Ва (народ, Япония)

Ва

Самоназвание	яп. 倭人
Численность и ареал
Японский архипелаг
Вымер	предки японцев
Расовый тип	Монголоиды

Ва (яп. 倭人 вадзин), во (кит. 倭人, пиньинь: wōrén, палл.: вожэнь, буквально: «карлик»), вэ (кор. 왜) — в древних и средневековых китайских письменных памятниках название народа или группы народов на востоке от Китая, преимущественно жителей Японского архипелага, использовалось до VIII века, после чего японцы заменили данный иероглиф на ва (яп. 和, «гармония, мир»).

Исторические сведения

Наиболее ранние упоминания Японии содержатся в классических китайских текстах. В Династийных историях Япония упомянута среди других восточных варваров (кит. трад. 東夷, упр. 东夷, пиньинь: dōngyí, палл.: дунъи). Следует обратить внимание на то, что значительные дистанции (тысячи ли) не следует принимать буквально.

Историк Ван Чжэньпин обобщил контакты ва с китайцами:

Когда вожди племён во обратились к властям Лэлана (китайский округ на территории современной Северной Кореи, основанное в 108 году до нашей эры династией Западная Хань), они хотели извлечь пользу из того, что первыми начали общение. В 57 году нашей эры первый воский посол прибыл в столицу Восточной Хань (25—220); второй прибыл в 107 году.

Дипломаты во, однако, никогда не ездили в Китай на постоянной основе, что доказывает хронология японо-китайских отношений с I по IX века. В тот период времени контакты были частыми, но очень нерегулярными, что однозначно означает, что Япония выстраивала отношения с Китаем по собственным сценариям и расписанию, действуя исключительно в собственных интересах.

К примеру, ни одного воского посла не было в Китае на протяжении всего II века н. э., а также бо́льшей части III века. А вот правительница во Химико за девять лет отослала четверых послов к вэйскому двору (220—265) — в 238, 243, 245 и 247 годах. После её смерти контакты с Китаем уменьшились. Наследница Химико, Тоё, связывалась с китайским правительством всего однажды. В IV веке единственная делегация во была отправлена ко двору Западной Цзинь (265—316) в 306 году. С прибытием ко двору Восточной Цзинь (317—420) воского посла в 413 году начался новый период частых контактов. За следующие 60 лет ко двору Южной Сун (420—479) были призваны десять послов, а в 479 году делегация во посетила двор Южной Ци (479—502). В VI веке снова был отправлен лишь один посол, в 502 году посетивший Южную Лян (502—557). По прибытии в Китай все послы получали государственные титулы, бронзовые зеркала и знамёна, которые можно было использовать для утверждения превосходства, военной власти и оказания давления на южную часть Кореи

— Ван Чжэньпин 2005:221—222

Шань хай цзин

Первое известное упоминание о ва содержится в «Книге гор и морей» (Шань хай цзин), изданной в промежутке между 300 годом до н. э. и 250 годом н. э. В главе «Хай нэй бэй цзин» (кит. трад. 海內北經, упр. 海内北经, пиньинь: hǎinèiběijīng) говорится о ва, а также реальных (как Корея) и мифологических (к примеру, гора Пэнлай) местах.

Земля Кай находится к югу от Цзюяня (кит. 鉅燕) и к северу от Во. Во принадлежит Янь

Оригинальный текст (кит.)  

蓋國在鉅燕南倭北倭屬燕 朝鮮在列陽東海北山南列陽屬燕

— Накагава 2003:49

Согласно Накагаве, Цзюянь был княжеством в пределах Янь, которое, предположительно, имело контакты с «карликами» во.

Лунь хэн

В сочинении Ван Чуна Лунь хэн (около 70—80 гг н. э.), составленного из эссе на философские, религиозные и естественнонаучные темы, а именно его главе «Жуйцзэн» (кит. 儒増), упоминаются «вожэнь», 倭人, а также Юэшан (кит. 越裳), название Тямпы, чьи вожди подносили дары династии Чжоу. При пересказе легенд о том, что древние чжоуские треножники раньше могли отгонять злых духов, Ван говорит: «Во времена Чжоу был мир. Юэшан присылали ко двору белых фазанов, а вожэнь — благовонные растения (кит. 獻白雉倭人貢鬯草). Раз даже благодаря поеданию белых фазанов или благовонных растений человек не может полностью уйти от злого влияния, почему же сосуды, как эти треножники, должны иметь такие силы?».

В другой главе, Хуэйго (кит. трад. 恢國, упр. 恢国, пиньинь: huīguó), также говорится о том, что Чэн-ди получил дары от вьетских крестьян и японские травы.

