Феод
Фео́д (лат. feudum), также фьеф, лен[1] — зе́мли (реже — фиксированный доход или право на получение дохода), пожалованные вассалу сеньором в пользование и распоряжение ими (иногда в наследственное — см. поместье), осуществлялось на условиях несения вассалом военной, административной или придворной службы в пользу сеньора. Этот вид земельного держания практиковался во времена Средневековья в Европе.
История
При передаче сеньором вассалу права владения феодом сеньор в отношении феода аналогичного права не терял. В результате один и тот же феод одновременно находился в собственности двух и более лиц.
Феодальная собственность носила условный и сословный характер. Условность феодальной собственности состояла в том, что право вассала владеть, пользоваться и распоряжаться феодом оставалось за ним только при условии несения вассалом службы в пользу сеньора. Если вассал по тем или иным причинам прекращал исполнять свои обязательства перед сеньором, сеньор имел право отобрать у вассала феод и передать его другому лицу либо оставить феод у себя. Сословность феодальной собственности заключалась в том, что правом владения феодами обладали только лица, принадлежавшие к благородному (дворянскому) сословию. Крестьяне и горожане, даже богатые, не могли стать владельцами феода, предварительно не получив дворянства.
Введение вассала во владение феодом (инфеодация) оформлялось символическим актом, именуемым инвеститурой. С XI века инвеститура стала, как правило, сопровождать заключение вассального договора наравне с церемонией оммажа и принесением вассалом клятвы верности сеньору (фуа).
Синонимом феода является термин лен (от древненемец. lehn — «дар»). Первоначально термин «лен» означал то же, что и бенефиций, то есть условное пожалование на срок. С XII века лен становится наследственным пожалованием крупного феодала более мелкому, то есть принимает черты феода. В ходе ленных пожалований окончательно сложилась иерархическая система феодального землевладения в Западной Европе.
Ленник — особа, которая находится в ленной зависимости от сюзерена, наследный держатель лена в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой; владелец феода в Западной Европе. Вассал, который зависим от сеньора[2].
С развитием товарно-денежных отношений и падением значения феодального ополчения рыцарей обязательства вассала по отношению к сеньору трансформировались: вместо личной военной службы держатель феода стал уплачивать определённую денежную ренту. Кроме того, возникли так называемые денежные феоды, когда рыцарям предоставлялась не земля, а денежное содержание. Это привело к отмиранию панцирных ленов, то есть земельных владений за личную военную службу сеньору.
Помимо земельного владения, феод мог также представлять собой какое-либо право — на сбор дорожной, мостовой, паромной пошлины или право собственности на имущество, попавшее на землю феодала («Что с воза упало, то пропало», или вещи, выброшенные на берег после кораблекрушения)[3][4].
См. также
Напишите отзыв о статье "Феод"
Ссылки
- ↑ Лен, феодальное владение // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ стр. 316, «Современный толковый словарь русского языка», Ридерз Дайджест, Москва, 2004 г. ISBN 5-89355-108-7.
- ↑ [enoth.org/Crusades2/Zaborov03_04.htm Политическое устройство феодальных государств времён Крестовых походов].
- ↑ [samlib.ru/h/hramcew_d_w/670.shtml Храмцев Д. В. Феодализм на Руси].
|
Это заготовка статьи о Средневековье. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Феод
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.
– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
