Черемисов, Владимир Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Андреевич Черемисов

Владимир Черемисов в годы Первой мировой войны
Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Инфантерия

Годы службы

1891—1917

Звание

Генерал от инфантерии

Командовал

12-й армейский корпус (апрель 1917 — июль 1917)
7-я армия (июль 1917)
9-я армия (август 1917 — сентябрь 1917)
Северный фронт (сентябрь 1917 — ноябрь 1917)

Сражения/войны

Первая мировая война

Награды и премии
4 ст. 1 ст. 2 ст. 2 ст.

3 ст.

Влади́мир Андре́евич Череми́сов (9 [21] мая 1871 — после 1937) — русский военачальник, генерал от инфантерии.





Биография

Из дворян Бакинской губернии.

  • 1891 — Окончил военно-училищные курсы Московского пехотного юнкерского училища. Выпущен в 12-ю артиллерийскую бригаду.
  • 1899 — Окончил Николаевскую Академию Генерального штаба.
  • 15 февраля 1900 — Старший адъютант 2-й казачьей сводной дивизии.
  • 27 марта 1901 — Старший адъютант штаба X армейского корпуса.
  • 26 апреля 1903 — Обер-офицер для особых поручений при штабе IX армейского корпуса.
  • 2 ноября 1903 — Помощник старшего адъютанта штаба Киевского военного округа.
  • 7 марта 1904 — Прикомандирован к Киевскому военному училищу для преподавания военных наук.
  • 18 сентября 1908 — Начальник штаба 7-й кавалерийской дивизии.
  • 8 октября 1911 — Штатный преподаватель военных наук Николаевской военной академии.
  • Август 1914 — Командир Серпуховского 120-го пехотного полка 30-й пехотной дивизии.
  • Август-сентябрь 1914 — Участвовал в боях в Восточной Пруссии
  • Октябрь 1914 — Участвовал в боях под Варшавой, за боевые отличия награждён орденом Св. Георгия IV степени и Георгиевским оружием.
  • 8 апреля 1915 — И. д. генерал-квартирмейстера штаба 12-й армии.
  • 6 февраля 1916 — Командир бригады 32-й пехотной дивизии.
  • 12 июля 1916 — Генерал для поручений при командующем 7-й армией.
  • 31 марта 1917 — Начальник 159-й пехотной дивизии.
  • 12 апреля 1917 — Командующий XII армейским корпусом в составе 12-й и 19-й пехотных дивизий.
  • Июнь 1917 — Участвовал в Июньском наступлении в составе 8-й армии генерала Л. Г. Корнилова. XII АК наносил главный удар на Галич и Калуш, для чего был усилен до 6 дивизий (11-я, 19-я, 56-я, 117-я, 164-я пехотные и 1-я Заамурская пограничная пехотная дивизии).
    • 25 июня — Корпус перешел в наступление, прорвал передовую, промежуточную и главную позиции противника на всем фронте 3-й австро-венгерской армии от Ямницы до Загрозди, разбил XXVI австро-венгерский корпус и занял долину Быстрицы.
    • 26 июня — Корпус нанес поражение XIII австро-венгерскому корпусу.
    • 27 июня — При поддержке XXXIII АК занял Галич.
    • 28 июня — При поддержке XXXIII АК занял Калуш.
  • 7 июля 1917 — принял от генерала Корнилова 8-ю армию.
  • Июль 1917 — Оставил Галич и Калуш, передал левофланговые корпуса 1-й армии генерала Г. М. Ванновского.
  • 10 июля 1917 — В результате наступления германской Южной армии оставил Станиславов и продолжил отход с Ломницы.
  • 14 июля 1917 — Сдал Городенку.
  • 15 июля 1917 — После упорных боев XII и III Кавказский АК отошли на левый берег р. Збруч.
  • 16 июля 1917 — XII и III Кавказский АК сдержали наступление XXV и XXVII германских резервных корпусов.
  • 18 июля 1917 — Приказом А. Ф. Керенского назначен главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта, но не вступил в командование, поскольку назначению воспротивился Корнилов.
  • 23 июля 1917 — Перешел в наступление, потеснив XXV и XXVII германские резервные корпуса у Скалы и Выгоды.
  • 25 июля 1917 — Сдал фронт генералу П. С. Балуеву.
  • 2 августа 1917 — Переведен в распоряжение Временного правительства.
  • 11 августа 1917 — Генерал от инфантерии. Командующий 9-й армией (X, XVIII, XXVI, XXIX и XL армейские корпуса).
  • 9 сентября 1917 — Главнокомандующий армиями Северного фронта. Тайно субсидировал большевистскую газету «Наш путь», открыто не подчинялся Керенскому, запретил отправку войск с фронта в Петроград для подавления октябрьского переворота.
Стало известно о движении генерала Краснова с 3 корпусом на Петербург, за ним должны были двигаться еще войска. Но уже через день заговорили об «измене генерала Черемисова». В штабе главнокомандующего северным фронтом уже велась недостойная игра. Генерал Черемисов довольно прозрачно давал окружающим понять, что в ближайшие дни он готовится стать верховным главнокомандующим. Вызванные в Петербург правительством эшелоны были задержаны генералом Черемисовым в пути; казаки Уссурийцы стали брататься с большевиками. Еще раз в верхах армии появилась растерянность, нерешительность, предательство и трусость (Петр Врангель, «Записки»).
Вскоре по моему вызову явился сам главнокомандующий. Произошло весьма тяжелое объяснение. Генерал не скрывал, что в его намерения вовсе не входит в чем-нибудь связывать своё будущее с судьбой «обреченного» правительства. Кроме того, он пытался доказать, что в его распоряжении нет никаких войск, которые он бы мог выслать с фронта, и заявил, что не может ручаться за мою личную безопасность в Пскове. Тут же Черемисов сообщил, что он уже отменил свой приказ, ранее данный в соответствии с моим требованием из Петербурга, о посылке войск, в том числе и 3-го конного корпуса. — «Вы видели ген. Краснова, он разделяет ваше мнение?» — спросил я. — «Ген. Краснов с минуты на минуту приедет ко мне из Острова». — «В таком случае, генерал, немедленно направьте его ко мне». — «Слушаюсь».


