Тальони, Поль

Паоло (Пауль, Поль) Тальони
Paolo Taglioni
Литография Паоло Тальони работы Й. Крихубера
Профессия:	артист балета, балетмейстер,
Театр:	Королевская опера в Берлине

Паоло (Пауль, Поль) Николаус Тальони (итал. Paul Nikolaus (Paolo Nikola) Taglioni; 12 января 1808, Вена, Австрийская империя — 6 января 1884, Берлин Германская империя) — итальянский артист балета, танцовщик, хореограф и балетмейстер.

Биография

Представитель знаменитой итальянской балетной династии. Сын педагога и балетмейстера Филиппо Тальони. Младший брат балерины Марии Тальони.

Учился у своего отца и в Париже у Ж. Ф. Кулона. Дебютировал в 1825 в Штутгарте (исполнил па-де-де совм. с сестрой Марией Тальони). В 1826—1829 гастролировал в Вене, Мюнхене, Берлине; выступал во Франции, Германии с сестрой Марией, нередко разделяя её триумфы.

В 1831 году поставил свой первый балет — «Die Pagen des Herzogs von Vendôme».

В 1847—1851 и 1856—1857 — солист лондонского театра «Her Majesty’s Theatre», где поставил балеты: «Коралия, или Непостоянный рыцарь» (1847), «Tea, или Фея цветов» (1847), «Прима-балерина, или Ловушка», «Зимние развлечения, или Конькобежцы» (оба-1849), «Метаморфозы» (1850), все — композитора Ц. Пуни. В балетах, поставленных им в Лондоне, участвовали выдающиеся романтические танцовщицы: Карлотта Гризи, Каролина Розати, Мария Тальони, Амалия Феррарис, А. Боскетти и др.

Работал в Королевской опере в Берлине, в миланской «Ла Скала». В 1856—1883 — балетмейстер берлинской Придворной оперы, где поставил один из самых известных своих балетов «Приключения Флика и Флока» П. Л. Гертеля (1858), затем «Корсар», «Тщетная предосторожность» (1864), «Коппелия» (1882) и др. Одновременно ставил спектакли в Милане, Москве, Петербурге, Вене и др.

Поставленные им, кроме того, балеты: «Теа, или Фея цветов», «Фьорита», «Прима-балерина», «Зимние развлечения» и др.

Вначале постановки П. Тальони были отмечены влиянием отца, затем балетмейстер начал обретать свой стиль, вводя постановочные и техничевские новшества (эффекты электрического освещения и др.).

Постановки П. Тальони, созданные в эпоху повсеместно начавшегося упадка балетного искусства, в известной мере, противостояли этой тенденции и помогли немецкому балетному театру сохранить высокий художественный и исполнительский уровень.

Литература

• Балет: энциклопедия. / Гл. ред. Ю. Н. Григорович.- М.: Советская энциклопедия, 1981.

Ссылки

• [de.wikisource.org/wiki/ADB:Taglioni,_Paul ADB:Taglioni, Paul] (нем.)

Отрывок, характеризующий Тальони, Поль

«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.