Император Японии

Император Японии 天皇 </font>
Императорская печать Японии
Должность занимает Акихито с 7 января 1989
Форма обращения	Его Императорское Величество
Престолонаследник	Наследный принц Нарухито
Первый монарх	Император Дзимму
Должность появилась	660 год до н. э.
Резиденция	Императорский дворец Токио
Сайт	[www.kunaicho.go.jp/eindex.html Управление императорского двора  (яп.)]

Импера́тор Япо́нии (яп. 天皇 Тэнно:) — символ государства и единства нации Японии, исполняющий функции формального главы государства. В условиях конституционной монархии выполняет преимущественно представительские функции, имея ещё меньше полномочий, чем, например, британский монарх. Реальной властью обладает глава кабинета министров — премьер-министр Японии. Титул императора передаётся по мужской линии.

Нынешний Император Японии, царствующий с 7 января 1989 года, — Его величество Акихито.

Титулы

Японское иероглифическое сочетание тэнно: — «Небесный хозяин» — обычно переводится на русский язык как «император». Оно попало в Японию из Китая. Древние японцы произносили это слово как сумэра микото, субэраги или субэроги — «Правящий хозяин», и обозначали им собственного монарха. В древнем Китае оно звучало как тяньхуан и указывало на даосское божество Тяньхуан, олицетворение Полярной звезды, хозяина Неба и одного из трёх владык вселенной. Термин «Небесный хозяин» был религиозным, поэтому в истории Китая ни один правитель, за исключением императора Гао-цзуна из династии Тан, не употреблял это слово как титул.

По материалам «Анналов Японии», титул тэнно: в отношении японского монарха впервые использовал принц-регент Сётоку. В 608 году он направил китайской стороне государственную грамоту, в которой называл китайского правителя «Хозяином и владыкой Запада» (яп. 西皇帝, もろこしのきみ), а японского — «Небесным хозяином Востока» (яп. 東天皇, やまとのてんのう). Вероятно, принятие правителями древнего японского государства Ямато нового титула тэнно: должно было подчеркнуть их божественное происхождение и сакральную природу их власти. Они укрепляли свой статус всеяпонского первосвященника, который путём совершения ритуалов и проведения праздников сливался с божеством и управлял страной от его имени. Именно такое понимание этого титула отразилось в его старояпонском названии сумэра микото, где сумэра означало «управлять, править», а микото обозначало «хозяина» и «божество» одновременно.

Основным титулом японских монархов был тэнно, однако существовало много других синонимических титулов и обращений, обозначавших их личность. В частности, с середины VII века, для подчеркивания сочетания божественной и человеческой природы правителя, его называли арахито-гами (яп. 現人神, あらひとがみ, «богочеловек») или акицу-миками (яп. 現御神, あきつみかみ, «воплощённое божество»). Древний титул хи-но-мико (яп. 日の御子, ひのみこ, «сын Солнца») использовался для подчёркивания происхождении рода монарха от синтоистской богини солнца Аматэрасу. Также принимались следующие старояпонские титулы и обращения, которые подчёркивали высокое место правителя в социальной иерархии:

первейший (яп. 一人, いちじん)	его праздничное высочество (яп. 聖上, せいじょう)
его первейшее высочество (яп. 上御一人（かみごいちにん)	его господское высочество (яп. 主上, しゅじょう)
его правящее высочество (яп. 今上, きんじょう)	господствующий (яп. 当今, とうぎん)
его хозяйственное высочество (яп. 皇上, こうじょう)	правящий (яп. 当代, とうだい)
великий хозяин (яп. 大君, おおきみ)	святой (яп. 聖, ひじり)
его достопочтенность (яп. 至尊, しそん)	его высочество (яп. 上, うえ / かみ)

Кроме японских титулов, употреблялись и китайские, которыми традиционно обозначали императоров китайских династий и которые были тесно связаны с китайскими философскими концепциями Поднебесной, Небесного мандата, фэншуй и т. д. Например:

мириада колесниц (яп. 万乗, ばんじょう)	хозяин Поднебесной и мириады колесниц (яп. 一天万乗之君, いってんばんじょうのきみ)
хозяин мириады колесниц (яп. 万乗之君, ばんじょうのきみ)	южноликий (яп. 南面, なんめん)
повелитель четырёх морей (яп. 御, ぎょ)	его южноликость (яп. 南面之至, なんめんのし)
хозяин Поднебесной (яп. 一天之君, いってんのきみ)	сын Неба (яп. 天子, てんし)

Также существовал ряд титулов буддистского происхождения, поскольку японского монарха считали покровителем буддизма в стране.