Ханьшу

В книге, изданной около 82 года н. э., Ханьшу, которая описывает Раннюю Хань (206 до н. э. — 24 н. э.), в разделе «Географические записи» (кит. 地理志, пиньинь: dìlǐzhì, палл.: дили чжи), говорится о том, что во проживают в ста «го» (кит. трад. 國, упр. 国, пиньинь: guó, буквально: «государство, царство, край, владение»):

За морем Лолан живут люди во. В состав Во входит больше ста владений (кит. 樂浪海中有倭人分爲百餘國). Говорят, что они имеют сношения с Китаем посредством даров и послов.

У-ди основал префектуру Лэлан в 108 году до н. э.

Книга Вэй

В Книге Вэй, описывающей, среди прочего, историю Вэй (220—265 н. э.), глава «Встречи с восточными варварами» (кит. 東夷伝) содержит записи о «вожэнь», основанные на информации, полученной от китайских послов, побывавших в Японии. Там содержатся первые записи о Яматай-коку, королеве-шаманке Химико и других исторических событиях.

Японцы находятся на юго-восток от Дайфан, среди Большого моря. Обитая на горах и островах, образуют страну. На их земле много гор и лесов, нет хороших полей; едят морские продукты.

В старину имели свыше 100 малых владений. С наступлением времени [Цао]вэй имелось 30 владений, состоявших в хороших отношениях

Оригинальный текст (кит.)  

倭人在帯方東南大海之中依山爲國邑舊百餘國漢時有朝見者今使早譯所通三十國

— Цунода 1951:8; Предание о людях «ва» из истории государства Вэй; [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/I/Kuner/frametext22.htm Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока]

Помимо этого, в Книге Вэй описано путешествие из Кореи в Ва вокруг Японского архипелага:

В тысяче ли к югу находится страна Ну (кит. 奴國), владыку там называют «симако», а его помощника — хинумори. Здесь более 20 000 домов

Рюсаку Цунода предполагает, что «страна Ну» (яп. страна На) находилась поблизости от современного Хаката-ку на Кюсю.

Примерно в 12 000 ли на юг лежит Гонуго (кит. трад. 狗奴國, упр. 狗奴国, пиньинь: gǒunúguó, буквально: «собачья страна рабов», яп. 狗奴国 кунакоку), которую идентифицировали с племенем кумасо, жившем на территории Хиго и Осуми. Кроме того,

На расстоянии больше тысячи ли к востоку от владений королевы лежат государства людей той же расы, что и ва. К югу находится остров карликов (кит. трад. 侏儒國, упр. 侏儒国, пиньинь: zhūrúguó, палл.: чжужуго), где живут люди ростом 90—120 см. Это место находится в более чем четырёх тысячах ли от земель королевы. Там находятся владения нагих людей и людей с чернёными зубами (кит. трад. 裸國黒齒國, упр. 裸国黒齿国, пиньинь: luǒguó hēichǐguó, палл.: лого хэйчиго). Туда можно доплыть на лодке, если плыть на юго-восток в течение года.

Один параграф Книги Вэй посвящён тому, как в 238 году королева Ва послала чиновников с данью к вэйскому двору, который в ответ щедро одарил их. Среди подарков была золотая печать с титулом «Королева Ва, приветливая к Вэй».

В другом параграфе рассказывается о том, что Ва наносили татуировки с изображением легендарного правителя Шаокана династии Ся:

Мужчины, малого и большого возраста, татуируют свои лица и украшают тела узорами. С древних времён послы, прибывавшие в Китай, называли себя великими мужами (кит. 大夫, пиньинь: dàfù, палл.: дафу). Сын Шаокана из Ся, когда ему был пожалован титул владыки Куайчжи, обрезал волосы и украсил своё тело узорами, чтобы защититься от змей и драконов. Ва, часто ныряющие за рыбой и моллюсками, также украшали свои тела, чтобы избегать большой рыбы и водяных птиц. Позже рисунки стали орнаментами

Их обычаи и нравы не распутны. Мужчины все оставляют пучок волос на голове. С помощью древесного или растительного хлопка [му-мянь] украшают голову. При виде вельможи в качестве почтения только хватают руки, чтобы должным образом коленопреклонённо приветствовать. Их жители долголетни — до 100, либо 80—90 лет. По их обычаю, государственные вельможи все имеют 4— 5 жен, бедные дворы — 2—3 жен. Женщины не похотливы, не ревнивы и не подозрительны. Не воруют, мало споров. Что касается нарушителей закона, то у легких преступников берут в казну их жен и детей; у тяжких преступников уничтожают всю семью и близкий род. В этой стране первоначально мужчину сделали государем; он прожил 70—80 лет. Япония пришла в смятение, сражались друг с другом годами. Затем совместно поставили одну девицу государем. Она звалась Бимиху, служила учению духов, могла вводить в заблуждение народ. Летами она была уже взрослая, мужа не имела. Был мужчина (мужчина — брат), он помогал управлять страною.

