного времени.

— Дневники Николая II, 1917 год

В Тобольске образуется Солдатский комитет, избранный охраной царя. Отношение комитета к бывшему императору, в целом, было враждебным. 19 декабря запрещено посещать церковь, за исключением праздников, 7 марта этот запрет отменён. В конце декабря Солдатский комитет постановляет 100 голосами против 80 снять у свергнутого царя погоны, что он сам воспринял, как унижение, заявив, что «этого свинства я им не забуду», и снимать погоны отказался. В феврале солдаты, раздражённые обильным питанием царя, требуют перевести его на солдатский паёк. 13 февраля комиссар Карелин постановляет оплачивать из казны только солдатский паёк, отопление и освещение, а всё остальное должно оплачиваться за счёт заключённых, причём пользование личными капиталами было ограничено 600 рублей в месяц. 19 февраля Солдатский комитет разрушил ночью кирками ледяную горку, построенную в саду для катания царских детей. Предлогом для этого было то, что с горки можно было «смотреть через забор».

В феврале большевистские Советы в Екатеринбурге и Омске вспоминают о существовании Николая II, и независимо друг от друга каждый из них поднимает перед председателем ВЦИК Свердловым вопрос о переводе царя к себе, опасаясь, что весной он может бежать. Вплоть до этого времени большевики не проявляли никакого интереса к личности свергнутого царя, так как были слишком поглощены ожесточённой борьбой за власть, и им было не до царя.

Власть большевиков в Тобольске фактически была установлена в марте 1918 года с прибытием из Омска 11 (24) марта Дуцмана Василия (Вильгельма) Карловича, комиссара Тобольска и комиссара над царской семьёй. Дуцман не имел никаких связей в Тобольске и предпочитал никак не вмешиваться в события, ограничиваясь наблюдением за царской семьёй.

Через несколько дней в Тобольске происходит конфликт между несколькими большевистскими отрядами: 13 (26) марта прибывает отряд красногвардейцев из Омска, 15 (28) вдвое меньший из Екатеринбурга, покинувший Тобольск 4 апреля по требованию первого отряда. Омский отряд находился под командованием Демьянова и Дегтярёва, которые сами происходили из Тобольска и были в нём хорошо известны. Этот отряд разгоняет местную земскую и городскую управу и переизбирает Совет.

Сам Николай упоминает в своих дневниках в записи от 22 марта о прибытии и изгнании ещё одного отряда из Тюмени: «Утром слы­шали со двора, как уезжали из Тобольска тюменьские раз­бойники-большевики на 15 тройках, с бубенцами, со свис­том и с гиканьем. Их отсюда выгнал омский отряд!».

31 марта (13 апреля) прибыл второй отряд из Екатеринбурга под командованием делегата Уралсовета комиссара Заславского С. С., 28-летнего слесаря, дважды судимого за революционную деятельность и с началом войны мобилизованного на Балтийский флот, где он окончил школу гардемаринов. Заславский требует немедленно заключить царя в «каторжную тюрьму».

Во время этого конфликта в Тобольск во главе ещё одного отряда численностью 150 человек прибывает 9(22) апреля комиссар ВЦИК Яковлев, которому в течение двух дней удалось взять под свой контроль оба предыдущих отряда, изгнав Заславского.

См. также

• Революция 1917 года в России

Литература

• Панкратов В. С. С царём в Тобольске. — Л.: Былое, 1925. — 88 с.
• Соколов Н.А. [rus-sky.com/history/library/sokolov.htm Убийство царской семьи]

Отрывок, характеризующий Ссылка отрекшегося Николая II в Тобольске

– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.