Химико

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Химико (яп. 卑弥呼?, современное китайское чтение Бимиху); годы правления: до 173? — около 248? — правительница одного из первых японских раннегосударственных образований — страны Яматай периода Яёй. Другое прочтение её имени — Пимику.





Сведения

Единственные достоверные письменные упоминания о Химико — строки китайского исторического произведения «Записи трёх царств», а именно «Раздел о восточных варварах» в «Предания о людях „ва“ из истории государства Вэй» (魏志). Этот источник, составленный около 297 года, описывает социальную организацию обитателей Японского архипелага — «людей ва» (倭人 — «людей-карликов»), а также правление «женщины-государя» Химико. Последняя появляется в китайских источниках как правительница-шаманка страны Яматай и владычица зависимых краёв Японии, которая была избрана по решению японской знати для прекращения междоусобиц:

В этой стране первоначально мужчину сделали государем; он прожил 70—80 лет. Япония пришла в смятение, сражались друг с другом годами. Затем совместно поставили одну девицу государем. Она звалась Бимиху, служила учению духов, могла вводить в заблуждение народ. Летами она была уже взрослая, мужа не имела. Был мужчина (мужчина — брат), он помогал управлять страною.

С тех пор как она стала государем, мало было видевших её. Её обслуживали тысячи прислужниц. Был только один мужчина, он давал ей пить и есть, передавал её слова, выходил [из дворца] и входил [в него].

Дворец, где она пребывала, с башнями и павильонами; стены и палисады были строго устроены. Постоянно были вооруженные люди, несшие караул[1].

Китайская хроника также отмечает, что в 239 году Химико послала дань китайской династии Вэй (魏, 220—265), за что была пожалована титулом «дружественного монарха», золотой печатью, одеждой и бронзовыми зеркалами.

Во 2 г. правления Цзинчу (Вэйского Минди, 238), в 6-ю луну японский государь-

женщина прислала гранда Наньшэнми и других посетить область [Дайфан] с просьбой разрешить явиться к сыну неба и представить дань. Тайшоу Лю-ся отправил чиновника сопровождать [посла] прибыть в столицу. В том же году в 12-ю луну повелено письменно сообщить японскому государю- женщине следующее:

«Повелевается любящему Вэйскую династию японскому государю Бимиху. Дайфанский тайшоу Лю-ся прислал посла проводить твоего гранда Наньшэнми, второго посла Души Нюли. Мы приняли поднесенных тобою мужчин-рабов четырех человек и женщин-рабынь шесть человек, различного цвета холста два куска длиной в две сажени. Твое государство находится вдалеке. Поэтому присылка посольства и представление дани выражает твою преданность и почтительность. Я очень растроган. Ныне вследствие того, что ты являешься любящим Вэйскую династию японским государем, жалуем тебе золотую печать с фиолетовой кистью. В упаковке и за печатью передадим дайфанскому [тай-шоу] для вручения тебе.

Что касается умиротворения соплеменников и старания быть почтительным и послушным, прибывшие от тебя послы [249] Наньшэнми и Нюли прошли далекий путь и понесли труды. Теперь назначаем Наньшэнми шуай-шань-чжун-ланом и Нюли шуай- шань-сяо-вэем, награждаем их серебряными печатями с темными кистями. За представление на аудиенции награждаем и отправляем обратно. Вместе с красной землею передано 5 кусков парчи с изображением дракона.

[...]

Так отвечаю тебе за представленную дань. Специально жалую тебе сине-шелковой со значками и линиями парчи 3 штуки, тонких разноцветных пышных ковров 5 штук, белого шелка 50 штук, золота 8 лян, 5-футовых мечей 2 штуки, медных зеркал 100 штук, жемчуга и свинцовых пилюль по 50 гинов [китайских фунтов]. Все в упаковке и за печатью передадим Наньшэнми и Нюли при возвращении с копией [списка].

Все это полностью может показать твоей стране, и посредникам позволит знать, что [наше] правительство сочувствует тебе. Потому, что серьезно ценим тебя, дарим тебе хорошие вещи».

В первый год правления Чжэнши (принца Ци-ван Чао-фан Вэйской династии, 240) тайшоу Гун-цзунь отправил цзянь-чжун-сяо-вэя Ти Цзюна и прочих, приняв письмо с повелением и печати с кистями, прибыть в Японию, приветствовать и поднести его японскому государю и вместе с тем перевезти пожалованные по повелению золото и ткани, парчу и ковры, мечи и зеркала и разноцветные вещи. Японский государь вследствие этого отправил поднести доклад и в ответ благодарить за повеление и милость[2]

В 243 году царица во второй раз отправила послов с данью в Лоян. Последний раз посольство от Бимиху было отправлено в Китай около 248 года. Данные «Записей» свидетельствуют, что страна Яматай под её руководством стала элементом китаецентрической системы международного порядка в Восточной Азии III века.

Химико была незамужней. Её свиту составляли одни женщины. Единственным мужчиной, который имел доступ к её покоям, был её брат-советник. Она никогда не выходила на люди. После смерти Химико «люди ва» окунулись в междоусобицу в борьбе за престол. Смута стихла через год, когда главой Яматай избрали ещё одну шаманку, 13-летнюю родственницу Химико, по имени Тоё[ja]. По преданию, после того, как Химико умерла, было убито и захоронено вокруг её могилы более 1000 рабов-слуг.

