Чук и Гек (фильм)
Поделись знанием:
К:Фильмы 1953 года
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Чук и Гек | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Автор сценария | |
В главных ролях |
Юрий Чучунов |
Оператор | |
Композитор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
49 мин. |
Страна | |
Язык | |
Год | |
IMDb | |
«Чук и Гек» — художественный фильм, поставленный на «Киностудии имени М. Горького» в 1953 году режиссёром Иваном Лукинским по мотивам одноимённого рассказа Аркадия Гайдара (1939).
Содержание
Сюжет
Юные москвичи — семилетний Чук и шестилетний Гек однажды зимой собрались с мамой в неблизкое путешествие — в тайгу, к отцу, который работает там в геологоразведческой экспедиции. Незадолго до отъезда почтальон принёс им телеграмму. В ходе ссоры ребята случайно выбросили телеграмму в окно, а сказать об этом побоялись. И вот по приезду на место — на станции их с мамой никто не встретил, а когда они добрались до посёлка, он оказался почти безлюдным.
В ролях
- Юрий Чучунов — Чук
- Андрей Чиликин — Гек
- Вера Васильева — мать Чука и Гека
- Дмитрий Павлов — отец Чука и Гека, геолог
- Николай Комиссаров — сторож
- Михаил Трояновский — ямщик
- Александр Сашин-Никольский, Екатерина Савинова — почтальоны (нет в титрах)
- Александр Гречаный — проводник в поезде (нет в титрах)
- Николай Светловидов, Марина Гаврилко — попутчики в поезде (нет в титрах)
- Виктор Авдюшко, Борис Битюков, Олег Голубицкий, Раднэр Муратов, Иван Рыжов — члены геологоразведочной экспедиции (нет в титрах)
- Николай Литвинов — текст за кадром (нет в титрах)
Съёмочная группа
- Автор сценария: Виктор Шкловский, по рассказу Аркадия Гайдара
- Режиссёр-постановщик: Иван Лукинский
- Оператор: Грайр Гарибян
- Композитор: Анатолий Лепин
Награды и премии
- Приз МКФ детских фильмов в Венеции[1]
Напишите отзыв о статье "Чук и Гек (фильм)"
Примечания
- ↑ О. И. Плешкова. [n-shkola.ru/storage/archive/1407235948-134977494.pdf «Опыт филолого-исторического и методического комментария рассказа А. П. Гайдара „Чук и Гек“»] // Начальная школа. — Изд-во «Молодая гвардия», 2007. — № 6. — С. 47-52.
Литература
- О. И. Плешкова. [n-shkola.ru/storage/archive/1407235948-134977494.pdf «Опыт филолого-исторического и методического комментария рассказа А. П. Гайдара „Чук и Гек“»] // Начальная школа. — Изд-во «Молодая гвардия», 2007. — № 6. — С. 47-52.
- Александра Андреевна Глазунова. [books.google.com/books?id=vbI0AQAAIAAJ Письменные работы по литературе (из опыта)]. — Гос. учебно-педагог. изд-во, 1961. — С. 60.
- Александр Голутва, Любовь Аркус. Новейшая история отечественного кино, 1986-2000. — Изд-во «Сеанс», 2004. — Т. 7. — С. 260.
- Семёнов К. «„Чук и Гек“. Очерк о фильме и его создателях». — М.: «Искусство», 1953. — 44 с. — (cерия «Библиотека советского кинозрителя»).
- [books.google.com/books?id=WOgiAQAAMAAJ&q=чук+и+гек&hl=en&sa=X&ved=0ahUKEwiP_ouBsZLOAhVKSiYKHQUIBp0Q6AEIITAA] Огонек, 1953, №??
- [books.google.com/books?id=edEvAQAAIAAJ&dq=чук] Искусство кино, 1957, выпуски 1-6, с.157.
- Catriona Kelly. [books.google.com/books?id=jpOyIfvLHk0C&pg=PA477 Children's World: Growing Up in Russia, 1890-1991]. — Yale University Press, 2007. — P. 477. — ISBN 9780300112269.
- [books.google.com/books?id=XIcsAAAAMAAJ India: Annual Review]. — Information Service of India, 1958. — P. 151.
- Basil Wright. [books.google.com/books?id=jQoMAAAAMAAJ The Long View]. — A.A. Knopf, 1974. — P. 437.
- [books.google.com/books?id=Lp8LAQAAMAAJ The New York times film reviews]. — New York Times, 1971. — Т. 5. — P. 21,27:4.
- Birgit Beumers. Father Frost on 31 December: Christmas and New Year in Soviet and Russian Cinema // [books.google.com/books?id=lTIBAwAAQBAJ&pg=PA192 Christmas at the Movies: Images of Christmas in American, British and European Cinema] / Edited by Mark Connelly. — I.B.Tauris, 2000. — P. 192. — ISBN 9780857711359.
Ссылки
- «Чук и Гек» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=7328 «Чук и Гек»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
|
Отрывок, характеризующий Чук и Гек (фильм)
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]