Хакка (язык)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хакка
Самоназвание:

客家話 / 客家话 Hak-kâ-fa

Страны:

КНР, Малайзия, Тайвань, Япония (тайваньская диаспора в районе Токио-Йокогама), Сингапур, Филиппины, Индонезия, Маврикий, Суринам, ЮАР, Индия и китайская диаспора в других странах.

Регионы:

КНР: восточная часть провинции Гуандун и прилегающие районы провинций Фуцзянь и Цзянси

Общее число говорящих:

34 миллиона

Рейтинг:

32

Классификация

Сино-тибетская семья

Китайская ветвь
Письменность:

китайское письмо, латиница

Языковые коды
ISO 639-1:

ISO 639-2:

ISO 639-3:

hak

См. также: Проект:Лингвистика

Хакка (кит. трад. 客家話, упр. 客家话, пиньинь: Kèjiāhuà, палл.: Кэцзяхуа, самоназвание хакка Hak-kâ-fa) — диалект китайского языка (по классификации, принятой в КНР и России) или отдельный язык в составе сино-тибетской семьи (по классификации, принятой на Западе). На слух непонятен носителям стандартного китайского языка, отдельной письменной формы не имеет. Из всех китайских диалектов хакка фонетически наиболее близок среднекитайскому языку. На хакка говорят в основном на юге Китая представители ханьского субэтноса хакка или их потомки, составляющие диаспору в Восточной и Юго-Восточной Азии, а также по всему миру.

Между тайваньским и гуандунским произношением хакка имеются некоторые различия. Среди говоров хакка своего рода «стандартом» является говор уезда Мэйсянь (кит. трад. 梅縣, пиньинь: Méixiàn, палл.: Мэйсянь), распространённый на северо-западе Гуандуна.

Гуандунское управление образованием в 1960 году предложило систему романизации мэйсяньского диалекта[en] хакка.





Этимология

Название народности хакка, давшей имя и диалекту, буквально означает «народ гостей»: хак 客 (путунхуа: кэ`) означает «гость», ka 家 (путунхуа: цзя¯) — «семья». Сами хакка называют свой язык Hak-ka-fa (или -va) 客家話, Hak-fa (-va), 客話, Tu-gong-dung-fa (-va) 土廣東話, буквально, «родной язык гуандунцев», а также Ngai-fa (-va) 話, «мой / наш язык».

История

Истоки

Народ хакка образовался в результате нескольких волн миграции с севера Китая на юг во время войн и беспорядков. Первые хакка прибыли из провинций, сейчас имеющих названия Хэнань и Шэньси. Переселенцы говорили на тех самых китайских диалектах, которые в дальнейшем развились в путунхуа. Диалект хакка довольно консервативен и из всех прочих говоров он ближе всего к среднекитайскому. Свидетельством этого является сохранение конечных гласных -p -t -k, утерянное в путунхуа. Если сравнить диалект хакка и кантонский, то разница между ними примерно такая же, как и между португальским и испанским; путунхуа же тогда можно уподобить французскому, тем более, что его фонетика в такой же степени отличается от фонетики испанского и португальского.

Так как миграция проходила постепенно, на диалект хакка повлияли встреченные по пути говоры, включая минь и языки мяо-яо. Также есть мнение о том, что на хакка повлиял язык шэ.

Обзор основных характеристик

Среднекитайский язык связывают с диалектом хакка (как и с большинством китайских диалектов) регулярные звуковые соответствия. Некоторые из них приведены ниже.

  • Лексемы, записываемые иероглифами 武 (война, боевые искусства) и 屋 (дом, комната), произносившиеся в среднекитайском как mvio и ukК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3972 дня], в хакка превратились в vu и vuk. В путунхуа они оба звучат как у).
  • Среднекитайская инициаль /ɲ/ слов 人 и 日 слилась с инициалью /ŋ/ в хакка (人: ngin, 日: ngit). В путунхуа /ɲ/ превратилось в r- (人 rén, 日 rì), а в кантонском она слилась с /j/ (人 yan4, 日 yat6)
  • Начальный звук лексемы, записываемой иероглифом 話 (слово, речь; путунхуа хуа) на диалекте хакка произносится как f или v (промежуточный звук).
  • Первый звук 學 hɔk обычно соответствует h (аппроксиманту «х») в хакка и глухому альвео-нёбному фрикативу (x [ɕ]) или задненёбному фрикативу (h [x]) путунхуа.

