Чедуик, Джордж Уайтфилд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джордж Уайтфилд Чедуик

Джордж Уайтфилд Чедуик (англ. George Whitefield Chadwick; 13 ноября 1854 — 4 апреля 1931) — американский композитор и педагог. Вместе с Джоном Ноулзом Пейном, Артуром Футом, Эдуардом Макдауэллом, Эми Бич и Горацио Паркером составлял так называемую Бостонскую шестёрку — круг композиторов, внёсших значительный вклад в становление американской академической музыки.





Биография

Получил начальные уроки игры на органе от старшего брата. Бросив учёбу в старших классах школы, Чедуик некоторое время помогал отцу, занимавшемуся страховым бизнесом, а в 1872 году поступил в Консерваторию Новой Англии, и уже в 1876 году получил должность преподавателя музыки в колледже (англ.) города Оливет (англ.), штат Мичиган; в том же году было исполнено его первое произведение — «Канон ми мажор». Чедуик успел поучаствовать в учредительной конференции Национальной ассоциации учителей музыки, после чего отправился в Европу совершенствовать своё музыкальное образование. На протяжении двух лет Чедуик учился в Лейпцигской консерватории у Карла Райнеке и Саломона Ядассона, написав за это время два струнных квартета и увертюру «Рип Ван Винкль». Затем он примкнул к компании артистической американской молодёжи во главе с художником Фрэнком Дювенеком, странствовавшей по Европе, главным образом между Мюнхеном и Парижем. Помимо общих впечатлений от бурной художественной жизни двух европейских культурных центров, в Мюнхене Чедуик некоторое время учился у Йозефа Райнбергера.

В 1880 году Чедуик вернулся в Бостон. Он закончил свою первую симфонию, выступал как органист и дирижёр, в 1890—1899 годах руководил музыкальным фестивалем в Спрингфилде. В 1897 году он возглавил Консерваторию Новой Англии и сделал очень много для её развития.

Сочинения

За первые пятнадцать лет творчества Чедуик написал три симфонии, увертюры «Рип Ван Винкль», «Мельпомена» и «Талия», три струнных квартета и фортепианный квинтет, оперу-бурлеск «Табаско» (1894), в значительной мере составленную из выигрышных «концертных» номеров с разнородными фольклорными основаниями, от болеро до ригодона. Круг музыкальных влияний, прослеживаемых в этих произведениях, простирается от Мендельсона до Вагнера, однако многие из них не лишены выразительности и самобытности.

Среди произведений рубежа XIX—XX веков выделяются «Симфонические очерки», симфониетта, Симфоническая сюита, содержащие немало неожиданных приёмов и элементов: соло саксофона и бас-кларнета, расширенные секции ударных, элементы пентатоники и другие. Американские фольклорные мотивы использованы в Четвёртом струнном квартете.

В 1910-е годы Чедуик уделяет больше внимания программной и драматической музыке, выделяются симфоническая поэма «Афродита», опера «Падроне» из жизни итальянских иммигрантов в Бостоне, близкая по духу и стилю к веризму. Во время Первой мировой войны Чедуик писал патриотические песни. В 1920-е годы он сочинял мало, отдавая себя преимущественно преподавательской и административной работе.

Напишите отзыв о статье "Чедуик, Джордж Уайтфилд"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Чедуик, Джордж Уайтфилд

Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.