«Великий муж» — перевод китайского слова «дафу» (сановник, чиновник, гражданский чин; мудрый (великий) муж; начальник уезда), в Японии оно, с чтением «тайфу», получило значение «придворный чиновник пятого ранга». В частности, в Нихонги посла Имоко называют именно «тайфу».

Другая книга о Вэй, Вэйлуэ (239—265 н. э.) до наших дней не дошла, однако некоторые её части цитируют другие авторы, включая комментатор Сань-го чжи Пэй Сунчжи (кит. 裴松之, пиньинь: Péi Sōngzhī) 429 года. Он цитирует строки. где говорится о том, что во называют себя потомками Тайбо, дяди Вэнь-вана, который оставил трон своему племяннику и основал царство У (585—473 до н. э.). В Ши цзи имеется часть под названием «Благородная семья У Тайбо» (кит. трад. 吳太伯世家), святилище, посвящённое У, находится в Уси. Исследователи отмечают общее в культуре У и Во, включая ритуальное выбивание зубов, ношение детей на спине и татуировки.

Хоу Ханьшу

В книге, изданной около 432 года Хоу Ханьшу (кит. трад. 後漢書, упр. 后汉书, пиньинь: Hòu Hàn shū, буквально: «книга Поздней Хань»), которая описывает период царствования династии Поздняя Хань (25—220 гг.), вожэнь (кит. 倭人) описаны в части «Встречи с восточными варварами» (кит. 東夷伝)

Ва живут на гористых островах к юго-востоку от Дайвана в середине океана, в более чем ста общинах (кит. 倭人在帯方東南大海之中依山爲國邑舊百餘國). К моменту свержения Чжаосяня императором У около 30 сообществ ва имели контакты с Хань через писцов и послов. У каждого сообщества был король, причём титул передавался по наследству. Король Великой ва располагается в краю Ямадай (кит. 邪馬台国).

Сравнение описаний ва в Вэй-чжи и Хой-ханьшу позволяет чётко определить, что последнее является производным. Дальнейшее описание «голых карликов с чернёными зубами, покрытых татуировками» также заимствовано из Вэй-чжи.

Если покинуть земли королевы и пересечь море на востоке, то, через тысячу ли, можно достичь страны Куну (кит. 狗奴國) где живут люди той же расы, что и ва. Они не являются подданными королевы. Через четыре тысячи ли от владений королевы находится страна карликов (кит. 侏儒國), её жители ростом 120—150 сантиметров. Если год плыть на корабле к юго-востоку от страны карликов, то можно достичь земель нагих людей, а также страны людей, чернящих зубы (кит. 裸國黑齒國); дальше мы не бывали

В Хоу-ханьшу имеются детали, отсутствующие в Вэй-чжи:

В… [57 году], ваская страна Ну (кит. 倭奴國) отправила посла с данью, который называл себя та-фу (大夫). Эта страна находится на крайнем юге страны Ва. Гуан-у подаловал ему печать. В… [107 году], в правление Ань-ди (107—125) король Ва даровал Ань-ди шестьдесят рабов, одновременно испрашивая императорской аудиенции)

Цунода также поддерживает точку зрения о том, что страна Ну (На) находится в заливе Хаката: в 1784 году там была обнаружена золотая печать с надписью «Хань[ский вассал?] король ваской страны Ну» (кит. 漢委奴國王). Хотя имя короля Ва отсутствует в приведённом выше тексте, в оригинале он назван Шуайшэном (яп. 帥升 суйсё:).

Книга Сун

В изданной в 488 году Книге Сун описывается история Лю Сун (420—479). В разделе «О южных варварах» (кит. трад. 夷蠻, упр. 夷蛮, пиньинь: yímán, палл.: имань) Япония названа «Вого» (кит. 倭國), японское чтение «вакоку», и помещена на месте Когурё. В отличие от предыдущих свидетельств, называвших ва народом (кит. 人), здесь они названы государством (кит. 國).

Страна Ва лежит в середине великого океана, к юго-востоку от Когурё. Из поколения в поколение [народ ва] осуществляют свой долг подношения дани. В… [421 году] первый император сказал в своём приказе: «Цзань (кит. 讚, Император Нинтоку, правивший в 313—319 годах) отправляет дань через десятки тысяч ли. Его преданность, несмотря на значительную удалённость, заслуживает высокой оценки. Да будет же дарован ему ранг и титул». Когда Цзань умер, и на трон взошёл его брат Чжэнь (кит. 珍, Император Хандзэй, ок. 406—411), последний отправил дань в Китай. Хандзэй подписывался королём Ва, а также Главнокомандующим, усмиряющим Восток (кит. 安東大將軍倭王), а Китай подтвердил этот титул. В [443 году], Цзай (кит. 濟, Император Ингё, правил ок. 412—453), король Ва, отправил послов с данью и снова был утверждён в обоих титулах. В [451 году] король ва получил титул Генерала, усмиряющего восточные земли Ва, Силла, Имна, Кала, Чжиньхань и Мокхань с боевым топором

В Книге Сун содержатся подробные сведения об отношениях с Японией, что означает, что японские императоры ценили легитимизацию в глазах китайских императоров.