Генерал ушел, сказав, что идет прямо в заседание военно-революционного комитета, там окончательно выяснит настроение местных войск и вернется ко мне доложить. Отвратительное впечатление осталось у меня от свидания с этим умным, способным, очень честолюбивым, но совершенно забывшем о своем долге человеком. Значительно позже я узнал, что, по выходе от меня, генерал не только пошел в заседание военно-революционного комитета. Он пытался еще по прямому проводу уговорить командующего Западным фронтом ген. Балуева не оказывать помощи правительству (A. Ф. Керенский).
К октябрьскому выступлению большевиков Керенский почти не имел войск, верных Временному Правительству. Генерал Черемисов открыто перешел к большевикам (С. П. Полонский, предисловие к книге П. Н Краснова «Тихие подвижники»).
  • 14 ноября 1917 — Отстранен от командования и по приказу Н. В. Крыленко арестован.

После освобождения выехал в Киев, а затем эмигрировал в Данию. С 1930-х годов жил во Франции.

Во время обеда прибыл вновь назначенный командующим армией, герой Галича, генерал Черемисов. Маленький, худенький, с бегающими черными глазками и приятным, несколько вкрадчивым голосом генерал Черемисов произвел на меня впечатление живого, неглупого человека (Петр Врангель, «Записки»).

Награды

Сочинения

  • Основы современного военного искусства (СПБ, 1909).
  • [lcweb2.loc.gov/cgi-bin/query/r?intldl/mtfront:@field+(NUMBER+@band(mtfrb+0021)): Русско-японская война 1904—1905 гг. (СПБ, 1909)].
  • Основы германской тактики (СПБ, 1914)
  • Прикладная тактика (СПБ, 1913—1914).

Напишите отзыв о статье "Черемисов, Владимир Андреевич"

Литература

Примечания

Ссылки


Отрывок, характеризующий Черемисов, Владимир Андреевич

– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.