Токийский экспресс

Токийский экспресс (англ. Tokyo Express) — название, данное союзниками лёгким силам Военно-морского флота Японской империи, доставляющим подкрепления в виде войск, оружия и боеприпасов армейским силам, действующим на островах вокруг Новой Гвинеи и Соломоновых островах в течение кампании на Тихом океане во время Второй мировой войны. Их тактика заключалась в посадке войск и загрузке припасов на быстроходные военные корабли, в основном эсминцы, чтобы, используя их скорость, доставлять грузы в точку назначения и возвращаться на базу в течение одной ночи, избегая дневных атак союзной авиации.

Происхождение названия

Изначально соединения снабжения назывались союзниками «Экспрессом Кактуса» по названию союзных сил на Гуадалканале, использовавших это кодовое имя всей операции на Гуадалканале. После того, как пресса США начала называть данные соединения Токийским экспрессом, командование союзных сил также стало использовать это название, возможно, для сохранения в тайне кодового слова «Кактус». Сами японцы ночные соединения снабжения называли «крысиной перевозкой» (яп. 鼠輸送 нэдзуми юсо:).

Рейсы «Токийского экспресса»

Необходимость организации Токийского экспресса была вызвана господством воздушных сил союзников на юге Тихого океана, которое было достигнуто после высадки на Гуадалканале и захвате аэродрома, получившего название «Гендерсон-Филд», на котором стали базироваться «Военно-воздушные Силы Кактуса» в августе 1942 года. Поставка войск и припасов тихоходными транспортными судами на Гуадалканал и в Новую Гвинею очень скоро доказала их высокую уязвимость от дневных воздушных налетов авиации. В связи с этим, командующий Объединенным флотом Японской империи адмирал Исороку Ямамото разрешил использование более быстроходных военных кораблей, обнаружение которых было более сложным делом, а угроза воздушной атаки становилась для них минимальной. Рейсы Токийского экспресса начались сразу после боя у острова Саво в августе 1942 года, продолжались в течение всей кампании на Соломоновых островах.

Август 1942 — февраль 1943 года. Рейды на Гуадалканал

16-17 августа 1942 года группа из трёх эсминцев («Мотидзуки», «Муцуки», «Удзуки») выгрузила на мысе Тассафаронг острова Гуадалканал 120 солдат и офицеров Пятого специального штурмового отряда «Йокосука». Это был один из первых рейсов Токийского экспресса..

3-4 октября 1942 года командующий 3-й эскадрой эсминцев Хамсимото Синтаро провел довольно большую операцию по переброске подкреплений. К мысу Тассафаронг был направлен авианесущий крейсер «Ниссин», который вёз 9 орудий (в т.ч четыре 150-мм гаубицы) и 330 человек из состава 2-й пехотной дивизии, включая её командира. Прикрытие его осуществляли эсминцы «Новаки» и «Маякадзэ». Эсминцы «Уранами», «Сикинами», «Макигумо», «Акигумо» должны были высадить ещё 320 человек и 16 тонн продовольствия. Вторая группа эсминцев «Арасио», «Куросио» и «Хаясио» высаживали десант в 190 человек и 190 тонн продовольствия в Камимбо. Несмотря на многочисленные атаки американской базовой авиации, доставка подкреплений прошла почти по плану (не удалось выгрузить только два полевых орудия и 80 человек с «Ниссин»). Для прикрытия отхода группы привлекался эсминец ПВО «Акицуки».

8-9 октября 1942 года основную часть грузов Токийского экспресса вновь должен был доставить крейсер «Ниссин» (6 зенитных орудий, две 105-мм гаубицы, тягач и 180 человек). Эсминцы «Юдати», «Харусаме», «Асагумо» и «Нацугумо», с свою очередь транспортировали 560 человек из состава 4-го специального десантного отряда «Майдзуру». Эсминец ПВО «Акицуги» осуществлял прикрытие отряда. На этот раз соединение получило и воздушное прикрытие самолётами 11 воздушного флота. Всё это позволило успешно и без потерь провести операцию, несмотря на попытки американской авиации сорвать её.

8-9 ноября 1942 года Транс­портное Соединение из пяти эсминцев доставил на Гуадалканал части 38-й пехотной дивизии. Во вре­мя операции это соединение атаковали американс­кие торпедные катера. Торпеда с катера «РТ-61» попала в носовую оконеч­ность эсминца «Мотидзуки»' и повредила обшивку корпуса. Эсми­нец сохранил боеспособность и самостоятельно воз­вратился на базу..

Май-Август 1943 года. Рейды на Нью-Джоржия и Коломбангара

В ночь на 29 мая эсминцы 22 дивизиона «Сацуки», «Накадзуки» и «Минадзуки» успешно доставили подкрепление на Коломбангара. По пути «Сацуки» наскочил на риф и получил небольшие повреждения, исправленные позднее в Рабауле.

26-27 июня эсминцы «Сацуки», «Мотидзуки» и «Юнаги» в очередной раз доставили подкрепления из Рабаула на Коломбангара.

