Шуази, Франк

Франк Шуази (фр. Franck Choisy, François Louis Choisy, греч. Φρανκ Σουαζύ; 29 апреля 1872, Гент — 9 мая 1966, Афины) — швейцарско-греческий дирижёр, композитор и музыкальный педагог.

Родился в Бельгии в семье швейцарцев. Окончил Льежскую консерваторию по классу скрипки Сезара Томсона, выступал с концертами в разных странах, работал в Мюлузе, где основал камерный оркестр. В 1897—1907 гг. по приглашению директора Афинской консерватории Георгиоса Надзоса преподавал в этом учебном заведении скрипку, контрапункт и камерный ансамбль, а с 1903 г. работал также как дирижёр с оркестром консерватории (ныне Афинский государственный оркестр); дирижировал, в частности, первым в Греции исполнением Пятой симфонии Людвига ван Бетховена 23 октября 1904 года. Под управлением Шуази была исполнена и премьера «Греческой сюиты» Дионисиоса Лаврангаса (2 марта 1904 г.). Выступал и как композитор, в том числе с сочинениями греческой тематики: Греческая сюита для малого оркестра «Изгнание пастуха» (фр. L' Exil du Pâtre; 1903), «Карнавал в Афинах» для оркестра (греч. Αι Απόκρεω εν Αθήναις; 1904) и др. В 1903 году женился на своей студентке Аспазии Папатеодору.

В 1907 году вместе с женой и сыном переехал в Женеву, где спустя два года основал Народную школу музыки (фр. École Populaire de Musique). Опубликовал монографию «Музыка в Женеве в XIX веке» (фр. La musique à Genève au XIXme siècle; 1914), книги о Фридерике Шопене (1923) и Ференце Листе (1924), учебные пособия по инструментовке и сольфеджио. Выступал как музыкальный журналист (в частности, на страницах «Journal de Genève»). В 1918 г. был одним из основателей Общества греческо-швейцарской дружбы имени Жана Габриэля Эйнара.

В 1927 г. вернулся в Грецию. Продолжал работать как журналист (в газетах «Αθηναϊκά Νέα», «Messager d’Athènes») и педагог, занимался композицией, написав, в частности, музыку к постановкам «Электры» Софокла (1930) и «Медеи» Еврипида (1932).

Ссылки

• [digma.mmb.org.gr/Collection.aspx?cid=5 Frank Choisy]: Биография на сайте Большой музыкальной библиотеки Греции  (греч.)

Отрывок, характеризующий Шуази, Франк

И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.