Тамгацик (археологический памятник)

Селище, могильник
Тамгацик (кобанский период)
Страна	Россия, Карачаево-Черкесия
Первое упоминание	нач. 1960-х гг.
Дата основания	ок. VIII в. до н. э.
Известные насельники	кобанцы, возможно скифские элементы
Статус	не охраняется
Состояние	разграблен ещё в древности

Селище, могильник
Тамгацик (сармато-аланский период)
Первое упоминание	нач. 1960-х гг.
Дата основания	ок. IV в. н. э.
Известные насельники	сармато-аланы, возможно потомки кобанцев
Статус	не охраняется
Состояние	разграблен ещё в древности

Тамгацик — употребляемое в научно-популярной литературе название комплекса археологических памятников в местечке Тамгацик (Северный Кавказ, Россия). Представлен селищем и могильником позднекобанской культуры (пред- и раннескифская эпоха), а также селищем и могильником сармато-аланского периода. Назван по местности, в которой был обнаружен — здесь находится небольшая балка, склоны которой покрыты вырезанными знаками-тамгами (Тамгацик — карач.-балк. «Маленькая тамга»).

Исследования

Тамгацикские доисторические и раннесредневековые археологические памятники обнаружены на территории Хабезского района Карачаево-Черкесской Республики в местности под названием Тамгацик/Тамгацикская балка — три километра севернее аула Жако и три километра восточнее правого берега реки Малый Зеленчук (третья речная терраса). Первые раскопки здесь велись в 1952—1954 годах экспедицией ЧНИИ (КЧНИИ) под руководством археолога Е. П. Алексеевой. Культурный слой найден только на холмах, которые в научно-публицистической литературе иногда называют «Тамгацикскими буграми». Памятник описан в отчётах полевых исследований и некоторых работах Е. П. Алексеевой, а также отмечен в трудах Е. И. Крупнова, Х. Х. Биджиева и других кавказоведов России. Ценность тамгацикских находок кобанского периода заключается в том, что это первый археологический позднекобанский бытовой объект со следами скифской культуры в верховьях Кубани и Зеленчуков — «он как бы перебрасывает мост от прикубанских памятников к их восточным группам» (Е. И. Крупнов).

В окрестностях аула Жако, где находятся Тамгацикские памятники, а также на территории самого аула, обнаружены многочисленные следы человеческой деятельности в доисторический и средневековый периоды. С тамгацикскими поселениями соседствуют более поздние христианские могильники (X в.) и адыгские курганные захоронения (XIV в.), здесь обнаружены остатки квадратной башни, именуемой Калеж (см. статью Жаковские археологические памятники).

Отчеты о полевых исследованиях Тамгацика (каталог архива ИА РАН):
Автор отчета:	Алексеева Е. П.	Алексеева Е. П.
Название отчета:	Отчет о работе археологической экспедиции ЧНИИ летом 1952 г.	Отчет о работе археологической экспедиции ЧНИИ летом 1953 г.
Архивный номер, кол-во листов и иллюстраций:	Ф-1. Р-1. № 671. 88 л., 35 ил.	Ф-1. Р-1. № 787. 114 л. № 788 — Альбом иллюстраций к отчету. 75 л., 96 ил.
Название экспедиции, организатор:	АЭ Черкесского НИИИЯЛ.	АЭ Черкесского НИИ.
Тип полевых работ:	Разведки, раскопки.	Раскопки.
Название памятника, культурная принадлежность, датировка:	Окрестности аула Жако: поселение Тамгацик; могильники грунтовый с каменными ящиками и курганный; оборонительное сооружение Башня Калеж. РЖВ — средневековье. III в. до н. э. — XIV в. н. э.	Поселение Тамгацик (и грунтовый мог. с каменными ящиками); грунтовый могильник с каменными ящиками у аула Жако. Средневековье. Культуры аланских и адыгских племен. IV—XV вв.
Место хранения коллекции:	Черкесский НИИИЯЛ.	Черкесский НИИ.

Кобанский период

Тамгацикские артефакты доисторического периода относятся к местной позднекобанской культуре, также здесь найдены предметы, свидетельствующие о значительном скифском влиянии. Этот период исследователи относят к раннему железному веку на Северном Кавказе. Е. П. Алексеева предполагает, что «на рубеже VI—V вв. до н. э. жителей Тамгацика постигла какая-то катастрофа (нападение врагов), в результате чего жилые дома и постройки для содержания скота были разрушены и под развалинами их погибли люди и животные. Оставшееся население, не успевшее спастись бегством, было перебито и изрубленные трупы сброшены в яму».

Поселение VIII—VI вв. до н. э. Участки поселения древних кобанцев локализуются археологами на «южном», «западном» и «среднем» холмах. На «южном» холме обнаружены большие завалы из камней, вероятно, остатки разрушенных жилищ и бытовых сооружений. В культурном слое (глубина 0,4 м) найдены каменные сельскохозяйственные орудия — обломки жёрновов, овальные зернотёрки, тёрочники, песты, а также куски самана. Остатки керамики на «южном» холме — черепки мисок, горшков, кувшинов свидетельствуют, что в древности посуда была богато украшена рельефными и геометрическими узорами. Тамгацикская керамика аналогична хумаринской (из раскопа № III) и напоминает верхнекобанскую и кызылкалинскую (остатки подобной керамики найдены на «западном» и «среднем» тамгацикских холмах). На «среднем» холме также обнаружены остатки строений, которые располагались нескученно, в плане были прямоугольные (почти квадратные) и трапециевидные. Вероятно, строения были турлучные на каменных фундаментах, иногда полы выкладывались каменными плитками. Обнаружены подвалы и зерновые ямы. Находки на «среднем» холме: каменная ступа, песты, жёрнова, зернотёрки; кости коровы, лошади, свиньи, овцы и утки; зёрна проса, конопли; черепки лепной и гончарной сероглиняной посуды, лощеной и нелощеной (миски, кувшины, горшки). Также на «среднем» холме обнаружены артефакты возникшего здесь в период раннего средневековья сармато-аланского поселения (см. раздел «Сармато-аланский период»).

Могильник VI — нач. V вв. до н. э. На «южном» холме обнаружены различные по устройству погребения — прямоугольные в плане ящики из известняковых плит поставленных на ребро и плохо отесанных брусков; ямы метровой глубины, в плане овальные и прямоугольные (почти квадратные), края которых были обложены на поверхности камнями; могилы неправильной формы, в виде трапеции или ромба, со стенками из каменных брусков и каменных плит положенных плашмя. Большая часть обнаруженных человеческих останков находилась в полном беспорядке, по предположению Е. П. Алексеевой они являлись коллективными захоронениями. Ориентация могил самая разнообразная — юз-сз, з-в, ю-с, юз-св. Наряду с человеческими костями обнаружены кости коня — зубы, иногда конечности. Конские зубы найдены вместе с удилами — железными кольчатыми, иногда витыми, бронзовыми стремячковидными. В могилах обнаружены миски — целые или в обломках, некоторых из них были наполнены раковинами каури средиземноморского происхождения (лат. Cypraea moneta), нанизанными на нить и со срезанными спинками. Известно, что такие раковины в древности часто использовались в качестве денег, таким образом находки можно отнести к своеобразным «денежным кладам». Керамика, обнаруженная в могильнике, подобна среднекубанской меотской, а также центральнокавказской (пятигорской) позднекобанской. Она представлена в основном черепками лепной серой, изредка красной посуды — мисками, кружками, сосудами на кольцевой ножке. В могильнике найдено различное оружие: железные серповидные (с горбатой спинкой) ножи, ножи в виде бритв, втульчатый наконечник копья с узким спициевидным пером, кинжал-акинак с сердцевидным перекрестьем и брусковидным навершием, наконечники стрел (скифского типа, втульчатые — бронзовые и железные). Из обнаруженных украшений — янтарные бусы, железные булавки «без головки» позднекобанского типа, бронзовая пронизка с каплевидным приливом («грибочком»).

Сармато-аланский период

В период поздней античности и раннего средневековья на Северный Кавказ проникали ираноязычные сармато-аланские племена, в Тамгацике найдено одно из поселений этого периода, представленное селищем и могильником. Также исследователь И. Мизиев предполагает, что некоторые артефакты Тамгацика могут носить следы культуры тюркоязычных чёрных болгар, которые, вероятно, появились в этих местах после VII—VIII веков.

Поселение IV—V вв. «Средний» холм, помимо древнего культурного слоя, сохранил и более поздние остатки построек — раннесредневековое селище. Строения в нём, вероятно, были каменные и турлучные. Средневековая керамика «среднего» холма одновременна найденной на «северном» холме.

Могильник IV—V вв. На «северном» холме локализовано средневековое захоронение, могилы которого представляют собой грунтовые погребения, покрытые каменными плитами и без наружных признаков. Среди человеческих останков найдены костяки со скрещенными голенями и деформированный череп. Инвентарь могильника аналогичен инвентарю адиюхского могильника, где в некоторые могилах голени умерших также были перекрещены. К наиболее интересным, обнаруженным здесь артефактам, археологи относят фибулы и зеркало с центральной петлей и геометрическим орнаментом из погребения № 4 (аналогичные зеркала из Танаиса датируются IV—V веками).

Литература

• Алексеева Е. П. Археологические памятники Карачаево-Черкесии. — М.: «Наука», издательская фирма «Восточная литература», 1992.— 216 с: карта. — ISBN 5-02-017374-6.
• Алексеева Е. П. Археологические раскопки у аула Жако в Черкесии. — КСИИМК, 1955, вып. 60. — С. 73-79.

Отрывок, характеризующий Тамгацик (археологический памятник)

Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]
Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu'un, ma delicieuse, ce n'est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d'ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала:
– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.


Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.