Щит (телесериал)
Поделись знанием:
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.
Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
(перенаправлено с «Щит (сериал)»)
| Щит | |
| The Shield | |
 | |
| Жанр |
детектив |
|---|---|
| Создатель |
Шон Райан |
| В ролях | |
| Страна | |
| Количество сезонов |
7 |
| Количество серий |
88 |
| Производство | |
| Продюсер | |
| Хронометраж |
45-50 мин. |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах |
с 12 марта 2002 |
|
[www.theshieldtv.com/ www.theshieldtv.com] | |
Щит (англ. The Shield) — американский сериал, рассказывающий о коррумпированном полицейском отряде, так называемой «Ударной группе» (Strike Team)[1]. Действие разворачивается в одном из полицейских участков Лос-Анджелеса, который расположен в вымышленном неблагополучном районе города Фармингтоне. Всего было выпущено 88 эпизодов в семи сезонах[2]. Кроме того существует промежуточная серия, не относящаяся ни к одному из сезонов. Сюжетно она расположена между пятым и шестым сезонами.
Содержание
Сюжет
Основным привлекательным моментом в драме для русскоязычного зрителя стал показ американской полиции с «темной стороны» и отказ от «геройского» изображения полицейских. Главные герои фильма не только расследуют убийства, но и прикрывают наркоторговцев, грабят мафию, фабрикуют улики, применяют незаконные методы допросов и постоянно нарушают закон. Однако, они всеми силами пытаются поддерживать порядок и безопасность гражданских на вверенных им территориях. Также на авансцене основного сюжета показываются особенности общественно-политической жизни общества: контроль полиции комитетом депутатов, спонсирование выборов политиков бизнесом, народный бунт и недоверие населения полиции, PR полиции среди граждан (плакаты, пресс-конференции, референдумы по доверию полиции, т.д.), заинтересованность среднего и крупного бизнеса в безопасности в городе с целью строительства объектов и развития бизнеса (стоимость недвижимости, покупательская способность, безопасность инвестиций).
Персонажи
Ударная группа
- Вик Мэкки (Victor Samuel «Vic» Mackey, исполнитель — Майкл Чиклис) — главный герой сериала[1][2]. Жесткий, коррумпированный полицейский[2]. Вик бьет подозреваемых, может кого-нибудь подставить, в самом начале сериала убил полицейского, а позже организовал ограбление армянской мафии[3][4]. Личность Вика очень противоречива[2]. Его нельзя отнести ни к «хорошим» ни к «плохим» копам[2]. У Вика есть жена и трое маленьких детей, двое из которых страдают аутизмом, а также внебрачный сын от Даниэлы Софер[5]. Вне работы Вик очень мягок и нежен с окружающими[2]. Кроме того Вик помогает проститутке Конни и её трехлетнему сыну Брайну (сезоны 1 и 2), с которыми случайно познакомился во время полицейской облавы. Также помогает сальвадорке Эмолии — полицейскому осведомителю, у которой есть аутичный сын. Высоко ставит статус полицейского, например, собрал коллег из департамента на похороны коррумпированного зам. шефа полиции, но при этом оправдывает убийство полицейского под прикрытием Тэрри Кроули[2]. В конце сериала, за иммунитет от тюрьмы, сознается во всех своих преступлениях и его сажают на кабинетную должность.[6].
- Шейн Вендрелл (Shane Vendrell , исп. — Уолтон Гоггинс) — молодой полицейский, напарник Вика[7]. Ничего не боится, но не всегда одобряет то что делает Вик. В целом Шейн всегда весел и находчив. Тем не менее, большинство проблем «ударной группы» связаны именно с Шейном, убийство Лема, связь с наркобароном Антуаном Митчелом, проблемы с армянской мафией[7]. Есть сын и жена, беременная вторым ребенком.
- Кертис «Лем» Лемански (Curtis «Lem» Lemanski, исп. — Кеннет Джонсон) — молодой полицейский, второй член группы Вика[7]. Наиболее честный, совестливый и порядочный детектив группы. Постоянно конфликтует с Виком из-за того что он делает. Был против ограбления армянской мафии, однако принял участие, считал это опасным, в итоге сжег миллионы с денежного поезда, испугавшись что его посадят. Увлекается орнитологией. Болен язвой желудка.
- Ронни Гардоки (Ronald Everett «Ronnie» Gardocki, исп. — Дэвид Рис Снелл) — самый рассудительный полицейский из команды Вика. Никогда и нигде не оставлял улик, всегда помогал и поддерживал Вика. Выполняет функцию технического специалиста по средствам наблюдения и прослушивания. Из-за конфликта с Армадийо получил шрамы на лице и вынужден носить бороду.
Патрульные
- Даниэлла Софер (Daniella Sofer, исп. — Кэтрин Дент) — молодая женщина-полицейский. Спокойна, порядочна, вежлива с остальными. Пытается помочь большинству окружающих, хотя иногда не замечает собственных проблем. Родила сына от Вика Мэкки (Который возможно тоже аутист как и другие дети Мэкки)
- Джулиан Лоу (Julian Lowe, исп. — Майкл Джейс) — молодой полицейский, афроамериканец, напарник Даниэллы Софер. Очень религиозен. Один из наиболее добрых полицейских, однако способен на резкие всплески агрессии, так как держит весь гнев в себе. Джулиан всячески борется со своими гомосексуальными наклонностями, ненавидя самого себя.
- Тина Хэнлон (Tina Hanlon, исп. — Пола Гарсес) — молодая напарница Джулиана. Латиноамериканка. Зачастую больше думает о собственной внешности, чем о работе. Часто вступает в конфликты с Дэнни и с Джулианом.
Детективы
- Холланд «Датч» Вагенбах (Holland «Dutch» Vagenbach, исп. — Джей Карнс) — молодой полицейский[8]. Холланд честен, как правило спокоен, но честолюбив, иногда импульсивен. Страдает от множества комплексов, в том числе связанных с детством. Это и убедило его стать полицейским. Холланд напарник Клодетт Вимс[8]. Они редко выезжают на опасные задания. Холланд и Клодет занимаются интеллектуальной работой — расследованиями убийств, розысками маньяков. После разговора с серийным убийцей, задушил кота который не давал ему спать, чтобы понять о чем говорил убийца. Отказался от капитанской должности.
- Клодетт Вимс (Claudett Wyms, исп. — Си Си Эйч Паундер) — немолодая полицейская — афроамериканка. Напарница Холланда[8]. Очень интеллектуальна, рассудительна и честна. Она вступает в противоборство с начальством отдела, поняв что те заключают сделки с целью сокрытия преступления или в угоду общественному мнению скрывают факты, что стоит ей возможности повышения. В дальнейшем её принципиальность позволяет ей получить должность капитана полиции и начальника участка[3]. У Клодет есть две дочери, одна из них вышла замуж в первом сезоне. Разведена. На протяжении 15 лет болеет волчанкой.
- Дэвид Асеведа (David Aceveda, исп. — Бенито Мартинес) — капитан, начальник Фармингтонского отделения[4]. Латиноамериканец. На первый взгляд, честный и уравновешенный полицейский, однако в молодости за ним числилось изнасилование, и вообще он склонен к садизму. Честолюбив — хочет занять место в городском совете и позже пост мэра[4]. Не переносит Вика, но часто заключает с ним союзы[4].
- Моника Роулинг (Monica Rawling, исп. — Гленн Клоуз) — женщина-капитан, сменившая Асеведу на посту начальника Фармингтонского «Сарая», когда он оставил его ради места в городском совете[4]. Ранее работала здесь же детективом[4]. В то время имела сексуальную связь со своим напарником Ричардом Нельсоном, у которого были жена и дети. Она склонна принимать решения, вредящие её карьере, если они помогают очистить улицы от преступности, например, капитан Роулинг проводила политику конфискации имущества, приобретенного на деньги от продажи наркотиков, что привело в конечном итоге к её отставке. Именно она начала внутреннее расследование по делу Ударной группы Вика, однако после отставки пыталась предупредить его об опасности[4].
- Стив Биллингс (Steve Billings, исп. — Дэвид Марчиано) — детектив Фармингтонского отделения. Ленив, склочен и практически полностью некомпетентен. Был исполняющим обязанности капитана после отставки Моники Роулинг, после того, как этот пост заняла Клодетт — стал напарником Датча. Пытался отсудить у города несколько миллионов долларов за полученную на работе травму. Считает себя незаурядным детективом, и иногда может раскрыть дело, но обычно предпочитает разгадывать кроссворды. У него есть бывшая жена и две дочери.
Высшие чины
- Бен Гилрой (Ben Gilroy, исп. — [en.wikipedia.org/wiki/John_Diehl_(actor) Джон Дайл]) — помощник шефа ЛАПД. Друг Вика Мэкки, неоднократно помогавший ему, в том числе сообщивший ему о подосланном Терри Кроули. Дружба между ним и Виком рухнула, когда Мэкки раскрыл аферу Гилроя с недвижимостью, а тот стал угрожать его семье. Тем не менее, Вик помог бежать ему в Мексику, где тот скончался от алкоголизма. Его похороны организовал тоже Вик[2]. Жена Гилроя Нэнси ненавидела его за предательство, однако не хотела, чтобы их дочери знали правду об отце.