господин десяти добродетелей (яп. 十善の主, じゅうぜんのあるじ)	золотое колесо (яп. 金輪, こんりん).
ван десяти добродетелей (яп. 十善の王, じゅうぜんのおう)	святой ван золотого колеса (яп. 金輪聖王, こんりんじょうおう)
хозяин десяти добродетелей (яп. 十善の君, じゅうぜんのきみじ)	святой хозяин (яп. 聖皇, せいこう)

Использовались также косвенные названия, обозначавшие японского монарха. Они возникли благодаря традиции табуирования имён правителей, а местами — и титулов. В частности, монарха часто называли словами, которые ассоциировались с его резиденцией: «врата» (яп. 御門, みかど микадо), «покои» (яп. 内, うち ути), «двор» (яп. 公, おおやけ о:якэ) или «дворец» (яп. 宸儀, しんぎ синги). Поскольку доступ к резиденции был строго регламентирован, правителя также именовали «запретный дворец» (яп. 禁裏, 禁裡, きんり кинри) или «тот, кто живёт в запретном дворце» (яп. 禁中, きんちゅう кинтю:). Иногда монарха называли по его средству передвижения: «паланкин» (яп. 乗輿, じょうよ дзёё) или «карета» (яп. 車駕, しゃが сяга). Существовало также уважительное обращение хэйка — «подножие», что указывало на подножие лестницы императорского дворца. В русском языке это обращение традиционно передают как «Его величество».

Начиная с 1868 года, после реставрации Мэйдзи, основным официальным титулом японских монархов в отношениях с правителями из-за рубежа стал титул тэнно. Его переводили на европейские языки как «император». Наряду с этим титулом официально использовался титул котэй, прямой аналог китайского императорского титула хуанди. В апреле 1936 года, в результате унификации титулов, тэнно стал единственным обращением к японскому монарху в международных документах на японском языке.

Имена

Японские Императоры не имеют фамилий. Их прижизненные имена табуируются и не употребляются в официальных источниках на японском языке. После смерти Императоров их называют посмертными именами, которые состоят из двух частей: имени, прославляющего добродетели покойного монарха, и титула тэнно: — «Император». Например:

Прижизненное имя	Посмертное имя
Каму ямато иварэхико-но микото	Император Дзимму (дзимму тэнно, Император Божественный воин)
Муцухито	Император Мэйдзи (мэйдзи тэнно, Император Просвещённого правления)
Хирохито	Император Сёва (сёва тэнно, Император Просвещённого мира)

Традиция присвоения посмертных имен зародилась в VIII веке, во времена существования системы рицурё. По этой традиции они образовывались путём сочетания иероглифов, взятых из посмертных имён императоров-предшественников. К посмертному имени также прилагались название места нахождения императорского дворца покойного монарха и название его гробницы.

Имя правящего императора также табуируется в японском языке. Его называют просто тэнно — «император» или киндзё тэнно — «правящий император». На русском языке такого монарха называют по прижизненному имени, добавляя впереди последнего обращения «Его величество» или «Его величество Император».

Легенда о происхождении императоров

Согласно легенде, императоры Японии являются прямыми потомками богини солнца Аматэрасу. Аматэрасу унаследовала Землю и через некоторое время послала своего внука Ниниги править Японскими островами, сотворёнными её родителями. Когда Ниниги готовился покинуть Небо, она дала ему три предмета, которые должны были облегчить ему путь: бронзовое зеркало, ожерелье из драгоценных камней и меч. Получив эти вещи, которым суждено было стать регалиями японских императоров, принц Ниниги спустился с Неба на вершину горы Такатико на Кюсю. Он женился и со временем передал регалии своему внуку Дзимму, первому земному императору Японии. Согласно легенде, император Дзимму правил ещё в 660 г. до н. э., но первое реальное документальное упоминание об императоре как главе государства приходится на начало V в. н. э.

