Утёс (симфоническая поэма)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Утёс, оp.7 — симфоническая фантазия Сергея Рахманинова, написанная летом 1893 года. Произведение посвящено Н. А. Римскому-Корсакову.





Источники вдохновения

В качестве эпиграфа к фантазии послужили начальные строки стихотворения М. Ю. Лермонтова «Утёс»:

Ночевала тучка золотая

На груди утеса-великана…

В дарственной надписи, сделанной на подаренном Чехову печатном экземпляре фантазии, значится: «Автору рассказа „На пути“, содержание которого с тем же эпиграфом служило программой этому музыкальному сочинению»[1].

История

Произведение было написано летом 1893 года в харьковском имении Я. Н. Лысикова, где Рахманинов проводил лето, ставшее весьма плодотворным для молодого композитора: в то же лето были написаны сюита для двух фортепиано Op.5 и концерт для хора «В молитвах неусыпающую Богородицу». В октябре того же года «Утёс» был показан П. И. Чайковскому. Произведение ему настолько понравилось, что он предложил включить «Утёс» в программу предстоящего европейского тура. Этим планам было не суждено сбыться, 25 октября 1893 года Чайковский скоропостижно скончался.

Премьера фантазии состоялась 20 марта 1894 года в симфоническом собрании Русского музыкального общества под управлением В. И. Сафонова.

Напишите отзыв о статье "Утёс (симфоническая поэма)"

Примечания

  1. С.В. Рахманинов / Под ред. Е.Н. Рудаковой. — 2-е изд. — М.: Музыка, 1982. — С. 44. — 192 с. — ISBN 5-7140-0091-9.

Литература

  • С.В. Рахманинов / Под ред. Е.Н. Рудаковой. — 2-е изд. — М.: Музыка, 1982. — С. 44—46. — 192 с. — ISBN 5-7140-0091-9.
  • Bertensson and Leyda, Sergei Rachmaninoff: A Lifetime in Music, Indiana University Press, 58-62.

Отрывок, характеризующий Утёс (симфоническая поэма)

– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее: