Фотий (Пурлевский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Епископ Фотий (в миру Александр Александрович Пурлевский; 20 января (1 февраля) 1881, Житомир, Волынская губерния — 3 января 1938, Горький) — епископ Русской православной церкви, епископ Омский. Брат архиепископа Никона (Пурлевского).



Биография

По окончании сельскохозяйственного училища работал агрономом.

В 1910 году окончил Киевскую духовную академию со степенью кандидата богословия с правом на получение степени магистра богословия без нового устного испытания[1].

В том же году назначен преподавателем Волынской духовной семинарии.

В том же году женился, и 4 ноября 1910 года рукоположён в сан иерея.

С 7 июня 1911 года — помощник смотрителя Кременецкого духовного училища.

В этом же году назначен инспектором Волынского епархиального женского училища. С 2 января 1916 года — законоучитель в Пятигорской женской гимназии.

С 15 августа 1916 года — преподаватель Харьковской духовной семинарии.

Антоний (Храповицкий) уговаривал его эмигрировать вместе с ним, но о. Александр отказался. В это время семья жила в большой нужде.

В начале 1921 года стал ключарём.

После того, как о. Александр отказался сотрудничать с обновленцами, его предупредили об аресте, и он ночью покинул город. Семью выселили из сторожки. Их приютил на подворье Ильинской церкви её настоятель о. Александр Маков. В сентябре о. Александр вернулся в Краснодар и стал служить в Ильинской церкви вместе с о. Александром Маковым, с которым вместе и был 16 декабря 1922 года арестован и сослан за активную борьбу с обновленчеством.

9 месяцев оба священника просидели в одной камере, а затем были высланы в Среднюю Азию.

Сменил шесть мест жительства за время ссылки — Ташкент, Самарканд, Джизак и др. В ссылке продолжал активно бороться с обновленчеством.

В Краснодар Александр Пурлевский и Александр Маков вернулись в конце ноября 1924 года. Пока все храмы были захвачены обновленцами, богослужения совершались в домах по ночам под страхом ареста.

В 1926 году назначен благочинным.

Арестован в ночь с 1 на 2 марта 1927 года вместе с о. Александром Маковым. 4 месяца провели в тюрьме, затем высланы по этапу.

Летом 1929 года овдовел.

С июля 1930 по 1933 год священствовал в селе Борском Самарской епархии.

6 сентября 1933 года архиепископом Рязанский и Шацкий Иувеналием (Масловским) пострижен в монашество, рукоположён во иеромонаха.

В 1933—1935 годах упоминается приходской священник Рязанской епархии.

8 сентября 1935 года хиротонисан во епископа Читинского и Забайкальского.

С 18 марта 1936 года — епископ Семипалатинский.

С октября 1936 года — епископ Сергачский, викарий Горьковской епархии.

С июля 1937 года — епископ Омский.

Арестован 1 августа, пробыв в Омске не более двух недель. Приговорён к высшей мере наказания.

В декабре 1937 года в газете «Сельские новости» появилась статьи о «разгромленной контрреволюционной организации» в Горьковской области, руководителем которой был «агент иностранных разведок» епископ Фотий (Пурлевский).

Расстрелян 3 января 1938 года в Горьком.

Напишите отзыв о статье "Фотий (Пурлевский)"

Примечания

  1. [www.petergen.com/bovkalo/duhov/kievda.html Выпускники Киевской духовной академии]

Ссылки

  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_7466 Фотий (Пурлевский)] на сайте «Русское православие»
  • [kuz1.pstbi.ccas.ru/bin/nkws.exe/docum/no_dbpath/ans/newmr/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTdG6XbuIfi8ceG*cXyDUeuKWsOeceG0*euKesO0hdC*UU8iZei4UfOHUfe8ctmY* Фотий (Пурлевский Александр Александрович)]
  • [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/authorf8d6.html?id=1195 Фотий (Пурлевский Александр) (1888 ?-1938) епископ Омский]
  • [stopgulag.org/object/83778865?lc=ru Пурлевский Александр Александрович (арх. Фотий)]
  • pravkuban.ru/pub/purlevski.htm

Отрывок, характеризующий Фотий (Пурлевский)

– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.