История

Древность

В VI—VII веках монархи центрально-японской страны Ямато, носившие титул окими, подчинили своей власти нескольких региональных правителей кими и вакэ и создали централизованное государство — Японию. В VIII веке, основываясь на китайском опыте государственного строительства, они разработали государственную правовую базу и приняли новый титул тэнно — «Император». Легитимность правления этих монархов основывалась на божественном авторитете. Японские Императоры были первосвященниками религии синто и во время ежегодного праздника сбора урожая ниинамэсай проходили обряд слияния с синтоистскими божествами. Этот праздник наряду с торжеством престолонаследия дайдзёсай был самым большим праздником древнего Императорского двора.

В VIII—IX веках, в период расцвета древнего японского государства, Императоры были полновластными суверенами страны и имели монополию осуществлять главные государственные ритуалы. Их господство было обосновано легендами и мифами, записанными в «Записях о делах древности» (708 г.) и «Анналах Японии» (720). Религиозный авторитет Императоров был усилен новыми зарубежными учениями: буддизмом, даосизмом, конфуцианством и китайскими оккультными практиками. Члены Императорского рода активно принимали буддизм, а государственные ритуалы позаимствовали форму даосских церемоний. Символами власти Императоров были три Божественных сокровища — зеркало, меч и магатама — яшмовое ожерелье. Они передавались из поколения в поколение во время обряда престолонаследия. Резиденция Императоров находилась в городе Киото, который был столицей страны.

С X века Императоры стали постепенно терять высшую власть в Японии. Вместо них управление Императорским правительством взяли на себя их регенты и советники из аристократического рода Фудзивара, а с конца XI века — отставные Императоры, родители или деды правящих монархов.

Средневековье

В конце XII века, с образованием альтернативного самурайского правительства — сёгуната в Камакуре, политическое влияние Императоров и их двора обветшало. После поражения дворцовой аристократии в антисёгунатском восстании 1221 года японский монарх полностью превратился в номинального правителя. Несмотря на это, Императоры оставались главными распорядителями государственных церемоний и ритуалов. Их двор содержался за счет продаж вельможным самураям почетных должностей в Императорском правительстве.

В 1333 году, после падения сегуната, Император Го-Дайго попытался восстановить древнюю государственную модель 8 — 9 века, проведя реставрацию Кэмму. Она закончилась социально-политическим кризисом и вызвала раскол японского Императорского дома на Южную и Северную династии. Единство дома было восстановлено в 1392 году усилиями нового самурайского сегуната Муромати, однако Император был отстранен от управления страной. Из-за этого в течение XV—XVI веков Двор деградировал. Упадок был настолько глубоким, что самый главный императорский праздник сбора урожая не отмечался 220 лет, а церемония престолонаследия проходила без протокола. Кроме того, с XIV века на протяжении 315 лет не осуществлялся обряд назначения монаршего наследника — Великого сына Императора. Все Императорские церемонии и ритуалы были возобновлены лишь в XVIII веке, во времена сегуната Токугава.

Новое время

В конце XVI—XVII веках Япония, переживавшая период самурайских междоусобиц, была объединена полководцами Одой Нобунага, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу. Они выступали под флагами поддержки Императора и способствовали формальной реставрации этого древнего института. Такой же политики придерживался сегунат Токугава (1603—1867), который финансово помогал Императорскому дому и присоединился к восстановлению дворцовых обрядов. Вместе с тем, сёгунат ограничивал доступ японских монархов к управлению государственными делами. Фактически Императоры имели лишь право изменять и совершенствовать календарь, изменять девизы правления и давать самураям номинальные должности в Императорском правительстве.

Заигрывание сегуната с Императором дало толчок рождению идеи «Сонно Дзёи» в среде японских интеллектуалов. Её разрабатывали и популяризировали научные течения кокугаку и неоконфуцианцы. В XIX веке был создан прецедент для реставрации политического влияния Императора, когда сёгунат обратился к нему за разрешением на подписание договора с иностранцами. Антисёгунатская оппозиция воспользовалась этим, и в 1860-х годах создала альтернативное Императорское правительство в Киото.

В 1868 году состоялась реставрация Мэйдзи, в ходе которой был ликвидирован сёгунат и было восстановлено прямое Императорское правление. Монаршую резиденцию и столицу страны перенесли из Киото в Токио. Почти как и в древние времена, Император стал представлять собой высшую политическую и религиозную власть в стране. Его статус определяла Конституция Великой Японской империи и Закон об Императорском доме 1889 года, а титул Императора переходил по мужской линии старшему сыну (женщины из престолонаследования отныне исключались).

