Хань (народ)

Иное название этого понятия — «Китайцы»; другие значения этого слова см. Китайцы.

Китайцы

Самоназвание	漢族/汉族
Численность и ареал
Всего: 1 310 158 851 Китай: 1 207 542 000 Тайвань:      22 575 365 Гонконг:      6 593 000 Макао:      434 000 Индонезия:      7 566 000 Таиланд:      7 053 000 Малайзия:      6 591 000 Сингапур:      3 685 000 США:      3 376 000 Канада:      1 612 000 Перу:      1 300 000 Вьетнам:      1 264 000 Филиппины:     1 146 000 Мьянма:      1 101 000 Япония:      655 000 Австралия:      615 000 Камбоджа:      344 000 Великобритания:      297 000 Россия:      235 000 Франция:      231 000 Италия:      210 000 Новая Зеландия:      205 000 Индия:      189 000 Лаос:      186 000 Бразилия:      152 000 Испания:      148 000 Нидерланды:      145 000 Южная Корея:      138 000
Язык	Многочисленные диалекты китайского
Религия	буддизм, даосизм, христианство, ислам, конфуцианство, культ предков, китайская народная религия
Расовый тип	монголоиды

Хань (кит. трад. 漢族, упр. 汉族, пиньинь: hànzú, палл.: ханьцзу, также кит. трад. 漢人, упр. 汉人, пиньинь: hànrén, палл.: ханьжэнь или ха́ньцы; также в целом кита́йцы) — этническая группа сино-тибетской языковой семьи. Занимает первое место по численности среди народов Земли (19 % общего населения), является крупнейшей народностью в Китае (92 %) и специальных административных районах КНР Гонконг (95 %) и Макао (96 %), а также в Китайской Республике (98 %) и Сингапуре (76,8 %). Исторически в русском языке хань могут именоваться как китайцы (также под китайцами могут подразумевать все народы Китая).

Этимология

Слово Хань берёт начало от династии Хань, сменившей династию Цинь, которой удалось объединить весь Китай. Название династии произошло от названия реки Ханьшуй в центральной части Китая, у которой жили основатели династии Хань. Также это слово в Древнем Китае, особенно в классической китайской литературе, может означать Млечный Путь, так как сами ханьцы называли свою страну Небесной рекой или Поднебесной.

Во времена правления династий Цинь и Хань племена, населявшие Китай, стали ощущать себя частью единого народа. Кроме того, время правления династии Хань считается высшей точкой расцвета древнекитайской цивилизации. В это время его влияние распространилось на Центральную и Северо-Восточную Азию, а по территории и населению Древний Китай мог соперничать с Римской империей.

Этимология слова «китайцы» в русском языке

В русском языке слово «китайцы», как и «немцы», является экзоэтнонимом, то есть оно не совпадает с китайским самоназванием (эндоэтнонимом) хань, хотя в этнографической и профессиональной литературе для уточнения применяется понятие ханьцы, хань. Китаями первоначально именовались кочевники-кидани, населявшие северные пределы современного Китая. От их названия и произошло русское Китай (см. этимологию слова).

История

Происхождение

История ханьцев тесно связана с историей Китая. Их предки жили на берегах Хуанхэ в северной части Китая. В «Ши-цзи» (исторических записках) китайского историографа Сыма Цянь даты царствования Жёлтого императора, легендарного предка ханьцев, определены между 2698 и 2599 годами до нашей эры. Хотя исследование этого периода истории осложняется отсутствием исторических записей, обнаружение археологических раскопок выявили целый ряд неолитических культур вдоль центрального течения Хуанхэ — Луншань, Цюйцзялин, Яншао и других.

