Эрвин, Стюарт

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Стюарт Эрвин»)
Перейти к: навигация, поиск
Стюарт Эрвин
Stuart Erwin
Дата рождения:

14 февраля 1903(1903-02-14)

Место рождения:

Скво-Вэлли, округ Фресно, штат Калифорния, США

Дата смерти:

21 декабря 1967(1967-12-21) (64 года)

Место смерти:

Беверли-Хиллз, штат Калифорния, США

Гражданство:

США США

Профессия:

актёр

Карьера:

1928—1967

Стюарт Эрвин (англ. Stuart Erwin; 14 февраля 1903, Скво-Вэлли[en] — 21 декабря 1967, Беверли-Хиллз) — один из наиболее популярных актёров американского телевидения 1950-х, номинант на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана в картине «Кожаный парад».

Комедийный быстроговорящий актёр, обладающий уникальным нежным голосом, Эрвин начинал карьеру в лос-анджелесских театрах[1]. В начале 1950-х он ворвался на американское телевидение с собственным ситкомом, который так и озаглавил — «Шоу Стю Эрвина[en]»[1].

В кино Эрвин был не менее успешен — только в 1930-х на экран вышло около 30 картин с участием актёра[2]. Дата его рождения (день святого Валентина) стала судьбоносной: основным амплуа Эрвина как на сцене, так и на экране, оставались влюблённые неуклюжие парни; среди коллег к нему надолго приклеилось прозвище «Комический Валентин»[1].

За всю свою 40-летнюю карьеру Стюарт Эрвин сыграл почти 130 разнообразных ролей[1]. 21 декабря 1967 года он перенёс инфаркт миокарда, от которого не смог оправиться[1].





Биография

Стюарт Эрвин родился 14 февраля 1903 года в статистически обособленной местности Скво-Вэлли[en], округ Фресно, штат Калифорния, в семье Сэмюэла и Марты Эрвин[1]. Отец будущего актёра управлял в Скво-Вэлли ранчо для крупного рогатого скота, площадь которого составляла 1200 акров[1].

В юности Стюарт хотел стать журналистом, для чего и поступил на факультет журналистики Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе[1]. Окончив его, посещал одну из актёрских школ города, дебютировал на театральной сцене ролью в постановке «Открытые врата» в театре «Мороско[en]» (ныне снесён)[1]. Спектакль «Белые воротнички» играл почти год, с ним же совершил мировое турне[1].

В середине 1920-х нераскрытый актёрский потенциал Эрвина увидел маститый характерный актёр Эдвард Эверетт Хортон, с помощью нужных связей предоставивший ему немаловажные роли в нескольких популярных постановках, включая «Нищего на лошади[en]»[1]. В 1928 году, во время спектакля «Женщины уходят навсегда» в голливудском театре Music Box (ныне — театр имени Генри Фонда[en]), Эрвина заметил представитель кинокомпании Fox Film Corporation (ныне — 20th Century Fox) и предложил ему первую роль в кино — Бена в картине «Мама лучше знает»[1].

В июле 1931 года Эрвин женился на актрисе Джун Колльер[1]. Первая заметная роль актёра — Честер Карр в вестерне «Гостевое ранчо» (1931)[1]. В 1930-х Эрвин создает свои самые популярные образы на экране — Мертон Джилл («Сделай меня звездой»; 1932), Томми Нэш («Международный дом[en]»; 1933), Эл Симпсон («Береги своего мужчину»; 1933), Эрнест П. Бэйкер («Едем в Голливуд[en]»; 1933), Джо Палука («Палука[en]»; 1934)[1]. По мнению самого актёра, в байопике «Вива Вилья!» сыграл свою лучшую роль в кино — журналиста Джонни Сайкса, которого первоначально должен был сыграть Ли Трэйси[en][1].

В 1936 году перевоплотился в «деревенщину» Эймоса Додда в музыкальной комедии «Кожаный парад». Этот образ принёс Эрвину номинацию на премию «Оскар» в категории «Лучшая мужская роль второго плана», но на церемонии вручения он уступил Уолтеру Бреннану[1]. Картина же осталась примечательной тем, что в ней состоялся кинодебют будущей звезды Джуди Гарленд[1].

Наиболее крупная роль начала 1940-х — поставщик молочной продукции Хауи Ньюсам в нашумевшей драме Сэма Вуда «Наш городок»[1]. В годы войны продолжал играть в лентах ключевых кинокомпаний США[1]. На Бродвее блистал в постановке «Мистер Сикамор[en]» бок о бок с Лилиан Гиш[1].

Однако проект, прославивший Эрвина во всей Америке, ещё был впереди[1]. Ситком «Шоу Стю Эрвина[en]», в котором актёр исполнял роль директора школы по имени Стю Эрвин, а его жена, Джун Колльер, супругу директора по имени Джун Колльер, неизменно появлялось на экранах пять лет, пять полных продолжительных сезонов[1]. За всё это время вышло 130 эпизодов, а Эрвин и Колльер стали в стране звёздами первой величины[1]. В 1950-х Эрвины разрывались между Калвер-Сити и родным для Джун Нью-Йорком[1].

В 1960 году на Голливудской «Аллее славы» была установлена именная звезда Стюарта Эрвина за вклад в развитие современного телевидения[2]. К концу жизни популярность Эрвина постепенно снижалась[1]. Актёр сделал несколько гостевых появлений в телесериалах, но ни один из них не принёс ему такой популярности, как «Шоу Стю Эрвина»[1]. В заключительный раз Стюарт Эрвин появился на экране в телефильме «Тень над Элвероном», вышедшем уже после его кончины[1].

За четыре дня до Рождества, 21 декабря 1967 года, 64-летний Эрвин перенёс инфаркт миокарда, после которого так и не пришёл в себя[1]. Был кремирован, прах хранится в лос-анджелесском колумбарии Chapel of the Pines[en]. Джун ушла из жизни всего через три месяца после смерти супруга — в марте 1968 года она умерла в госпитале от бронхопневмонии[1].

Личная жизнь

На съёмках вестерна «Гостевое ранчо» в 1931 году Эрвин познакомился с актрисой Джун Колльер[1]. Они поженились в июле того же года, а в сентябре 1932 года у супругов родился сын, которого назвали в честь отца[1]. В 1937 году на свет появилась дочь Джуди[1].

Супружеская пара Эрвин-Колльер стала одной из самых плодовитых в сфере американского послевоенного искусства[1]. Невзирая на это, после рождения дочери Джун заявила об уходе из кинематографа и посвятила всю жизнь семье[1].

Избранная фильмография

Напишите отзыв о статье "Эрвин, Стюарт"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 Клифф Алиперти. [immortalephemera.com/30581/stuart-erwin-biography/ Stuart Erwin, Biography of ’30s “Comic Valentine” Turned Early TV Star] (англ.). Immortal Ephemera (14 февраля 2013). Проверено 30 апреля 2015.
  2. 1 2 [www.imdb.com/name/nm0260020/ Stuart Erwin] (англ.). IMDB. Проверено 30 апреля 2015.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Эрвин, Стюарт

– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.