Книга Лян

В Книге Лян 635 года содержатся записи о путешествии монаха Хуэй Шэня в Ва и легендарную страну Фусан. Там Япония называется «во» (кит. 倭), без добавления «страна» или «народ», а размещена в раделе о восточных варварах и начинается с легендой о Тайбо:

Ва называют себя потомками Тайбо. По традиции все они наносят на себя татуировки. Их земли лежат в более чем 12 000 ли от Дайфана, к востоку от Гуйцзи (современный Шаосин), хоть и в большом отдалении.

Оригинальный текст (кит.)  

倭者自云太伯之後俗皆文身去帶方萬二千餘里大抵在會稽之東相去絶遠

— Книга Лян

Позднейшие тексты повторяют миф о происхождении японцев от Тайбо. В книге 648 Книга Цзинь, посвящённой династии Цзинь (265—420 годы), для обозначения слова «звать» используется другой глагол: вэй (кит. трад. 謂, упр. 谓, пиньинь: wèi «называть, величать»), вместо юнь (кит. 云, пиньинь: yún «говорить, называть»). В книге 1084 года Цзичжи Тунцзянь (кит. трад. 資治通鑑, упр. 资治通鉴, пиньинь: Zīzhì Tōngjiàn) сказано, что «современная Япония также считается произошедшей от Тайбо из У; возможно, когда У было разрушено, [члены побочной ветви] королевской семьи исчезли у моря и стали во (кит. 今日本又云吳太伯之後蓋吳亡其支庶入海為倭).

Книга Суй

В Книге Суй 636 года сведения о ва включены в раздел „Восточные варвары“. Страна Ва помещена за Пэкче и Силлой.

Вого (кит. 倭國) находится в середине огромного океана к юго-востоку от Пэкче и Силла, в трёх тысячах ли по морю и суше. Население живёт на гористых островах (кит. 倭國在百濟新羅東南水陸三千里於大海之中依山島而居). В правление Вэй более тридцати общин [Вого], каждой из которых управляет король, имели контакты с Китаем. Эти варвары не знают, как измерять расстояние в ли и оценивают его в днях [пути]. Их владения насчитывают пять месяцев пути с востока и три месяца с севера на юг; море лежит со всех сторон. Их земли гористы на востоке и низменны на западе

В 607 году в Книге Суй говорится о том, что „Король Тарисихоко“ (ошибочная запись Императрицы Суйко) отправил[а] посла, буддийских монахов и дань Суй Ян-ди. Его [её] послание содержит слово „тяньцзы“ (天子), „Сын Неба“, китайский император.

Сын Неба в стране, где восходит Солнце, пишет Сыну Неба страны, где Солнце заходит. Мы надеемся, что вы в добром здоровье

Когда китайский император увидел такое послание, он рассердился и сказал заведующим иностранными делами, что это варварское письмо, и что более его вниманию такие письма представлены быть не должны. В 608 году император отправил послом в Ва Пэй Цина, который вернулся с японской делегацией.

Японская хроника Нихонги содержит записи о послах 607 и 608 года, однако с другой перспективы. Описание более детализовано, к примеру, приведено имя посла Имоко-но Воно-но Оми и переводчика Курацукури-но Фукури, но туда не включён ответ китайцев. Согласно Нихонги, когда Имоко вернулся из Китая, он извинился перед Суйко за потерю письма Яна: „люди Пэкче обыскали меня и отобрали послание. Поэтому я не могу представить его тебе“. Когда императрица приняла Пэя, он передал ей обращение китайского императора, в котором о себе тот говорит, употребляя слово „хуанди“ (кит. 皇帝), а о Суйко говоря „король Ва“ (кит. 倭王, пиньинь: wōwáng, палл.: вован), что имеет подтекст „суверен“. Согласно Нихонги, Суйко передала с Пэем другое письмо, где себя называла «тэнно» (яп. 天皇 тэнно:, японский император), а китайского — «котэй» (яп. 皇帝 ко:тэй).

Государыня Востока [天皇] почтительно обращается к императору [皇帝] Запада. Прибыл твой посол — Пэй Шицин, ответственный за встречи с иноземцами, а также его свита. Мои давние желания были удовлетворены. Сейчас осень, и становится прохладнее. Как поживаешь ты, которого страшатся? Надеюсь, что все хорошо. У меня же всё как обычно. Посылаю Со Инко, ранг дайрай, и Вонари, ранг дайрай. Почтительно докладываю. Прошу прошения за краткость.