В XIX веке появилось множество предположений, в которых говорилось, что китайский народ пришёл от Древнего Египта до Индии и Монголии. На рубеже XX века французский автор Терьен де Лакуперье (Terrien de Lacouperie) предложил теорию отслеживания происхождения ханьцев по эламской надписи, найденной в юго-восточной части Каспийского моря. Хотя большинство элементов этой теории были не подтверждёнными и даже дискредитирующими, как, например, приравнивание Жёлтого императора к богу Нахунтэ (Nahhunte) в Месопотамии), ряд учёных продолжал придерживаться теории аккадского происхождения ханьцев и в 1920-х годах. Книги с ошибочными идеям Лакуперье были переведены на японский язык, а также широко пропагандировлись в Китае, часто в японских интересах, в результате чего такие «западные истоки» стали тщательно дискредитироваться в Китае после Второй мировой войны.

Ранний период

Первой династией, описанной в китайских исторических записях, была династия Ся. Период их правления в большей степени легендарный, так как археологических доказательств его нет. Династия Ся была свергнута народом с Востока, который основал династию Шан (1600—1046 года до н. э.). Самые ранние примеры китайской письменности восходят к периоду их правления. Некая форма письменности использовалась на костях оракула, предназначенных для гадания. Однако, развитая символика говорит о более раннем её появлении. Шан в конечном счёте была свергнута народом Чжоу, который возник на берегах Хуанхэ предположительно во 2 тысячелетии до н. э.

Объединение культуры и языка народа Шан привело к большему развитию Чжоу, они даже смогли захватить большую часть района к северу от реки Янцзы. Через завоевания и колонизации многое в этой области попало под влияния прото-ханьской китайской культуры. Тем не менее, власть Чжоу была нестабильной, что дало почву для образования новых независимых государств на данной территории. Период традиционно разделяется на две части: Период Весны и Осени и Период Сражающихся царств. Этот период стал эпохой крупного философского и культурного развития. Своего расцвета здесь достигают конфуцианство и даосизм.

Имперский период

Эпоха сражающихся царств закончилась с объединением Китая династией Цинь после того, как ими были захвачены все остальные китайские государства. Её лидер, Цинь Шихуанди, объявил себя первым императором, используя недавно учреждённый титул, тем самым положив начало двухтысячелетнему периоду правления императоров в Китае. Он создал новый централизованный бюрократический штаб для замены старой феодальной системы, что придало ещё больше единства Китаю в экономическом и культурном плане. Также были введены единая письменность, валюта и стандарты мер.

Тем не менее, царствование первого императора было недолгим. Из-за его самодержавной власти и амбициозных проектов, вроде Великой Китайской стены, Цинь Шихуанди был очень непопулярен в народе, и вскоре после его смерти династия Цинь была свергнута. В ходе борьбы за трон к власти пришла династия Хань, как более сильная и прочная. Она сохранила гражданские институты, созданные при Цинь, но использовала более умеренную политику правления. Во время правления династии Хань наука и культура процветали, в то же время военное ремесло развивалось во всех направлениях. Этот период считается одним из важнейших периодов в истории Китая, сами ханьцы взяли своё самоназвание отсюда.

После продолжительного периода правления Хань их династия была свергнута из-за большой раздробленности страны и военных действий враждующих между собой царств. В это время северные района Китая были захвачены различными некитайскими кочевыми племенами, которые стали создавать собственные государства, наиболее успешным из которых считается Северный Вэй. И тогда же коренное население стали называть «hànrén» или «люди хань», чтобы отличить их от степных кочевников. Постоянные войны и вторжения привели к одной из первых в истории великих миграций ханьцев: население бежало на юг к Янцзы, что привело к заметному перевесу демографического и культурного центра Китая на юге. В то же время на севере, где ханьцы продолжали оставаться большинством, произошла ассимиляция кочевых племён, которые переняли культуру и язык ханьцев.

Во времена правления династий Суй и Тан позиции юга ещё более укрепились. Впоследствии продолжающиеся войны в Северном и Центральном Китае и относительная стабильность на южном побережье сделали этот регион благоприятным пристанищем для беженцев.