В июле американское командование начала операцию по захвату аэродрома Мунда на острове Нью-Джоржия. Основной маршрут Токийского эскпресса теперь пролегал от островов Шортленд к острову Нью-Джоржия либо к Виле на острове Коломбангара, с которого японцы потом переправлялись к месту боёв. Союзное командование направило в район сражения американское 36 оперативное соединение контр-адмирала Эйнсуорта, состоящее из лёгких крейсеров и эсминцев. Настойчивые попытки американцев прервать пути снабжения привели к нескольким крупным столкновениям.

4-5 июля 1943 года транспортная группа эсминцев («Мотидзуки», «Микадзуки», и «Хамакадзе» высадил на острове Нью-Джорджия около 1200 человек из состава 229-го пехотного полка. В группу прикрытия высадки входили эсминцы «Ниидзуки» и «Юнаги». На обратном переходе эсминцы прикрытия атаковали торпедами американское соединение, которое возвращалось после обстрела японских позиций (легкие крейсера «Гонолулу», «Хелена» и «Сент-Луис», эсминцы «Николас», «О’Беннон», «Стронг» и «Шевалье»). Для атака были использованы данные радиолокационной станции эсминца «Ниидзуки». Две из 14 выпущенных торпед попали в американские эсминцы. Эсминец «Шевалье» был повреждён, но смог продолжить путь, а эсминец «Стронг» получил тяжелые повреждения и затем был обстрелян береговыми батареями. Командование приняло решение оставить корабль, который был потоплен эсминцем «Гуин». Это столкновение получило название «Бой у острова Нью-Джорджия».

5-6 июля 1943 года очередной Токийский экспресс должен был доставить 2600 чел. подкреплений в Мунда. Соединение из 10 эсминцев под командованием контр-адмирала Тэруо Акияма было разделено на группу прикрытия («Ниидзуки» (флагман), «Судзукадзэ», «Таникадзэ»), 1-ю транспортную группу («Мотидзуки», «Микадзуки», «Хамакадзе») и 2-ю транспортную группу («Нагацуки», «Амагири», «Сацуки», «Хацуюки»). Поход привел к новому столкновению оперативной группой Эйнсуорта, которому было приказано перехватить японское соединение. Бой получил название «Бой в заливе Кула». После обнаружения противника 2-я транспортная группа повернула на базу, 1-я группа высадила войска на остров Нью-Джорджия, а группа прикрытия атаковала противника торпедами. В ходе боя японцы потеряли эсминец «Ниидзуки», на котором погиб адмирал Акияма, во время отхода на мель сел эсминец «Нагацуки» и утром был уничтожен авиацией. Повреждения получили ещё три эсминца. Американцы потеряли лёгкий крейсер «Хелена» и на этот раз им удалось сорвать план доставки подкреплений, так как удалось высадить только 850 человек, причём в промежуточном пункте.

Рейсы Токийского экспресса были продолжены. 8-9 июля эсминцы «Сацуки», «Мацуказде», «Микадзуки» и «Юнаги» беспрепятственно доставили в Вилу 1200 человек подкрепления и 85 тонн грузов. 11-12 июля очередной рейс в Вила транспортной группы (эсминцы «Сацуки», «Минадзуки», «Мацукадзэ», «Юнаги»), которые везли 1200 человек подкрепления, прикрывала группа, состоящая из лёгкого крейсера «Дзинцу» и пяти эсминцев. Им навстречу выдвинулось 36-е соединение (3 лёгких крейсера и 10 эсминцев). В ходе боя японцы потеряли «Дзинцу», но смогли тяжело повредить все три крейсера противника и потопить эсминец «Гуин». Под прикрытием боя, высадка подкрепления прошла успешно.

Активное сопротивление со стороны американского соединения заставило японцев ввести в бой крупные силы. 19-20 июля транспортная группа (30 дивизион эсминцев: «Микадзуки», «Минадзуки» и «Мацукадзэ»), должна был доставить припасы на Коломбонгару. Сопровождать её отправили сразу три тяжелых крейсера («Кумано», «Судзуя» и «Тёкай»), лёгкий крейсер «Сендай» и 16 дивизион эсминцев («Юкикадзэ», «Хамакадзе», «Киёнами», «Югуре»). Такой состав гарантировал преимущество японцам в возможном бою с 36-м соединением. Однако к этому времени американцы вывели свою эскадру из района боевых действий, так как все три их крейсера были тяжело повреждены. Вместо этого соединение контр-адмирала Сёдзи Нисимура было неоднократно атаковано авиацией. Эсминцы «Киёнами» и «Югуре» были потеряны, а крейсер «Кумано» повреждён. Правда выгрузка припасов прошла успешно.

Несмотря на то, что Токийский экспресс в основном достигал своей цели, бои за остров Нью-Джорджия завершились поражением японской армии и вскоре основной задачей рейсов экспресса стала эвакуация гарнизонов Коломбонгара в Велья-Лавелья.

28 сентября и 2 октября войска с Коломбангара вывозил эсминец «Сацуки»

Отрывок, характеризующий Токийский экспресс

В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]