Уголовный кодекс Франции 1992 года

Уголовный кодекс Франции
Вид:	кодекс
Принятие:	22 июля 1992 года
Вступление в силу:	1 марта 1994 года

Уголовный кодекс Франции 1992 года (УК Франции) — основной источник уголовного права Франции, устанавливающий преступность и наказуемость деяний на территории Франции.

Действующая редакция Уголовного кодекса Франции была принята 22 июля 1992 года и вступила в силу с 1 марта 1994 года, сменив принятый при Наполеоне I Уголовный кодекс Франции 1810 года, действовавший более 180 лет.

История принятия

Идея реформировать уголовный кодекс Наполеона имеет достаточно давнюю историю: так, ещё в 1887 году была создана первая комиссия по разработке нового уголовного закона; в 1892 году она представила проект Общей части нового кодекса, который так и не был принят.

Вторая комиссия по подготовке нового кодекса была создана в начале 1930-х годов и опубликовала свой проект кодекса в 1934 году; этот проект был построен на основе новейших достижений криминологии и отводил значительную роль мерам безопасности, однако законопроектная работа была приостановлена в связи с началом Второй мировой войны.

Следующая проектная комиссия собралась в ноябре 1974 года, первый результат её работы был опубликован в 1976 году, окончательный вариант проекта был подготовлен в 1978 году. Проект в течение долгого времени дорабатывался, что было связано с борьбой двух школ в уголовном праве и двух направлений в уголовной политике: теории новой социальной защиты и неоклассической уголовно-правовой школы. Приверженцы первой теории считали, что уголовное право нужно заменить правом социальной защиты, в котором наказание заменят меры социальной защиты, направленные на ресоциализацию лица; это предполагало, что в законе не будет жёстко установленных санкций, а мера, применяемая к преступнику, будет всецело зависеть от обстоятельств конкретного дела. Сторонники неоклассической школы протестовали против предоставления каких-либо льгот преступникам, стоя на позиции умеренной и разумной, основанной на законе уголовной репрессии, предполагающей быстрое и неотвратимое применение наказания.

Если с 1970 по 1981 год в руководстве страны преобладали сторонники неоклассической теории, то в 1981 взяли верх сторонники теории социальной защиты; в 1986 году к власти вновь вернулись «правые» партии, стоящие на позиции применения более жёстких мер ответственности.

В таких условиях новый кодекс не мог быть принят, хотя проект постоянно совершенствовался. Новые тексты проекта были представлены в 1983 и 1985 годах, а в 1986 году проект был представлен Сенату. Проект был обсуждён и принят в двух чтениях в каждой из палат французского парламента (Сенате и Национальной Ассамблее); по итогам была создана паритетная комиссия, которая должна была согласовать поправки, предлагаемые палатами.

Окончательный текст кодекса был принят в третьем чтении каждой из палат 22 июля 1992 года.

Структура кодекса

Кодекс делится на законодательную и регламентационную часть. Регламентационная часть включает положения, принятые органами исполнительной власти в рамках собственной компетенции или делегированных законодательными органами полномочий.

Законодательная часть кодекса была принята 22 июля 1992 года и состояла из четырех частей или «книг». Книга Первая включает общие положения уголовного права и по существу представляет собой Общую часть кодекса; Книга Вторая включает составы преступлений и проступков против личности; Книга Третья — составы имущественных преступлений и проступков; Книга Четвёртая — составы преступлений и проступков против нации, государства и общественного спокойствия. 16 декабря 1992 была принята Книга Пятая «Прочие преступления и проступки». Книга Шестая «О нарушениях» не содержит норм, так как все положения, касающиеся нарушений, устанавливаются исполнительными органами в регламентах. Книга Седьмая «Положения, применяемые в заморских территориях и территориальной общности Майот» была введена 28 марта 1996 года.

Регламентационная часть была принята 29 марта 1993 года декретом в Государственном совете. Она содержит положения, уточняющие, разъясняющие и дополняющие законодательную часть. Система и структура регламентационной части соответствует системе и структуре законодательной части; положения, касающиеся отдельных видов нарушений включаются в Книгу Шестую УК.

Нумерация статей законодательной и регламентационной части не является сквозной и технически различается: статьи регламентационной части получают дополнительное обозначение буквой «R».

Особенности кодекса

Кодекс основан на идеях приоритета общечеловеческих ценностей, верховенства международного права, принципах законности и применения адекватных мер реагирования на наиболее тяжкие преступления.

Предусматривается уголовная ответственность юридических лиц с собственной системой наказаний для них. Имеется развитое учение о вменяемости, включающее понятие уменьшенной вменяемости. Судьям предоставляется большое число средств индивидуализации наказания.

В кодексе нет определений понятий «преступное деяние», «вина», не раскрывается содержание форм вины, отсутствуют общее определение соучастия и нормы, устанавливающие особенности ответственности несовершеннолетних.

Французское уголовное право не является полностью кодифицированным. Многие уголовно-правовые нормы содержатся в УПК Франции 1958 года, Кодексе военной юстиции 1966 года, Кодексе о здравоохранении 1953 года, Законе о прессе 1881 года, Законе о коммерческих обществах 1966 года и т. д.

Изменения УК

УК Франции динамично изменяется. В 1993 и 1994 году, ещё до введения УК в действие он был дополнен нормами об отсрочке исполнения наказания с судебным задержанием, о периоде надёжности для лиц, совершивших тяжкие убийства и т. д.

Уточнению в 1992 и 1996 годах подверглись нормы о действии уголовного закона в пространстве: он был приведён в соответствие нормам международного права и потребностям борьбы с преступлениями транснационального характера.

В 1994 году была установлена ответственность за преступные деяния в сфере здравоохранения, а в 1996 — за отмывание денег.

В 1998 году в кодекс был включён новый институт социально-судебного наблюдения, вводимого за половые преступления.

Были и другие изменения. Совершенствование УК Франции продолжается и в настоящее время.

См. также

• Уголовное законодательство

Ссылки

• [codes.droit.org/cod/penal.pdf?ts=1399650503 Текст Уголовного кодекса Франции] (фр.).
• [www.law.edu.ru/norm/norm.asp?normID=1243018 Текст Уголовного кодекса Франции] (рус.).

Отрывок, характеризующий Уголовный кодекс Франции 1992 года

Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.