- Рой Филлипс (Roy Phillips, исп. — Найджел Гиббс) — помощник шефа ЛАПД, сменивший Гилроя. Довольно рассудителен. Почти всегда поддается на чьи бы то ни было уговоры.
- Шеф Джонсон (Chief Johnson, исп. — [en.wikipedia.org/wiki/John_Cygan Джон Сагйэн]) — шеф ЛАПД. В сериале практически не появляется.
Отдел внутренних расследований
- Джон Кавано (Jon Kavanaugh, исп. — Форест Уитакер) — лейтенант Отдела внутренних расследований, занимающийся делом Ударной группы. Он использует Лема, не сдавшего конфискованный героин в хранилище улик, как шпиона за Виком, Шейном и Ронни. Кэвэноу пытается стать для него другом, так как его основной целью является Вик Мэкки. Также он использует бывшего информатора Вика, сальвадорку Эмолию, которая и донесла о похищении Лемом героина. У него есть бывшая жена Сэйди (её играет Джина Торрес), страдающая расстройством психики[8]. Джон Кэвэноу крайне принципиален и не нарушает закон даже ради неё, однако, когда Вик и Лем узнают о её проблемах, выходит из себя и арестовывает Кёртиса. Впоследствии он идет на сделку с Антуаном Митчеллом, чтобы тот сдал ему Шейна.
- Терри Кроули (Terry Crowley, исп. — Рид Даймонд) — детектив, внедренный Асеведой в Ударную группу с целью раскрыть преступления Мэкки и Вендрелла. Вик знал об этом от Гилроя и был вынужден убить Терри на первом же их совместном задании, инсценировав его убийство наркодилером. Мэкки стрелял, Вендрелл был свидетелем. Лем и Ронни ничего не знали об истинном убийце Кроули долгое время. Хотя Терри был убит в первой серии сериала, его смерть стала одным из основных катализаторов развития сюжета. Также этот персонаж появлялся в одном из эпизодов второго сезона, посвященном началу работы Фармингтонского отделения.
Родственники и друзья
- Коррин Мэкки (Corrine Mackey, исп. — [en.wikipedia.org/wiki/Cathy_Cahlin_Ryan Кэти Кэлин Райан]) — жена Вика, мать-одиночка, растящая троих детей, двое из которых больны аутизмом. Работает медсестрой в госпитале. Часто помогала Вику в его не вполне законных операциях. В конце сериала она сотрудничает с Вагенбахом и Вимс с целью засадить Вика за решетку, так как начинает бояться за себя и детей. За помощь в расследовании её принимают в программу защиты свидетелей.
- Мара Сьюэлл-Вендрелл (Mara Sewell-Vendrell, исп. — Мишель Хикс) — подруга и впоследствии жена Шейна. Мара занимается продажей недвижимости. На многое готова ради Шейна, так, она идет даже на убийство из-за него. Когда Шейн предлагал ей сдаться властям, оставив его одного в бегах, она отказалась.
- Ребекка Дойл (Rebecca Doyle, исп. — Лора Хэрринг) — адвокат, нанятый Виком для защиты всей Ударной группы после того, как Лем попался Кэвэноу. В беседах с ней Вик никогда не говорил всей правды, что и стало причиной разлада. Искренне симпатизировала Лему, советуя ему сдать своих друзей в обмен на более мягкий приговор. Была в интимной связи с Виком.
Преступники
- Антуан Митчелл (Antwon Mitchell, исп. — Энтони Андерсон) — глава банды 1/9, базирующейся в Фармингтоне[7]. После отсидки он занимается пропагандистской деятельностью среди чёрного населения, однако это лишь прикрытие. Шейн Ведрелл и его напарник Эрми работают на него, но, когда они проваливают его задание и его банда несет убытки, Энтуан убивает четырнадцатилетнюю осведомительницу Энжи из их пистолетов и прячет тело, чтобы иметь рычаг давления на копов[7]. Взамен на труп девочки он требует от Шейна убить Вика, но Шейн в дальнейшем все рассказывает тому. Кроме того, Энтуан причастен к убийству двух офицеров полиции, за что его отправляют в тюрьму.