Фонология

Инициали диалекта мэйсянь

В хакка отсутствуютК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3972 дня] звонкие взрывные согласные ([b d ɡ]), но зато имеется две серии глухихК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3972 дня] взрывных: непридыхательные ([p t k]) и придыхательные ([pʰ tʰ kʰ]).

Губные Зубные Нёбные Задненёбные Горловые
Носовые /m/ <m> /n/ <n> /ɲ/ <ng(i)>* /ŋ/ <ng>*
Взрывные простые /p/ <b> /t/ <d> /k/ <g> (ʔ)
придыхательные /pʰ/ <p> /tʰ/ <t> /kʰ/ <k>
Аффрикаты простые /ts/ <z>/<j(i)>*
придыхательные /tsʰ/ <c>/<q(i)>*
Фрикативные /f/ <f> /s/ <s>/<x(i)>* /h/ <h>
Аппроксиманты /ʋ/ <v> /l/ <l> (j) <y>

* Когда за инициалями [ts] <z>, [tsʰ] <c>, [s] <s>, и [ŋ] <ng> следует палатизированная медиаль [j] '', они превращаются в [tɕ] <j>, [tɕʰ] <q>, [ɕ] <x> и [ɲ] <ng> соответственно.

Рифмы мэйсяньского диалекта

В мэйсяньском имеется семь гласных, [i ɨ ɛ a ə ɔ u], в романизации — i, ê, a, e, o, u. Смягчающая медиаль ([j]) изображается как i, а огубленная медиаль ([w]) — как u.

Кроме того, рифма слога языка хакка (весь слог кроме первого согласного) может заканчиваться одной из следующих терминалей: [m, n, ŋ, p, t, k], в романизации — m, n, ng, b, d, и g.

Гласный Медиаль + гласный -i -u -m -n -p -t -k
Слогообразующие         m   ŋ      
  a   ai au am an ap at ak
    ia iai iau iam ian iaŋ iap iat iak
    ua uai     uan uaŋ   uat uak
  ɛ     ɛu ɛm ɛn   ɛp ɛt  
          iɛn     iɛt  
          uɛn     uɛt  
  i     iu im in   ip it  
  ɔ   ɔi     ɔn ɔŋ   ɔt ɔk
          iɔn iɔŋ     iɔk
          uɔn uɔŋ     uɔk
  u   ui     un   ut uk
      iui     iun iuŋ   iut iuk
  ɨ       əm ən   əp ət  

Тоны

В мэйсяньском имеется четыре тона, число которых сокращается до двух, если терминаль (последний согласный слога) представлена взрывным звуком. Звонкие начальные согласные среднекитайского в мэйсянь превратились в глухие придыхательные. Перед тем, как это случилось, два из четырёх тонов среднекитайского пин, шан, цюй, жу, разделились (пин и жу,), дав этим рождение шести тонам в диалектах.

Тоны диалекта мэйсянь
Номер тона Тон Контур Описание
1 инь пин (陰平) ˦ (44) высокий
2 ян пин (陽平) ˩ (11) низкий
3 шан (上) ˧˩ (31) низкий падающий
4 цюй (去) ˥˧ (53) высокий падающий
5 инь жу (陰入) ˩ʔ (1) низкий усечённый
6 ян жу (陽入) ˥ʔ (5) высокий усечённый

Деление на «инь-ян» развилось из среднекитайских глухих инициалей [p- t- k-] (они образовали тоны-«инь») и звонких [b- d- ɡ-] (соответственно, тоны-«ян»). Тем не менее в современном хакка некоторые слова тона «пинь» имеют сонорные инициали [m n ŋ l], а в среднекитайском такие слова звучали с тоном «шан»; и звонкие инициали, имевшие тон «цюй». Таким образом, разделение по звонкости не является абсолютным признаком.

Количество различий в контурах тонов хакка увеличивается по мере удаления от Мэйсяня. Например, «инь пин» в Чантине (长汀) имеет рисунок ˧ (33), а в тайваньском Сысяне˨˦ (24).

Тональный сандхи

В вышеприведённой таблице рисунок тонов инь пин и цюй претерпевает изменение, когда за словом в одном из этих тонов идёт слово с тяжёлым ударением (высота тона меньше). Например, высота тона «инь пин» изменяется от ˦ (44) к ˧˥ (35), когда имеет место тональный сандхи. Аналогичные изменения происходят в тоне «цюй»: ˥˧ (53) становится ˦ (55). Это отмечено красным в нижеприведённой таблице.

