Шуб, Борис Давидович

Борис Шуб
англ. Boris Shub
Род деятельности:	публицист, журналист, историк, редактор
Дата рождения:	24 июля 1912(1912-07-24)
Место рождения:	Нью-Йорк, США
Гражданство:	США США
Дата смерти:	21 апреля 1965(1965-04-21) (52 года)
Место смерти:	Нью-Йорк
Отец:	Д. Н. Шуб

Бори́с Дави́дович Шуб (англ. Boris Shub; 24 июля 1912, Нью-Йорк, США — 21 апреля 1965, Нью-Йорк, США) — американский писатель, публицист, переводчик, журналист, один из основателей и ключевых фигур Радио «Свобода», формировавших политику и стиль радиостанции в 1950—1960-х годах.

Автор книг «Жажда Европы: Сделано в Германии» (англ. «Starvation over Europe: Made in Germany», 1943), «Выбор» (англ. «The choice», 1950), «Со времён Сталина: Фотолетопись нашего времени» (англ. «Since Stalin: A Photo History of Our Time», 1951).

Биография и деятельность

Ранние годы

Борис Шуб родился в 1912 году в Нью-Йорке в семье эмигранта, деятеля российского социал-демократического движения Давида Шуба. Влияние на формирование оказало окружение отца, в эмиграции поддерживавшего связи с русскими либералами и умеренными социалистами, в том числе А. Ф. Керенским.

Окончил Юридический колледж</span>^ru_en Колумбийского университета. В годы Второй мировой войны работал редактором в нью-йоркском Институте еврейских исследований</span>^ru_en, был политическим консультантом Радио в американском секторе (англ. Radio in the American Sector; RIAS). Подготовил к печати историко-документальное расследование «10-летняя война Гитлера против евреев» (англ. «Hitler’s 10-Year War on the Jews», 1943).

Автор книг «Жажда Европы: Сделано в Германии» (англ. «Starvation over Europe: Made in Germany», 1943), «Выбор» (англ. «The choice», 1950), «Со времён Сталина: Фотолетопись нашего времени» (англ. «Since Stalin: A Photo History of Our Time», 1951).

Работа на Радио «Освобождение»

У истоков радиостанции стоял в ту пору человек, почти полностью определявший, что, как и когда пойдёт в эфир. Сам он у микрофона не выступал никогда, имя его в передачах не звучало. Но лицо (или — в данном случае — звуковой портрет) Радио «Освобождение» создал именно он. Звали его — Борис Шуб.

Иван Толстой

В начале 1950-х годов стал одним из создателей Радио «Освобождение» (англ. Radio Liberty, с 1959 года — Радио «Свобода»), изначально задумывавшееся как эмигрантское радио, «рупор „Координационного центра антибольшевистской борьбы для освобождения родины от коммунистической диктатуры“». Шуб возглавил Нью-йоркское программное отделение радиостанции и стал одним из авторов концепции вещания.

В программном заявлении радио, прозвучавшем в эфире на первой передаче 1 марта 1953 года, декларировалось противопоставление советскому строю принципа «последовательного народовластия, впервые провозглашённого… Февральской революцией».

При подготовке к запуску радиостанции в эфир, Шуб предложил перед началом каждой передачи давать слушателям напоминание о том, что сталинское правление не вечно. Он организовал запись — звук щёлкающего метронома и ровный голос диктора, повторявший: «Эпоха Сталина подходит к концу». От идеи отказались из-за вероятности слишком долгого повторения записи. Сталин умер спустя пять дней после выхода в эфир первой передачи.

Шуб считал, что в передачах радиостанция должна ориентироваться не только на убеждённых противников советского режима, но сомневающихся — тех слушателей, у которых есть вопросы. Он обращался к страницам классической и запрещённой в СССР современной русской литературы, приглашал в студию русских и американских писателей и учёных.

Живя в Нью-Йорке, Шуб часто приезжал в Европу, занимался поиском и привлечением к работе на радиостанции новых сотрудников из русских эмигрантов первой волны. Им были привлечены к сотрудничеству искусствовед Владимир Вейдле, писатель Гайто Газданов, сын философа Виктор Франк, князь Валериан Оболенский.

Шубом была создана программа «За нашу и вашу свободу», под его руководством готовились цикл «Запретные страницы», рубрика «Выздоровление от коммунизма», программа «Наши люди за границей». Совместно с Владимиром Юрасовым Шуб создал серию передач «Полковник Панин».