Спекуляции

В японском историческом своде VIII века Нихон сёки, 720 года в разделе о регенте-правительнице Дзингу, члене государева рода, даны цитаты о правительнице Бимиху (яп. Химико) из китайских хроник. Дзингу покоряет народ кумасо на острове Кюсю и даже совершает в 346 году поход против южно-корейского государства Силла. В свою очередь, корейская хроника «Самкук саги» («Записи о трёх корейских государствах»), которая была написана в XII веке, вспоминает о Химико и японцах в 173 году как о приславшей посольство ко двору правителей Силла. Эта путаница связана с тем, что информации о Химико японские и корейские составители не имели. Единственным источником была китайская хроника, которая дала толчок фантазии тогдашних историков, заданием которых было «доведение» древнейшей зависимости государства-соседа от своей династии.

Образ

Отсутствие упоминаний о Химико в японских письменных источниках породили гипотезы, которые пытались идентифицировали её с легендарными деятелями японской старины. Эту правительницу отождествляли с синтоистской богиней солнца Аматэрасу, полумифической завоевательницей Кореи императрицей Дзингу, первой жрицей святилища Исэ и дочерью Императора Суйнина принцессой Яматохимэ, а также гадалкой и дочерью Императора Кореи принцессой Ямато-тотохи-момосо-бимэ[3]. Японские ученые XVII—XIX века пытались привязать её к генеалогическому дереву Императорского рода Японии. Однако все интерпретации базировались лишь на предположениях и не имели убедительной доказательной базы[3]. В связи с этим, начиная с XX века, исследователи Химико акцентируют внимание на её управленческих качествах, дипломатии и религиозной деятельности, а не поисках параллелей с правительницами прошлого.

Фигура Химико связывается с истоками японской государственности. Ей установлен бронзовый памятник на территории города Кандзаки префектуры Сага, недалеко от древнего исторического поселения Ёсиногари периода Яёй.

Напишите отзыв о статье "Химико"

Литература

  • Воробьев М. В. Япония в III—VII веках: этнос, общество, культура и окружающий мир. М.: Наука, 1980. — 344 с.
  • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Korea/Kim_Busik/index1.phtml?id=2314 Ким Бусик. Самкук саги. М.: Наука, 1959. Т.1]
  • Суровень Д. А. Древние государства южного Китая и этногенез народа вожэнь // Китай: история и современность. Материалы научно-практической конференции, 11-12 ноября 2009 г. Екатеринбург: Уральский государственный университет, 2010. С.116-123. [cdn.scipeople.com/materials/12513/%D0%92%D0%BE%D0%B6%D1%8D%D0%BD%D1%8C%20-%20%D1%82%D0%B5%D0%B7%D0%B8%D1%81%D1%8B.pdf]
  • Суровень Д. А. Возникновение раннерабовладельческого государства в Японии (I век до н. э. — III век н. э.) // Проблемы истории, филологии, культуры. Москва — Магнитогорск: Ин-т археологии РАН — МГПИ, 1995. Вып.2. С.150-175. [cdn.scipeople.com/materials/12513/1.%20Japan%20in%20I-III%20cent.pdf]
  • Суровень Д. А. Корейский поход Окинага-тараси-химэ (правительницы Дзингу) // Проблемы истории, филологии, культуры. Москва — Магнитогорск: Ин-т археологии РАН — МГПИ, 1998. Вып.5. С.160-167. [cdn.scipeople.com/materials/12513/%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%B5%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%BF%D0%BE%D1%85%D0%BE%D0%B4%20%D0%9E%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%B3%D0%B0-%D1%82%D0%B0%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%B8-%D1%85%D0%B8%D0%BC%D1%8D%201.pdf]
  • Суровень Д. А. Период регентства Окинага-тараси-химэ (правительницы Дзингу) // Проблемы истории, филологии, культуры. Москва — Магнитогорск: Ин-т археологии РАН — МГПИ, 1998. Вып.6. С.174-180. [cdn.scipeople.com/materials/12513/%D0%9F%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BE%D0%B4%20%D1%80%D0%B5%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0%20%D0%9E%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%B3%D0%B0-%D1%82%D0%B0%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%B8-%D1%85%D0%B8%D0%BC%D1%8D.pdf]

Примечания

  1. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/I/Kuner/frametext22.htm Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. — М., 1961.]
  2. [www.bulgari-istoria-2010.com/booksRu/I_Kjuner_Kitaiskie_svsdenija.pdf КЮНЕР, И. В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока.]
  3. 1 2 Химико // Энциклопедия Ниппоника: в 26 тт. 2-е издание. — Токио: Сёгакукан, 1994—1997.

См. также

Ссылки

  •  (рус.) [www.bulgari-istoria-2010.com/booksRu/I_Kjuner_Kitaiskie_svsdenija.pdf КЮНЕР, И. В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М. Издательство восточной литературы. 1961 г.]
  • [www.webtelevi.com/yamataigisi.htm Отрывки из «Записей Вэй» про Химико] (яп.)

Отрывок, характеризующий Химико

– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.