Астон приводит цитату из Сёку нихонги, где говорится о том, что японская миссия отказывалась записывать „ва“ иероглифом кит. 倭.

Воно-но Имоко, посол, который посетил Китай, предложил поменять этот термин на „Ниппон“, но император Суй отказал в этом. Слово „Ниппон“ было впервые использовано в период 618—626 годов». Другой китайский авторитет приводит 670 год в качестве даты, когда в Китае начали использовать слово «Нихон»

Тан

Традиция написания «ва» иероглифом кит. 倭 окончилась в правление династии Тан (618—907). Японские писцы ввели в оборот название «Нихон/Ниппон» (яп. 日本) около 608—645 годов и заменили иероглиф 倭 на более приятный с тем же чтением и значением «гармония, мир» (яп. 和) в 756—757 годах. Лингвистические изменения зафиксированы в двух танских историографиях.

Книга Тан 945 года содержит старейшее упоминание слова «Жибэнь», (кит. 日本). В разделе «Восточные варвары» указаны как «Вого» (кит. 倭国), так и «Жибэньго» (кит. 日本国), что может означать либо что слово «Жибэнь» было синонимом «Во», либо что японцам не нравилось название «Вакоку/Вого» из-за его неприглядности, либо что словом Ниппон называлась часть Вакоку.

В Новой книге Тан 1050 года в разделе «Восточные варвары» имеется часть (кит. 日本), где приведены детали.

Япония в стародавние времена звалась Во-Ну. Она лежит в 14 000 ли от нашей столицы, к юго-востоку от Силла, в середине океана. Чтобы пересечь её с востока на запад, требуется пять месяцев пути, а с юга на север — три.

В этой связи в Новой книге Тан написано:

В 670 году [из Японии] ко двору прибыли послы, чтобы поздравить [Китай] с завоеванием Когурё. В это время японцы, знавшие китайский, возненавидели название «Во» и изменили его на Ниппон. Согласно словам [японского] посла, это название было выбрано потому, что Япония находится рядом с тем местом, где восходит Солнце. [С другой стороны] говорят, что Нихон была маленькой страной, порабощённой Ва, и Ва взяла её название. Так как этот посол не был честен, сомнения остаются. [Посол был] кроме того, хвастлив, и сказал, что его страна размером во много тысяч квадратных ли и раскинулась по океану на юге и западе. На северо-востоке, по его словам, страна граничит с горами, за которыми лежит страна волосатых людей.

Последующие историки называли Японию «Жибэнь», а «Во» упоминалось только как устаревшее название.

Стела Квангетхо

Наиболее раннее упоминание «ва» (по-корейски — «вэ», 왜) находится на стеле Квангетхо, возведённой в 414 году в честь Когурёского короля Квангетхо. На этой стеле находится наиболее старое упоминание воко, японских пиратов, а также «Вэ», которое было военным союзником Пэкче в войнах с Когурё и Силла. Некоторые исследователи считают, что «вэ» означает также племенной союз Кая на юге Корейского полуострова. К примеру, Ли предполагает:

Если Когурё и не могла уничтожить Пэкче, то она надеялась на то, что это сделает кто-нибудь ещё. То есть, эта надпись могла быть выдаванием желаемого за действительное. В любом случае, слово «Вэ» означало и жителей Японских островов, и корейцев с юга полуострова, тех самых Кая, которые в древности владели обоими регионами

Часто также считается, что Вэ были жителями Японского архипелага, однако на этот счёт нет доказательств.

Этимология

Японское самоназвание «ва» происходит от китайского «во» (кит. 倭), у данного иероглифа имеется ряд негативных коннотаций, включая «безобразный», «карлик», «кривой, искривлённый».

Иероглифы 倭 и 和

Китайский иероглиф 倭 содержит ключ 人 или 亻 «человек» и фонетик «вэй» 委 «сгибаться», изображающий зерно 禾 над женщиной 女. Бернхард Карлгрен после проведения семантического анализа пришёл к выводу, что последний означает «сгибаться, согнутый, мучительный; падать, выбрасывать, бросать, отсылать, отказывать; делегировать; — сгибаться как женщина, работающая с зерном». Старейшая письменная форма иероглифа 倭 записана стилем чжуаньшу, не встречаясь ни в стиле цзиньвэнь, ни в стиле цзягувэнь.

Большинство иероглифов, содержащих фонетический компонент 委 произносятся в путунхуа «вэй»:

• wèi 魏 — иероглиф названия царства Вэй;
• wēi 逶 — извиваться, петлять;
• wěi 萎 — засыхать, вянуть, сохнуть, заболевать, приходить в упадок;
• wěi 痿 — неметь, затекать; деревенеть, сводиться судорогой; атрофия;
• wěi 諉 — перекладывать вину на других, увиливать;
• wèi 餧 — давать корм.