В следующие несколько веков Китай пережил множество крупных вторжений некитайских народов с Севера. В 1279 году монголы завоевали весь Китай, став первым некитайским народом, кому удалось сделать это. Они разделили китайское общество на 4 класса, причём сами монголы относились к высшему классу.

В 1368 году ханьские повстанцы изгнали монголов, и после непродолжительной борьбы к власти в Китае пришла династия Мин. Очаги борьбы в периферийных районах продолжали существовать в течение всего этого периода, и южные районы приняли много мигрантов из данных местностей.

В 1644 году маньчжуры вторглись в Китай из Маньчжурии. Остатки Мин бежали на Тайвань, где они в конечном счёте капитулировали в 1683 году. Тайвань, где до этого проживали в основном аборигены некитайского происхождения, из-за крупномасштабной миграции был сильно ассимилирован, хоть маньчжуры и противились этому, так как при этом было сложнее удерживать власть над островом. В то же время маньчжуры с ограниченным успехом противостояли китайской миграции в Маньчжурию, так как в их понимании она была домом маньчжурской династии. В конце правления династии Цин под давлением японской и русской экспансий ограничения были сняты, что привело к масштабной миграции ханьцев в эти районы.

В XIX веке усилилась китайская миграция в другие части света, в том числе в Юго-Восточную Азию, Австралию и Северную Америку.

До Второй мировой в Китае проживало около 40 млн «людей хуэй». Впоследствии из-за политики ассимиляции их количество сократилось до 10 млн.

Новейшая история

В 1912 году в результате революции маньчжурская династия была свергнута. В результате империя Цин была разрушена, и образовалась Китайская Республика - национальное государство ханьцев. В 1931 году японцы завоевали Манчьжурию и создали на её территории марионеточное государство Маньчжоу-го. Японцы рассчитывали на поддержку в нём маньчжурских националистов, но к тому времени большинство населения Маньчжурии составляли ханьцы.

В 1949 году в китайской гражданской войне побеждают коммунисты и создают новое государство — Китайскую Народную Республику. Сторонники прошлой власти бегут на остров Тайвань. При содействии СССР в КНР были включены Восточно-Туркестанская Республика, Внутренняя Монголия и Тибет, народы которых ранее воспользовались правом самоопределения после распада империи Цин. В то же время в КНР организуется миграция в периферийные районы, так, в Синьцзяне доля ханьского населения увеличивается с 10 до 40 процентов.

Ханьская миграция в другие страны продолжилась и в двадцатом и в двадцать первом веках.

Распространение

Основная часть ханьцев — свыше 1,2 млрд человек — живёт в Китае, где на них приходится 92 % всего населения. Ханьцы составляют большинство во всех провинциях, муниципалитетах и автономных районах Китая, кроме Синьцзян-Уйгурского (41 %) и Тибетского (6 %) автономных районов. Ханьцы также составляют большинство в обоих специальных административных районах КНР — Гонконге (95 % населения) и Макао (96 %).

Ханьцы также составляют большинство населения Тайваня (98 %), где они тоже являются большинством во всех округах и муниципалитетах.

В настоящее время, все страны мира на всех континентах и островов испытывают массовый наплыв китайских эмигрантов, среди всех стран лидируют в первой тройке США, Канада, Австралия. "Тройка" первых стран приняла за 5 лет около 40 млн. китайцев.

Зарубежье

За рубежом проживает около 35 миллионов ханьцев, из них почти 30 миллионов — в Юго-Восточной Азии. Не считая Тайвань, в Сингапуре находится крупнейшая ханьская община за рубежом — 3,4 млн человек, что составляет 77 % населения страны. Крупные ханьские общины также располагаются в Таиланде, Индонезии, Малайзии, Вьетнаме и на Филиппинах.

