Флег, Эдмон
| Эдмон Флег | |
| фр. Edmond Fleg | |
 | |
| Имя при рождении: |
Эдмон Флегенхаймер |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
15 октября 1963 (88 лет) |
| Место смерти: | |
| Род деятельности: | |
| Язык произведений: |
французский |
Эдмон Флег (настоящая фамилия Флегенхаймер; 1874, Женева, — 1963, Париж) — французский поэт, драматург, эссеист, переводчик.
Содержание
Биография
Родился в обеспеченной еврейской семье торговца Мориса Флегенхаймера и Клары Нордман. Двоюродный брат известного архитектора Жюльена Флегенхаймера. Учился в Женевском колледже и консерватории. В 1892 году, после непродолжительного пребывания в Германии, переехал в Париж. В 1893 году поступил в Сорбонну, где изучал философию и литературу. В 1895 году поступил в Высшую Нормальную Школу. В период с 1904 по 1920 годы успешно работал как драматург и театральный критик. В 1914 году как гражданин Швейцарии добровольцем поступил на службу во Французский Иностранный легион. В 1920 году принял французское гражданство.
Под воздействием роста антисемитских настроений в обществе, дела Дрейфуса, первых Сионистских конгрессов постепенно углубился в своем творчестве в еврейскую тематику. Автор произведений псевдобиографического характера, описывающих жизнь библейских персонажей, построенных на многочисленных источниках из талмудической литературы. Был ярым сторонником иудео-христианского диалога. В 1949 году стал одним из основателей организации «Иудео-христианская дружба во Франции»[1].
Переводил на французский язык произведения Шолом-Алейхема. Также перевел Пасхальную Агаду (1925), отрывки из «Наставника колеблющихся» Маймонида и из книги Зоар. Перевел на французский язык трагедию Гете «Фауст» и драму Шекспира «Юлий Цезарь» (1938).
Выступал в качестве так называемого «свидетеля моральности» (наравне с Эйнштейном, Горьким и другими) во время процесса по делу Самуила Шварцбарда, застрелившего Симона Петлюру[2]. Был дружен с известным израильским художником Реувеном Рубиным[3] и скульптором Ханой Орловой.
Эдмон Флег был активным деятелем первой современной международной еврейской организации «Всемирный еврейский союз», членом французской секции Всемирного еврейского конгресса. В 1931 году он в компании Марка Шагала, с которым находился в дружеских отношениях, впервые посетил Израиль. В 1952 году в Израиле в его честь был посажен лес.
Во время Второй мировой войны некоторое время жил в оккупированной итальянцами части Прованса, откуда силами движения Сопротивления был переправлен в безопасное место. Сын Флега Даниэль (род. 1912) страдал от депрессии и покончил с собой в 1939 году. В 1940 во Фландрии у Флега родился сын Морис. В 1941 году в Авиньоне были опубликованы дневники Даниэля Флега с цензурными правками. В 1959 году Эдмон Флег в Париже переиздал «Дневники Даниэля» в полном объеме с предисловием Франсуа Мориака.
В 1973 году после смерти вдовы Флега из их парижской квартиры таинственно исчезли все семейные документы и большая часть архива писателя, включавшего многолетнюю переписку с выдающимися деятелями культуры XX века, с тех пор архив ни разу нигде не всплыл. Наиболее полной биографией Эдмона Флега можно назвать биографическое приложение к новому изданию повести Флега «Мальчик-пророк», вышедшему на немецком языке в 2003 году в Швейцарии[4], подготовленное Чарльзом Линсмайером, в котором приведено множество фотоматериалов, связанных с жизнью Флега.
Список произведений
Пьесы
- «Послание» (1904)
- «Животное» (1910)
- «Помеха веселью» (1913)
- «Божий дом» (1920)
- «Папский еврей» (1925)
Литературное творчество
- «Еврейская антология» (1921)
- «Моисей в рассказах мудрецов» (1928)
- «Соломон» (1930)
- «Христос по рассказам Вечного жида» (1934)
- повесть «Мальчик-пророк» (1926)
- эссе «Почему я еврей» (1928)
- «Земля, где живёт Бог» (1955)
Поэзия
- цикл «Слушай, Израиль!» (отдельным изданием в 1956)
Либретто
- «Эдип», композитор Джордже Энеску (премьера в 1936 году)
- «Макбет», композитор Эрнест Блох (1903)
Напишите отзыв о статье "Флег, Эдмон"
Примечания
- ↑ Иудео-христианская дружба во Франции
- ↑ [www.segodnya.ua/oldarchive/c2256713004f33f5c2256bb500323478.html Петлюру в погромах обвиняли Эйнштейн и Горький.] Газета "Сегодня" №101 (1149) за 11.05.2002
- ↑ [www.evrey.com/sitep/culture/print.php?menu=177 Искусство — выражение любви. Любовь Латт.]
- ↑ [www.ofv.ch/index.php?action=titel_detail&id=12178 Das Prophetenkind]
Ссылки
- [www.eleven.co.il/article/14304 Статья в Краткой еврейской энциклопедии.]
Отрывок, характеризующий Флег, Эдмон
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
