Чупров, Александр Александрович

Александр Александрович Чупров
Дата рождения:	6 (18) февраля 1874(1874-02-18)
Место рождения:	Мосальск, Калужская губерния, Российская империя
Дата смерти:	19 апреля 1926(1926-04-19) (52 года)
Место смерти:	Женева, Швейцария
Научная сфера:	статистика
Альма-матер:	Московский университет
Известные ученики:	О. Н. Андерсон

Алекса́ндр Алекса́ндрович Чупро́в (1874—1926) — русский статистик, который выработал образцовую систему преподавания статистики и успешно её осуществил в годы преподавания в Санкт-Петербургском Политехническом институте. Сын Александра Ивановича Чупрова.

Биография

Лишь в возрасте 14 лет он поступил в 5-ю гимназию, в её 5-й класс. В 1892 году Чупров окончил гимназию и по совету отца поступил в Московский университет, избрав математическое отделение физико-математического факультета, которое окончил в 1896 году. Его кандидатское сочинение «Теория вероятностей как основа теоретической статистики» было посвящено вопросам, которые А. А. Чупров развивал в своих дальнейших работах. Своим учителем он считал Б. К. Млодзеевского. Большой интерес проявлял он к петербургской математической школе П. Л. Чебышёва и А. А. Маркова.

В 1896 году стажировался в Берлине, откуда в 1897 году переехал в Страсбург, где посещал семинар государственных знаний Георга Фридриха Кнаппа. Летом 1901 года А. А. Чупров сдал в Страссбурге докторские испытания и получил степень доктора государственных наук и стал готовиться к магистерским экзаменам при юридическом факультете Московского университета с целью получения доцентуры в высшем учебном заведении в России. К этому времени относится его напряженная работа над вопросами теоретической экономии: Чупров усиленно изучал труды К. Маркса, Ф. Энгельса, вопросы социалистического движения. Весной 1902 года он сдал магистерские экзамены.

В 1902—1917 годах руководил кафедрой статистики в Петербургском политехническом институте. Организовал семинар по статистике, который явился школой многих русских статистиков. В мае 1917 года выехал на летние каникулы в Швецию, однако болезнь и революционные события заставили его отложить возвращение в Россию. В 1920 году переехал в Германию, в 1925 — занял кафедру на Русском юридическом факультете в Праге.

Наиболее известен его труд «Очерки по теории статистики» (1-е изд., СПб, 1909; 2-е изд., М., 1910). На основании теории устойчивости определил необходимые и достаточные условия применимости закона больших чисел. Был избран корреспондентом Королевского Экономического общества в Лондоне, членом-корреспондентом Российской Академии наук, членом Международного статистического института, а позже (в 1923 году) — почётным членом Королевского статистического общества в Лондоне.

Вячеслав Молотов вспоминал о годах своей учёбы в политехническом институте: «Чупров – крупный статистик, курс которого я прослушал полностью... Это был очень хороший, квалифицированный лектор».

Список публикаций

• Die Feldgemeinschaft, eine morphologische Studie (1902)
• Die Aufgaben der Theorie der Statistik (1905)
• Statistik als Wissenschaft (Archiv für Sozialwiss, 1906)
• Очерки по теории статистики (1959)
• Вопросы статистики (1960)
• Основные проблемы теории корреляции (1960)

Литература

• Карпенко Б. И., Жизнь и деятельность А. А. Чупрова, Уч. зап. по статистике АН СССР, 1957, т. 3.

Рекомендуемая литература

• Шейнин О. Б. А. А. Чупров. Жизнь, творчество, переписка / Жизнь, творчество, переписка. — Берлин: [б. и.], 2010.

Ссылки

• [newserv.srcc.msu.ru/MIU_XIX/achuprov02.html А. А. Чупров. Биография]. Проверено 7 октября 2011. [www.webcitation.org/65fuetvny Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52713.ln-ru Профиль Александра Александровича Чупрова] на официальном сайте РАН
• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=135412 Чупров, Александр Александрович]

Отрывок, характеризующий Чупров, Александр Александрович

– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.