Сандхи мэйсянького поддиалекта
+ ˦ Инь Пин + ˩ Ян Пин + ˧˩ Шан + ˥˧ Цюй + ˩ʔ Инь Жу + ˥ʔ Ян Жу + Нейтральный
˦ Инь Пин + ˦.˦ ˧˥ ˧˥.˧˩ ˧˥.˥˧ ˧˥.˩ʔ ˦.˥ʔ ˧˥
˥˧ Цюй + ˥˧.˦ ˥ ˥.˧˩ ˥.˥˧ ˥.˩ʔ ˥˧.˥ʔ ˥

Нейтральный тон имеют несколько суффиксов. Он произносится со средней высотой.

Прочие поддиалекты хакка

Язык (диалект) хакка имеет столько же диалектных подвидов, сколько есть провинций с говорящим на хакка большинством. Вокруг уезда Мэйсянь располагаются уезды Пинюань 平遠, Дабу 大埔, Цзяолин 蕉嶺, Синънин 興寧, Ухуа 五華 и Фэншунь 豐順. И в каждом уезде есть интересные особенности произношения. В Синънине отсутствуют рифмы, кончающиеся на [-m] и [-p], они переходят в [-n] и [-t]. Ещё дальше от Мэйсянь, в Гонконгском диалекте нет медиали [-u-], поэтому иероглиф 光 читается в Мэйсяне [kwɔŋ˦], а в Гонконге — [kɔŋ˧], как и в соседнем Шэньчжэне.

Но отличия есть не только в окончаниях и гласных. Тональные различия хакка довольно велики: большинство поддиалектов имеют шесть тонов, как и мэйсяньский. Тем не менее, кое-где потеряны все тоны «Жу Шэн», а слова этого тона распределились между другими тонами. Таков поддиалект Чантин 長汀 на западе провинции Фуцзянь. Кроме того, по-видимому, в прибрежных диалектах Хайфэн 海 豐 и Луфэн 陸 豐 ощущается влияние системы тонов хакка. В них тон «цюй» также расщеплён, в результате чего общее количество тонов равно семи, считая «инь-ян» разными тонами и включая тон «шан».

Поддиалект хой-люк (Хайлу 海陸), носители которого проживают на Тайване, произошёл из тех же мест. В нём есть постальвеолярные согласные (вроде [ʃ], [ʒ], [tʃ]), которые в других языках Китая обычно отсутствуютК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3972 дня]. Другая группа носителей хакка, Сысянь (хакка: Сыен 四縣) родом из Цзяина 嘉應 и окрестных Цзяолиня, Пинъюана, Синънина и Ухуа. Цзяин позже был переименован в Мэйсянь.

Диалект ухуа

Диалект ухуа[en] характеризуется произношением многих звонких среднекитайских слогов тона цюй-шэн (четвёртого тона) с тоном шан-шэн (третьим), тон «ян-пин» повышается /13/, вместо того, чтобы оставаться на низком уровне /11/, как в мэйсяньском. Акцент в районах, прилегающих к северному Баоаню и восточному Дунгуаню, характеризуется наличием двух последовательностей фрикативов и аффрикатов: (цз, ц, с, чж, ch, ш), аналогично путунхуа; рифмой «и», характерной для хакка Юэбэя и Сычуани; а также имеющейся трелью/ретрофлексным звуком.

Рифмы ухуа

Большинство рифм в мэйсянь и ухуа общие, за исключением: «уон» (мэйсянь)= «он»(ухуа), «ян» (мэйсянь)= «ан»/«йен»(ухуа), «уй» (мэйсянь)= «и»(ухуа), «ин» (мэйсянь)= «ун»(ухуа), «уан, уай, уон» (мэйсянь)= ухуа теряет «у»: «кан» вместо «куан», «йен» (мэйсянь)= «эн»(ухуа)

Тоны ухуа

Тоны ухуа
Номер Тон Тональный контур Описание
1 инь пин (陰平) (44) высокий
2 ян пин (陽平) (13) низкий поднимающийся
3 шан (上) (31) низкий понижающийся
4 цюй (去) (53) высокий падающий
5 инь жу (陰入) (1) низкий
6 ян жу (陽入) (5) высокий

Словарь

Как и многие южные диалекты, хакка сохранил многие односложные слова из более древних периодов развития китайского; таким образом, многие же рабочие слоги отличаются в тоне и рифмах. Это уменьшает нужду в составлении новых многосложных слов. То же можно наблюдать в других диалектах.