Необычное произношение «во» можно сравнить со следующими словами:

• wō 踒 — спотыкаться, подворачивать ногу; хромой;
• wǒ 婑 — используется в сочетании «вото» кит. трад. 婑媠, пиньинь: wǒtuó.

Третье чтение встречается в иероглифе 矮 (ǎi), означающем «карлик, коротышка, низкий; сокращать».

Учёные периода Нара считали иероглиф 倭, использовавшийся ими для записи слов «Ямато» и «ва», уничижительным: графически он может быть прочитан как «нагибающиеся люди». Около 757 года Япония официально сменила иероглиф названия на 和 «гармония, мир».

Графическое изменение с «карликов-японцев» 倭 стало неизбежным. Вскоре после того, как японцы стали записывать слово «ва» этим иероглифом, они поняли его значение «карлик». В некотором роде их подвело китайское письмо; единственный иероглиф для обозначения их страны был уничижительным. Избранная замена — 和 — имела то же японское чтение, что и 倭, но, что наиболее важно, имела приятное значение. Утверждение о том, что японская культура основана на «ва», 和, «гармонии», стало догматом среди японцев и японистов.

В современном японском «ва» 倭 «старое название Японии» является вариантом иероглифа 和, за исключением нескольких терминов — Пять японских ванов, вако, Вамё Руйдзюсё. В отличие от него, 和 — часто встречающийся компонент сложных слов: «японская кухня» (яп. 和食 васёку), вафуку (яп. 和服), вака (яп. 和歌), васи (яп. 和紙).

Произношение

Ва (народ, Япония)
Китай
Китайский:	倭
Транслитерация Хакка — романизация: vo24 Путунхуа — пиньинь: wō — чжуинь: ㄨㄛ Миньские языки — тайваньск. POJ: e У — романизация: u平 Юэ (кантонский) — ютпхин: wo1
Япония
кандзи:	倭
Транслитерация — кирилизация: ва, ямато
Корея
хангыль:	왜
Транслитерация — новая   романизация: wae

По-китайски иероглиф 倭 может произноситься wēi, wǒ и wō. Первые два чтения используются только в заимствованиях из вэньяня. Чтение wēi встречается в слове «вэйчи» (кит. 倭遲), «окольный, извилистый», также записывается иероглифами (кит. 逶迤) и (кит. 委蛇). Наиболее древнее сохранившееся использование иероглифа 倭 находится в Ши цзин, описывает петляющую (倭遲) дорогу. Ранее используется слово 委佗, означающее «внушительный, солидный, важный, прекрасный; извилистый; самодовольный». Слово wǒ 倭 встречается в слове кит. трад. 倭墮髻, упр. 倭堕髻, пиньинь: wǒduòjì, палл.: водоцзи «женская причёска с пучком, популярная в правление династии Хань». Третье произношение, имеющее значение «Япония» более продуктивно, чем остальные:

• кит. трад. 倭漆, пиньинь: wōqī, палл.: воци «японский лак»;
• кит. трад. 倭刀, пиньинь: wōdāo, палл.: водао «японский меч»;
• кит. трад. 倭瓜, пиньинь: wōguā, палл.: вогуа («японская дыня») тыква;
• кит. трад. 倭河馬, упр. 河马, пиньинь: wōhémǎ, палл.: вохэма «карликовый бегемот»;
• кит. трад. 倭豬, упр. 倭猪, пиньинь: wōzhū, палл.: вочжу «карликовая свинья»;
• кит. трад. 倭狐猴, пиньинь: wōhúhóu, палл.: вохухоу «крысиные лемуры»;
• кит. трад. 倭黑猩猩, пиньинь: wōheixingxing, палл.: вохэйсинсин «карликовое шимпанзе», бонобо.

Реконструкция произношения wō в среднекитайском языке — ʼuâ (по Карлгрену), ʼua (по Чжоу Фагао), ʼwa (по Эдварду Пуллиблэнку). Реконструкция для древнекитайского языка — ʼwâ (Карлгрен), ʼwər (Дун Тунхэ), ʼwə^r (Чжоу Фагао).

В японском языке иероглиф 倭 имеет китаизированные чтения «ва» и «ка» (wō «Япония», wǒ «древняя причёска», wi или i от wēi «извилистый; послушный») и японизированные чтения ямато и ситагау «подчиняться, послушный». Слово wō в значении «старое название Японии» было заимствовано в другие языки синосферы, включая корейский («вэ»), кантонский вай или во, тайваньский э.

