Ноготков-Оболенский, Фёдор Андреевич
| Фёдор Андреевич Ноготков-Оболенский | |
| Дата смерти | |
|---|---|
| Принадлежность | |
| Звание | |
| Сражения/войны | |
Служба
В 1577 году князь Федор Андреевич Ноготков служил воеводой в Новом Кокшайске. В 1578—1583 годах — воевода в Васильсурске. В феврале 1585 года Ф. А. Ноготков-Оболенский участвовал в приёме литовского посла Льва Ивановича Сапеги. В марте 1586 года — второй воевода большого полка в Серпухове. Тогда же с ним местничали третий воевода большого полка Никита Иванович Очин-Плещеев и окольничий и второй воевода полка правой руки Иван Михайлович Бутурлин.
В декабре 1586 года после роспуска «больших» воевода «с берега» был оставлен на воеводстве в Серпухове. В январе 1587 года назначен вторым воеводой в полку правой руки в царском походе к Можайску «по литовским весътям» под командованием царевича Араслана Кайбулича. Но этот поход не состоялся, «потому что по божьей воле сталося, литовского короля Стефана не стало». Затем он был назначен воеводой передового полка в походе на шведские владения, который также не состоялся.
В марте 1587 года князь Ф. А. Ноготков был направлен первым воеводой в Туле. В мае того же года должен был «по крымским вестям» идти навстречу главному воеводе князю Дмитрию Ивановичу Хворостинину, шедшему с тремя полками из Москвы. Они встретились под Тулой, в пяти верстах от крепости, на реке Воронья, и сразу же вступили в местнический спор, в результате которого войско стояло без движения, поход на приближавшихся татар срывался. Царь Фёдор Иоаннович, узнав об их тяжбе, назначил нового главного воеводу — своего родственника — Ивана Васильевича Годунова, отправив вместе с ним под Тулу дополнительные силы, а обоих местничавших воевод разослал по другим полкам. После ухода татар от Крапивны князь Ф. А. Ноготков был назначен воеводой большого полка в Туле, где простоял до осени.
В 1588 году — первый воевода в Одоеве, в июле был отправлен первым воеводой в Дедилов вместо осужденного по местническому делу князя Андрея Ивановича Голицына. Осенью вновь командовал большим полком в Туле. В октябре 1589 года упоминается в свите царя Фёдора Иоанновича в чине есаула во время новгородского похода против шведов.
В 1591 году — второй воевода большого полка в Серпухове. После изгнания из русских владений крымского хана Газы Герая Боры и ухода «больших» воевод в Москву, князь Фёдор Андреевич Ноготков был оставлен на воеводстве в Серпухове, а через некоторое вреся был назначен командующим передового полка, с которым стоял в Тесове. Тогда же местничал с первым воеводой большого полка князем Даниилом Андреевичем Ногтевым. В декабре водил передовой полк «по свиским вестем» из Новгорода в Ивангород. Спустя какое-то время был направлен вторым воеводой полка правой руки «в свейскую землю в войну».
В октябре 1593 года князь Фёдор Андреевич Ноготков-Оболенский был послан с полком правой руки в Алексин «по ливенским вестям, что хотят приходить на украину воинские люди, разделяся человек по триста, в розные места». В марте 1594 года командовал передовым полком в Дедилове. В сентябре того же года был отправлен на «берег», в Алексин, «по крымским вестем» вторым воеводой полка правой руки. В марте 1595 года был назначен первым воеводой пришедшего «по татарским вестям» в Дедилов передового полка, а осенью был переведен на воеводство в Тулу, а оттуда — в Чернь.
В марте 1596 года князь Ф. А. Ноготков-Оболенский был послан на «берег» вторым воеводой сторожевого полка. Тогда же местничал со вторым воеводой полка правой руки боярином Фёдором Никитичем Романовым. "И государь царь … говорил князю Федору Ноготкову: «Велено тебе быть на нашей службе на берегу меньши боярина Федора Никитича Романова, а до Данила и до Никиты (дяди и отца Федора Романова, на которых ссылался князь Фёдор Ноготков по местническому делу) тебе какое дело? Данила и Микита были матери нашей братья, и мне дяди; и дядь моих Данила и Микиты давно не стало. И ты чево дядь моих Данила и Микиту мертвых бесчестишь? А будет тебе боярина Федора Никитича меньши быть нельзе, и ты на него нам бей челом и проси у нас милости».
В том же 1596 году князь Федор Андреевич Ноготков служил первым воеводой в Чернигове. В 1597 году участвовал во встрече имперского посла. В апреле 1598 года был прислан со сторожевым полком вторым воеводой в Коломну в связи с сообщением о движении крымского хана Газы Герая Боры к южнорусским границам. В том же 1598 году получил боярский чин. В 1600 году привел в Венев полк левой руки для отражения набега крымских татар.
В 1603 году воевода и боярин князь Фёдор Андреевич Ноготков-Оболенский скончался, оставив после себя единственного сына — Фёдора, который последним мужским представителем рода Ноготковых-Оболенских.
Напишите отзыв о статье "Ноготков-Оболенский, Фёдор Андреевич"
Литература
- Богуславский В. В. Славянская энциклопедия. Киевская Русь — Московия : в 2 т. — М.: Олма-Пресс, 2005.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Ноготков-Оболенский, Фёдор Андреевич
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
