Шультюте

Шу́льтюте (нем. Schultüte — «школьный фунтик»), также встречается цу́ккертюте (нем. Zuckertüte — «сладкий (дословно: сахарный) фунтик») — традиционная в Германии форма подарка родителей ребёнку-первокласснику в виде бумажного конуса с мягким верхом на завязке, который наполняется сладостями и небольшими подарками. Длина шультюте составляет 70-85 см. Традиция отправлять детей первый раз в первый класс с достаточно крупногабаритным подарком в руках появилась в Германии в XIX веке и практически не встречается в других странах.

История шультюте начинается в Саксонии и Тюрингии около 1810 года. Шультюте упоминаются в 1817 году в Йене, в 1820 году — в Дрездене и в 1836 году — в Лейпциге. Детям рассказывали, что шультюте растут на дереве в доме учителя, и если они выросли, значит, пора идти в школу.

В автобиографической повести для детей «Когда я был маленьким» немецкий писатель Эрих Кестнер вспоминает о первом дне в дрезденской школе в 1906 году и «свой фунтик со сластями с шёлковым бантом». Он нёс его показать соседке, но споткнулся и упал, и содержимое фунтика вывалилось на пол: «Я стоял по щиколотку в конфетах, пралине, финиках, шоколадных зайцах, винных ягодах, апельсинах, пряниках, вафлях и обёрнутых в золотую фольгу майских жуках».

Сначала шультюте обрели популярность в крупных городах, затем традицию подхватили и в провинции. Кульки со сластями первоклашкам дарили изначально крёстные, и их делали взрослые своими руками. Но сейчас шультюте — это преимущественно подарок от родителей, а кульки-шультюте продаются в магазинах. Иногда шультюте будущие школьники мастерят для себя сами ещё в детском саду. Конусообразные шультюте обычно наполняют сладостями и подарками небольшого размера, чаще школьными принадлежностями. Название цуккертюте появилось именно благодаря сладостям. В Западной Германии дарить шультюте первоклассникам стали лишь в 1950-х годах, и до сих пор подарок шультюте остаётся преимущественно немецким обычаем.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Шультюте
• [www.kreativnase.de/schultueten/ Руководство по изготовлению шультюте  (нем.)]
• [histclo.com/Schun/country/ger/fd/sug-fdz.html Шультюте  (англ.)]

Отрывок, характеризующий Шультюте

Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.