Этимология

Хотя происхождение слова «ва» не ясно, в китайских исторических текстах встречаются записи о древнем народе, населяющем Японский архипелаг (возможно, Кюсю), названное ʼWâ или ʼWər. Карр приводит наиболее популярные варианты — от японского местоимения «вага» (яп. 我が) (я, мой) и «варэ» (яп. 我) (я; сам; ты); от уничижительного «карлики-варвары». Считается, что основных этимологических значений у этого слова два: «подчиняющийся» и «карлик».

Первое значение приводится в словаре Шовэнь-цзецзы 121 года. Слово 倭 там определено как кит. 順皃, покорный, послушный вид. Графически объяснение выглядит как «человек, который гнётся», а рядом приведена вышеупомянутая цитата из Ши цзин. Карр предполагает, что, встретив японцев, китайцы назвали их кланяющимися), так как было известно о том, что в знак почтения японцы кланяются. Кодзи Накаяма считает, что знак 逶 означает «далёкий», а 倭 — «отделённые от континента».

Вторая этимология «во» — «карлик» — возможно, является когнатом с ǎi 矮 «карлик, коротышка, низкий», wō 踒 «согнутые ноги, судорога», и wò 臥 «ложиться, садиться». Ранние династийные истории содержат упоминание «Чжужуго» (кит. 侏儒國) — «страны пигмеев» — к югу от Японии, вероятно, Окинавой или Рюкю.

Так как ранние сведения о во/ва были основаны на слухах, Ван Чхэньпин пишет: «Мало что было известно о во кроме того, что они были вежливы и послушны».

Лексикография

Статья Майкла Карра посвящена лексикографическому исследованию того, как китайское название Японии оказалось оскорблением. Там приведён анализ определений из 92 словарей, демонстрирующие проблемы выявления оскорбительных расовых кличек. Среди словарей — 29 китайско-китайских, 17 китайско-английских, 13 китайско-западных и 33 китайско-японских издания. Для определения того, несёт ли определение слова «во» оскорбительный смысл, Карр разделяет определения на четыре типа, обозначенных им буквами греческого алфавита.

• Α = «карлик; японец»;
• Β = «покорный; японец»;
• Γ = «уничижительно японец»;
• Δ = «японец».

К примеру, определения типа альфа (A) включают как простые определения вроде «страна карликов; Япония» (Люши-ханьин-цыдянь кит. 劉氏漢英辭典, 1978), так и более распространённые, как «(1) Карлик. (2) Ранее использовалось для обозначения Японии» (Современный китайско-английский словарь Линь Юйтана, 1972). Примеры определений типа бета (B) «покорный; японец» — «demütig [скромный, подчиняющийся], gehorchen [подчиняться; отвечать]» (китайско-немецкий Praktisches zeichenlexikon chinesisch-deutsch-japanisch, 1983). Определения типа (Γ) — «уничижительно японец» (Словарь гоюя для начинающих, 1964) включают пометы «пренебрежительно», «оскорбительно», «высокомерно». Некоторые определения типа Γ ограничены подстатьями типа «Wōnú 倭奴 (сейчас уничижительно) япошки» (最新實用和英辭典, 1971). Тип дельта (Δ) «японцы» наименее информативен: «устаревшее наименование Японии» (新漢英詞典, 1979).

Карр считает, что определения типа A «карлик» и B «подчинённый» предпочтительнее с точки зрения предоставления читателю этимологической информации, даже если она оскорбительна; сокращённые определения не плохи для кратких словарей, но добавление помет «старое/архаичное название» занимает не больше места, чем добавление пометы «уничижительное». Определение типа «гамма» нацелено на то, чтобы не обидеть японцев, но служит плохую службу — этот подход сравним с определением слов типа «гастарбайтер» или «жид» без указания их оскорбительности.

Таблица ниже приведена Карром для сравнения определений слова 倭 в китайских словарях.

Тип определения	Китайско-китайский	Китайско-английский	Китайско-европейский	Китайско-японский
Α «страна карликов; Япония»	3 (10 %)	10 (59 %)	5 (38 %)	4 (12 %)
Β «покорный; японец»	0	0	1 (8 %)	4 (12 %)
Γ «уничижительно японец»	0	1 (6 %)	3 (23 %)	11 (33 %)
Δ «японцы»	26 (90 %)	6 (35 %)	4 (31 %)	14 (42 %)
Итого:	29	17	13	33

В половине китайско-западных словарей указывается, что 倭 означает также «карлик», а большинство китайско-китайских словарей ограничивается определением типа Δ «устаревшее название Японии». Чёткое указание на расизм (A «карлик») гораздо чаще встречается в западных словарях, чем в китайских и китайско-японских. Более точный и менее оскорбительный вариант «покорный» (B) встречается только в китайско-японских и китайско-немецких словарях. Тип Γ обычен для европейских и японских словарей. Краткий вариант Δ вдвое чаще встречается в китайско-китайских словарях, чем в китайско-японских, и втрое чаще, чем в китайско-западных.