- Армадийо Кинтеро (Armadillo Quintero, исп. — [en.wikipedia.org/wiki/Daniel_Pino Дэниэл Пино]) — мексиканский бандит. Отличается невероятной жестокостью (так, он убивает даже собственного брата), его любимый вид казни — сжигание людей заживо. Несмотря на это, он знает законы. Вик, пытаясь добиться того, чтобы Армадийо покинул страну, прожигает ему щеку раскаленной конфоркой плиты. В качестве мести Квинтеро проделывает то же самое с Ронни. Убит в клетке «Сарая» по приказу Шейна.
- Гуардо Лима (Guardo Lima, исп. — [en.wikipedia.org/wiki/Luis_Antonio_Ramos Луис Антонио Рамос]) — сальвадорский гангстер, чьим фирменным знаком было убийство с помощью гранат. Поэтому в убийстве Лема Вик обвинял именно его, и ему же за это отомстил, хотя Гуардо был ни при чём. Однако он был причастен к резне на Сан-Маркос, в которой погибли жены и дети наркодилеров.
- Маргос Дезерян (Margos Dezerian, исп. — Курт Саттер) — представитель армянской мафии, каратель со странной внешностью смахивающий на Христа, был арестован ударной группой не произнес ни слова после задержания, в клетке убил другого заключенного, бежал во время транспортировки, с этого началась история с денежным поездом, вернулся для того, чтобы найти виновных в краже денег и наладить работу с героином, визитной карточкой являлось отрезание ног, как доказательство смерти, с последующей отправкой главам армянской мафии и пытки, вычислил Вика с командой, методично пытая всех кто мог что то знать. Попал в ловушку Вика и был им застрелен, чтобы скрыть все концы ведущие к денежному поезду.
Награды и номинации
Сериал 5 раз номинировался на премию Эмми, а в 2002 году Майкл Чиклис получил её. В 2002 году сериал получил 2 премии Золотой глобус в категориях Лучший телевизионный драматический сериал и за лучшего актёра сериала (драма). Сериал ещё трижды номинировался на Золотой глобус. В 2006 году сериал выиграл Peabody Award. Последний сезон получил в 2008 году награду AFI Award.
Видеоигра
В 2007 году была выпущена видеоигра The Shield. Разработкой занимались Point of View, Inc. Игра предназначалась для Windows и Playstation 2. Это был шутер от третьего лица с элементами стелс. Игроку отводилась роль Вика Мэкки, распутывающего дело о войне банд, сюжетно находящееся между третьим и четвёртым сезонами. В основном игра получила низкие оценки.
Напишите отзыв о статье "Щит (телесериал)"
Примечания
- ↑ 1 2 [news.bbc.co.uk/2/hi/entertainment/2284978.stm The Shield has already proved popular in the US]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.telegraph.co.uk/culture/tvandradio/4604040/Interview-Michael-Chiklis-on-the-The-Shield.html Interview: Michael Chiklis on the The Shield]
- ↑ 1 2 [www.guardian.co.uk/culture/tvandradioblog/2008/nov/19/television-theserial-thewire-cop-shows The Shield: a quality TV cop show without the hype]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.washingtonpost.com/wp-dyn/articles/A17790-2005Mar8.html Glenn Close Encounters 'The Shield']
- ↑ [usatoday30.usatoday.com/news/health/spotlighthealth/2002-09-04-2002-09-04-spotlight-health-chiklis_x.htm Michael Chiklis 'protects and serves' those with autism]
- ↑ [articles.latimes.com/2008/nov/23/entertainment/ca-monitor23 Det. Vic Mackey spills his guts]
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.nytimes.com/2007/06/06/arts/television/06shie.html?ref=michaelchiklis&_r=0 The Best of the Bad Cops Keeps Walking a Hard Line]
- ↑ 1 2 3 4 [latimesblogs.latimes.com/showtracker/2007/04/the_shield_so_l.html 'The Shield': Nothing broken here]
Ссылки
- [www.theshieldtv.com/ Официальный сайт]
|
|||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Щит (телесериал)
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.
Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
Категории:
- Телесериалы по алфавиту
- Криминальные телесериалы США
- Драматические телесериалы США
- Телесериалы Sony Pictures Television
- Телесериалы Fox Television Studios
- Программы телеканала FX
- Телесериалы о полицейских
- Телесериалы, сюжет которых разворачивается в Лос-Анджелесе
- Телесериалы США, запущенные в 2002 году
- Телесериалы США 2000-х годов
- Лауреаты премии «Золотой глобус» за лучший телевизионный сериал — драма
- Телесериалы на английском языке
- Программы — лауреаты премии «Пибоди»
- Телесериалы США, завершённые в 2008 году