Император провозглашался верховным правителем Японской империи, божественной и неприкосновенной личностью арахито-гами, главой государства, надзирателем за действиями всех органов власти и гарантом Конституции. Ему принадлежало право утверждать и провозглашать законы, принятые Парламентом и объявлять его сбор и роспуск. Императорские рескрипты вступали в силу с одобрения Парламента, но могли приобретать силу закона и минуя его, если существовала угроза для государства или общественного порядка, а сам Император, который отвечал за выполнение законов, мог менять их по своему усмотрению для приумножения благосостояния граждан. Он определялся как глава исполнительной власти и главнокомандующий Вооружённых сил Японии, который имел право объявлять войну, заключать мирные и иные договоры. Императору также принадлежали права предоставления титулов и государственных наград и право помилования преступников.

Одновременно с этим был создан новый государственный культ почитания предков Императорского рода и установлены новые государственные торжества: праздник основания Императорского титула, праздник основания государства, праздник императора Дзимму и другие. Синто было преобразовано в государственную религию, первосвященником которой стал Император. Все синтоистские святилища страны были подчинены Императорскому святилищу Исэ, а их праздники реформированы в соответствии с содержанием праздников Императорского двора.

Новейшее время

В 1945 году, после поражения Японии во Второй мировой войне, синто как государственная религия была отменена, а в следующем году Император Сёва провозгласил декларацию человечности, которую многие восприняли как его отказ от личной божественной природы, хотя эта трактовка до сих пор является спорной. Новая Конституция Японии 1947 года определяет его символом Японского государства и единства японской нации, но практически лишает права вмешиваться в государственное управление. Отныне Император может выполнять лишь церемониальные функции и должен согласовывать свои действия с Кабинетом Министров Японии. В частности, японский монарх назначает премьер-министра Японии по представлению Парламента и председателя Верховного Суда Японии по представлению Кабинета Министров, провозглашает поправки в Конституцию, законы, правительственные указы и договоры, созывает Парламент и распускает Палату Представителей, а также провозглашает проведение всеобщих выборов депутатов Парламента. Также, под контролем Кабинета Министров, он утверждает назначение и увольнение министров и государственных служащих, подтверждает ратификационные грамоты и предоставляет амнистии, вручает государственные награды, принимает иностранных послов и проводит государственные церемонии. Также, несмотря на отделении религии от государства, Император фактически остался духовным лидером религии синто, однако статус Верховного Главнокомандующего вооружённых сил, которые были созданы позже, закрепился за Премьер-министром. Многие праздники и торжества Императорского двора потеряли государственно-публичный статус, превратившись в частные. Император и его семья ограничены в своих имущественных правах, и не могут принимать или дарить имущество без разрешения Парламента. Начиная с 1947 году Император не имел политической неприкосновенности, однако в 1960 году получил её, после введение в силу т. н. Хризантемового табу — запрет на осуждение личности монарха.

Тем не менее, роль Императора в государственной системе всё же не является совершенно незначительной. Так, к примеру, дела обстоят во взаимосвязи Императора с правительством и Парламентом. В Конституции указано, что все решения Кабинета министров и Парламента заверяются Императором, но нигде не указано, что Император не имеет право отвергать решения правительства или затягивать выполнение решений других представительских органов власти вплоть до неопределённого срока, что фактически аналогично праву абсолютного вето (например в Конституции Испании чётко указано, что король, будучи лишенным права вето, в определённые сроки обязан подписать тот или иной законопроект; в Конституции Японии такая статья отсутствует), также как и нет чётко сформулированной процедуры роспуска Палаты представителей. Не менее важным является и тот факт, что даже в случае отказа Императора отвергнуть решение органов власти, его невозможно отстранить от должности парламентским голосованием как например короля Бельгии — по той простой причине, что в Конституции отсутствует такая статья, а Император, как и в старой Конституции, исполняет свои функции пожизненно, имея право лишь в случае необходимости передать свои обязанности Регенту, который действует от его имени и назначается по его же инициативе. По этой причине Император теоретически может оказывать значительное влияние на решения действий органов власти. Другое дело, что Император никогда этого не делал по личным соображениям. В этом плане позиция Императора Японии намного сильнее, чем например у монарха Швеции, который лишен даже формального права подписывать государственные акты. Немаловажную роль играет Император и во внешней политике, во время встречи с иностранными главами государств и его содействие в заключении тех или иных дипломатических договоров.