Континент/Страна	Население	Доля в стране	Доля от общей численности хуацяо
Азия	28 800 000 (1998)		81 %
Камбоджа	150 000 (2003)	1.2 %
Индонезия	7 300 000 (2003)	3.1 %
Япония	175 000 (2003)	0.1 %
Северная Корея	50 000 (2003)	0.2 %
Южная Корея	100 000 (2003)	0.2 %
Лаос	50 000 (2003)	1 %
Малайзия	7 000 000 (2004)	30 %
Мьянма	1 300 000 (2003)	3 %
Филиппины	1 500 000	2 %
Сингапур	3 400 000 (2004)	76.8 %
Таиланд	7 300 000 (2003)	12 %
Вьетнам	2 300 000 (2003)	3 %
Северная Америка	5 100 000 (2009)		14,51 %
Канада	1 200 000 (2009)	3.68 %
США	3 900 000 (2009)	0.617 %
Европа	945 000 (1998)		2.6 %
Россия	109 000
Франция	176 000
Великобритания	247 403 (2001)	0.4 %
Океания	564 000 (1998)		1.5 %
Австралия	454 000 (2003)	2.5 %
Новая Зеландия	147 000 (2006)	3.5 %
Африка	126 000 (1998)		0.3 %
ЮАР	100 000 (2003)	0.2 %
Всего	35 175 000		100 %

Культура

Ханьцы являются одной из старейших в мире и самых сложных цивилизаций. Китайская культура насчитывает несколько тысяч лет. На протяжении веков она была под значительным влиянием конфуцианства, которое было официальной философией в имперский период правления, и помогло сформировать чёткую бюрократическую систему.

Язык

Родной язык большинства ханьцев — китайский, диалекты которого варьируются фонетически в огромных пределах, примерно так же, как и близкородственные, но полностью независимые друг от друга романские языки. Несмотря на диалектное дробление, орфографически диалекты используют практически одни и те же иероглифы. Китайское письмо (общее для всех диалектов) является сильным связывающим культурным элементом. Оно появилось благодаря правителям династии Цинь, объединившим различные формы написания, существовавшие в то время. В течение тысячи лет литературный китайский язык использовался как стандарт письменного, поэтому грамматика и лексика имеют значительные различия с разными формами разговорного китайского языка.

Имена

Китайские имена состоят, как правило, из двух-трёх слогов. Фамилия пишется впереди имени, и обычно состоит из одного слога. В Китае насчитывается 4 — 6 тысяч фамилий, из которых тысяча наиболее распространённых. Иногда фамилии говорят о предках носителей, например, многие люди с фамилиями Ма и Ху являются мусульманами.

Одежда

Ханьфу (кит. упр. 汉服, пиньинь: hànfú) — это традиционный костюм ханьцев Китая.

Литература

Китайская литература является одной из древнейших литератур мира. Первые памятники письменности относятся еще к дофеодальному периоду китайской истории, к XII веку до н. э. (надписи на костях, найденные в конце прошлого столетия при раскопках в провинции Хэнань). Примерно к этому же периоду относятся так называемые «Бамбуковые летописи» — записи исторических событий.

Одним из величайших достояний китайской литературы являются классические романы, созданные в период с XIV по XVIII века.

Религия

Общее число верующих оценивается в КНР примерно в 100 млн человек, около 10% взрослого населения. Опрос China Daily от 7 февраля 2007 г. 4500 человек по всему КНР показал, что верующими считает себя 31% взрослого населения. В Китае три главные «религии» – конфуцианство, даосизм, буддизм – всегда мирно сосуществовали, а большинство рядовых китайцев не видели и не видят между ними особого различия. Некоторая часть китайцев является христианами (смотрите статью Христианство в Китае)

См. также

• Азиаты
• Китайцы в России
• Жёлтая опасность

Ссылки

• [www.360doc.com/content/12/0813/22/276037_230028707.shtml Карты с долей народов по уездам КНР]

Отрывок, характеризующий Хань (народ)

– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.