Примеры односложных слов

[ŋin˩] человек (путунхуа жэнь 2)
[ʋɔn˦] чашка (путунхуа ван 3)
[kɛu˦] собака (путунхуа гоу 3)
[ŋiu˩] корова (путунхуа ню 2)
[ʋuk˩] дом (путунхуа у 1)
[tsɔi˥˧] рот (путунхуа цзуй 3)
𠊎 [ŋai˩] я (путунхуа 我 во 3)

Примеры многосложных слов

日頭 [ŋit˩ tʰɛu˩] солнце
月光 [ŋiɛt˥ kʷɔŋ˦] луна
屋下/屋家 [ʋuk˩ kʰa˦] дом
電話 [tʰiɛn˥ ʋa˥˧] телефон
學堂 [hɔk˥ tʰɔŋ˩] школа

Для обозначения слова «говорить» в хакка предпочтитиельнее глагол [kɔŋ˧˩] , нежели шуо, использующийся в путунхуа (Hakka [sɔt˩]).

Для глаголов «есть» и «пить» используются слова [sit˥], [sɪk˨] и [jɐm˧˥] (хакка [jim˧˩]), как в кантонском. Путунхуа эти же значения даёт словам чи (хакка[kʰiɛt˩]) и хэ (хакка[hɔt˩]). В хакка эти слова означают голодать, хотеть естьК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3972 дня] и хотеть пить.

Примеры предложений

[ a˦˦ mɔi˥˥ ɲja˦˦ mi˦˦ hi˥˥ tʰju˩˩ hi˦˦ tsɔn˧˩ lɔi˩˩ m˦˦ tsʰɛn˩˩ ]

  • (обращение к ребёнку) Твоя мама уже пришла с базара?

[ kja˦˦ lau˧˩ tʰai˦˦ tsuk˧ tau˧˩ tsak˩ jɔŋ˩˩ jap˥ lɔi˩˩ kau˧˩ ]

  • Его младший брат поймал бабочку, чтобы поиграть с ней.

[ hau˧˩ laŋ˦˦ ɔ˦˦, sui˧˩ tʰuŋ˧ kai˥˧ sui˧˩ kam˦˦ kʰɛn˩˩ pɛn˦˦ ɔ˦˦ ]

  • Очень холодно, ведро с водой промёрзло.

Системы записи

С середины XIX столетия западные миссионеры создали множество систем латинизации подвидов хакка.

На данный момент самым большим трудом является Новый Завет и Псалмы (1993, 1138 страниц[1]), хотя ожидается, что ближайшая публикация Ветхого Завета отберёт пальму первенства. Эти работы написаны и в романизации и в ханьцзы, включая уникальные для хакка иероглифы; они представляют диалект тайваньских хакка. Авторами этого труда являются миссионеры Пресвитерианской церкви Канады.

Знаменитая сказка «Маленький принц» была переведена на поддиалект хакка мяоли (через английский) в 2000 году. Она также использует две письменности, в том числе Тунъюн пиньинь.

Напишите отзыв о статье "Хакка (язык)"

Примечания

  1. [www.worldscriptures.org/pages/chinesehakka.html The Bible in Chinese: Hakka]. Проверено 23 марта 2013. [www.webcitation.org/6Fd1OQrhZ Архивировано из первоисточника 4 апреля 2013].

Литература

  • Алексахин А.Н. Диалект хакка (китайский язык).. — Москва: Наука, 1987. — 85 с.
  • Алексахин А.Н. Диалект хакка (китайский язык). Фонология. Морфорлогия. Синтаксис. / Алексахин А.Н.. — 2-е доп. — Москва: Восточная книга, 2013. — С. 1-86. — 86 с. — ISBN 978-5-905971-80-8.
  • Branner David Prager. Problems in Comparative Chinese Dialectology — the Classification of Min and Hakka. — Berlin: Mouton de Gruyter, 2000. — ISBN 31-101-5831-0.

Ссылки

«Википедия» содержит раздел
на языке хакка
«頭頁»

В Викисловаре список слов языка хакка содержится в категории «Хакка»
В Викисловаре есть статья «хакка»

Отрывок, характеризующий Хакка (язык)

В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?