Наряду с Конституцией был принят новый Закон об Императорском доме 1947 года, определяющий порядок престолонаследия в Императорском доме. По этому закону Император выполняет свои обязанности в течение всей жизни, а его преемник избирается среди мужчин по мужской линии.

На официальном уровне в Японии и за рубежом Император выступает как «глава государства», однако это звание не закреплено за ним законодательно, так как статус главы государства в тексте Конституции не предусмотрен.

2 августа 2014 года правящая Либерально-демократическая партия Японии предложила ряд законопроектов, согласно которым полномочия императора незначительно увеличиваются. В них предполагается, что Император в тексте Конституции вновь официально переименовывается из «символа» в «главу государства», и свои решения он принимает не по «совету и одобрению Кабинета» а просто по «совету», что как бы даёт возможность Императору предпринимать действия, касающиеся дел государства, по собственному усмотрению, а не с разрешения Кабинета министров. В данный момент законопроект пока не вступил в силу.

См. также

• Хризантемовый трон
• Микадо
• Дайдзё тэнно
• Наследный принц (Япония)
• Принц крови (Япония)
• Церемония передачи трона
• Интронизация Императора Японии
• Императорский дворец Токио
• Императорский дворец в Киото

Источники и литература

Законы

•  (яп.) [www.ndl.go.jp/constitution/etc/j02.html Конституция Великой Японской Империи] // Национальная парламентская библиотека Японии
•  (яп.) [www.ndl.go.jp/constitution/etc/j01.html Конституция Японии] // Национальная парламентская библиотека Японии
•  (яп.) [law.e-gov.go.jp/cgi-bin/idxsearch.cgi «Законы Японии»] // База данных Министерства общих дел Японии.
  •  (яп.) [law.e-gov.go.jp/htmldata/S22/S22HO003.html № 3 от 16 января 1947 года «Об Императорском доме» // Законы Японии]

Литература

• Император Японии // Большой словарь истории Японии: в 15 т. — Токио: Ёсикава Кобункан, 1979—1997.

Император Японии // 日本大百科全書 : 全26冊. — 2版. — 東京 : 小学館, 1994—1997.

• 寺島良安著 «人倫類・帝王» «和漢三才圖會», 第7巻. — 東京: 日本隨筆大成刊行會, 1929.
• [historylib.org/historybooks/Pod-redaktsiey-A--N--Meshcheryakova_Politicheskaya-kultura-drevney-YAponii/ Политическая культура Древней Японии] / Под ред. А. Н. Мещерякова. — М.: РГГУ, 2006. — (Orientalia et classica, VII). — 500 экз, экз. — ISBN 5-7281-0572-6.
• Мещеряков А. Н. [historylib.org/historybooks/Pod-redaktsiey-A--N--Meshcheryakova_Politicheskaya-kultura-drevney-YAponii/7 Японский тэнно и русский царь. Элементная база]

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Император Японии
•  (яп.) [www.kunaicho.go.jp/ Официальная страница] Управления императорского двора Японии
• [www.bibliotekar.ru/konstitucionnoe-pravo-3/172.htm Статус Императора в Японии] // Конституционное (государственное) право зарубежных стран: Учебник: В 4 т. Т. 4. Часть Особенная: страны Америки и Азии / Отв. ред. проф. Б. А. Страшун. — Издательство НОРМА (Издательская группа НОРМА—ИНФРА • М), 2001. — 656 с
• [enc-dic.com/enc_japan/Imperatorskaja-dinastija-201/ Императорская династия] // Япония от А до Я. Популярная иллюстрированная энциклопедия. (CD-ROM). — М.: Directmedia Publishing, «Япония сегодня», 2008. — ISBN 978-5-94865-190-3.
• А. Н. Панов [cyberleninka.ru/article/n/institut-imperatora-i-ego-mesto-v-gosudarstvennoy-sisteme-sovremennoy-yaponii Институт императора и его место в государственной системе современной Японии]
• [slon.ru/world/pensiya_dlya_imperatora-722598.xhtml Почему императором в Японии быть хуже, чем королём в Европе]

Отрывок, характеризующий Император Японии

– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.