См. также

• Предание о людях «ва» из истории государства Вэй

Литература

• Aston, William G. 1924. Nihongi: Chronicles of Japan from the Earliest Times to A.D. 697. Charles E. Tuttle reprint 1972.
• Carr, Michael. 1992. "Wa 倭 Wa 和 Lexicography, " International Journal of Lexicography 5.1:1—30.
• Forke, Alfred, tr. 1907. [books.google.com/books?id=KxoNAAAAYAAJ&pg=PP5&dq=lun+heng Lun-hêng, Part 1, Philosophical Essays of Wang Ch’ung]. Otto Harrassowitz.
• Karlgren, Bernhard. 1923. Analytic Dictionary of Chinese and Sino-Japanese. Dover Reprint 1974.
• Lee, Kenneth B. 1997. [books.google.com/books?id=XrZQs-6KswMC&printsec=frontcover&source=gbs_summary_r&cad=0#PPA34,M1 Korea and East Asia: The Story of a Phoenix]. Greenwood Publishing Group. ISBN 0-275-95823-X OCLC 35637112.
• Lewis, James B. and Amadu Sesay. 2002. [books.google.com/books?id=aEw4erCrsaUC&printsec=frontcover#PPA104,M1 Korea and Globalization: Politics, Economics and Culture]. Routledge. ISBN 0-7007-1512-6 OCLC 46908525 50074837.
• Nakagawa Masako. 2003. [chinajapan.org/articles/15/nakagawa15.45-55.pdf The Shan-hai ching and Wo: A Japanese Connection], Sino-Japanese Studies 15:45—55.
• Tsunoda Ryusaku, tr. 1951. [books.google.com/books/?id=83ZwAAAAMAAJ Japan in the Chinese dynastic histories: Later Han through Ming dynasties]. Goodrich, Carrington C., ed. South Pasadena: P. D. and Ione Perkins.
• Wang Zhenping. 2005. Ambassadors from the Islands of Immortals: China-Japan Relations in the Han-Tang Period. University of Hawai’i Press.

Ссылки

На русском

• [www.studmed.ru/suroven-da-drevnie-gosudarstva-yuzhnogo-kitaya-i-etnogenez-naroda-vozhen_b449e89559e.html Дмитрий Суровень. Древние государства южного Китая и этногенез народа вожэнь]
• [historylib.org/historybooks/M--V--Vorobev_YAponiya-v-III---VII-vv--/10 М. В. Воробьев. Загадка местонахождения владений вадзин.]

На английском

• [www.unicode.org/cgi-bin/GetUnihanData.pl?codepoint=502D Unihan data for U+502D], Unihan Database entry for 倭
• [www2.u-netsurf.ne.jp/~kojin/e-wajinden.html English translation of the Wei Zhi], Koji Nakayama
• [gias.snu.ac.kr/wthong/publication/paekche/eng/hi5-3.pdf Queen Himiko as Recorded in the Wei Chronicle], Wontack Hong
• [etd.lib.fsu.edu/theses/available/etd-09022004-124406/unrestricted/13ancientjapaneseandkoreanconnection.pdf The Relatedness between the Origin of Japanese and Korean Ethnicity], Jaehoon Lee
• [home.comcast.net/~winjerd/Gishi.htm The Chronicles of Wa], Wesley Injerd
• [core.ecu.edu/hist/tuckerjo/thirdlec.htm Japan in Chinese and Japanese Historic Accounts], John A. Tucker
• [www.ourorient.com/the-early-relations-between-china-and-japan.htm The Early Relations between China and Japan], Jiang Yike

На японском

•  (яп.) [100.yahoo.co.jp/detail/%E9%AD%8F%E5%BF%97%E5%80%AD%E4%BA%BA%E4%BC%9D/ Народ ва (вадзин, вожэнь)] // Энциклопедия Ниппоника: в 26 тт. 2-е издание. — Токио: Сёгакукан, 1994—1997.
•  (яп.) [www2s.biglobe.ne.jp/~t_tajima/nenpyo-2/ad239s2.htm 「三国志・魏志」巻３０　東夷伝・倭人], Китайский текст и японские переводы упоминания о народе ва в Вэй-чжи 魏志
•  (яп.) [inoues.net/yamahonpen4.html 邪馬台國研究本編], Китайский текст и японские переводы упоминаний о народе ва в китайских хрониках
•  (яп.) [www.ceres.dti.ne.jp/~alex-x/kanseki/menu01.html 日本古代史参考史料漢籍], Упоминания о ва в 15 китайских хрониках

Отрывок, характеризующий Ва (народ, Япония)

Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.