Целминьш, Хуго

Хуго Целминьш Hugo Celmiņš<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
премьер-министр Латвии
1 декабря 1928 — 26 марта 1931
Президент:	Густавс Земгалс Альберт Квиесис
Предшественник:	Петерис Юрашевскис
Преемник:	Карлис Улманис
премьер-министр Латвии
19 декабря 1924 — 23 декабря 1925
Президент:	Янис Чаксте
Предшественник:	Карлис Улманис
Преемник:	Петерис Юрашевскис
Министр иностранных дел Латвии
Министр образования Латвии
1923 — 1924
мэр Риги
1931 — 1935
Предшественник:	Адам Криевиньш
Преемник:	Роберт Гарселис
Министр сельского хозяйства Латвии
1920 — 1923
Рождение:	18 (30) октября 1877(1877-10-30) Лубана, Российская империя
Смерть:	30 июля 1941(1941-07-30) (63 года) Коммунарка, Москва, СССР
Партия:	Латышский крестьянский союз
Образование:	Берлинский университет, РТУ
Профессия:	агроном
Награды:

Хуго Целминьш (латыш. Hugo Celmiņš, 30 [18] октября 1877 года, Лубана — 30 июля 1941 года, Коммунарка) — латвийский политический деятель.

Биография

Премьер-министр Латвии: 1 срок: 19 декабря 1924 г. — 23 декабря 1925 г.и 2 срок: 1 декабря 1928 г. — 26 марта 1931 г.
Мэр Риги (1931—1935).
Посол в Берлине.
Министр иностранных дел Латвии.
Министр сельского хозяйства (1920—1923).
Министр образования (1923—1924).
Лидер партии «Латышский крестьянский союз».
Работал агрономом, педагогом и публицистом.
Редактор еженедельника «Baltijas Lauksaimnieks».

Смерть

Расстрелян 30 июля 1941 года в Лефортовской тюрьме в Москве.

Награды

Награждён орденом Лачплесиса, Орденом Трёх звёзд и др.

Отрывок, характеризующий Целминьш, Хуго

Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.