По свидетельствам ветеранов радиостанции, Борис Шуб в противовес американскому руководству отстаивал принципы демократии, считая, что долг радио — сообщать только правду, даже в случаях, когда она «не выгодна» для «дела свержения большевиков». Такая позиция в сочетании с резкостью Шуба в отстаивании убеждений привела к попыткам отстранения его от работы на радиостанции, но «в конце концов, его идеи взяли верх». Идеи Бориса Шуба оказали влияние на молодых американских сотрудников радиостанции, в редакции бытовала придуманная одним из них поговорка, перефразировавшая мысль Достоевского, — «Все мы вышли из шубовской шубы».

По оценке Джина Сосина, благодаря Хауленду Сардженту</span>^ru_en (в 1954 году занявшему пост президента Американского комитета по освобождению от большевизма) и Борису Шубу, радиостанции удалось достигнуть независимости от политики Вашингтона.

Борис Шуб скончался в Нью-Йорке на 53 году жизни.

Библиография

Книги

• Hitler’s Ten Year War on the Jews = [10-летняя война Гитлера против евреев] / ed. B. Shub ; Institute of Jewish affairs. — N. Y.: The American Jewish Conference, 1943.
• Shub B. Starvation over Europe: Made in Germany: A Documented Record = [Жажда Европы: Сделано в Германии] / Boris Shub, Zorah Warhaft ; Institute of Jewish affairs. — N. Y.: Institute of Jewish Affairs of the American Jewish Congress and World Jewish Congress, 1943.
• Shub B. The choice = [Выбор] / Boris Shub. — N. Y.: Duell, Sloan and Pearce, 1950. — 205 p.
• Shub B., Quint B. Since Stalin: A photo history of our time = [Со времён Сталина: Фотолетопись нашего времени] / Boris Shub, Bernard Quint. — Swen Publications Co, 1951. — 184 p.

Статьи

• Shub B. [www.unz.org/Pub/AmMercury-1952jul-00011 Why America Is Losing World War III] (англ.) // American Mercury. — 1952. — Fasc. July. — P. 11—24.

Литература

На русском языке

• Колчина А. С. Радио Свобода как литературный проект. Социокультурный феномен зарубежного радиовещания / А. С. Колчина ; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014. — 296 с. — ISBN 978-5-7598-1178-7.

На английском языке

• Sosin G. [books.google.ru/books?id=d3u9Y3zuP5EC&pg=PA49&lpg=PA49&dq=Boris+Shub&source=bl&ots=sLY9UqOGvG&sig=uyVl-rRd3k7UCy5jUP-NVrkBIPM&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwj8kNO99_DLAhXFC5oKHRlzBewQ6AEISDAL#v=onepage&q=Boris%20Shub&f=false Sparks of Liberty: An Insider’s Memoir of Radio Liberty] = [Искры Свободы] / Gene Sosin. — Pennsylvania State University Press, 1999. — 340 p. — ISBN 978-0-271-01869-0.
• Spingola D. [books.google.ru/books?id=UrGqAwAAQBAJ&pg=PA512&lpg=PA512&dq=boris+shub+writer&source=bl&ots=YD0eLiDG77&sig=WUBe6g1cOaJSu4m6q6wPptyz8GM&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwiYnaH6tvLLAhWjAJoKHSVlAuoQ6AEIWDAJ#v=onepage&q=boris%20shub%20writer&f=false The Ruling Elite: Death, Destruction, and Domination] / Deanna Spingola. — Trafford Publishing, 2014. — 794 p. — ISBN 9781490734743.
• Puddington A. [books.google.ru/books?id=IYgfBgAAQBAJ&pg=PA165&dq=Boris+Shub&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwic1tGI-PDLAhVKGZoKHRhaCdsQ6AEIaDAJ#v=onepage&q=Boris%20Shub&f=false Broadcasting Freedom: The Cold War Triumph of Radio Free Europe and Radio Liberty] / Arch Puddington. — Lexington: University Press of Kentucky, 2015. — 408 p. — ISBN 978-0-8131-2158-1.
• Kues Th. [inconvenienthistory.com/archive/2010/volume_2/number_4/halfway_between_reality_and_myth.php Halfway Between Reality and Myth: Hitler’s Ten-Year War on the Jews Reconsidered] (англ.) // Inconvenient History : A Quarterly Journal for Free Historical Inquiry. — 2010. — Vol. 2, no. 4.

Отрывок, характеризующий Шуб, Борис Давидович

Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.