Ларса
| Древний город
Ларса
|
Ларса — город и государство в южной части Древней Месопотамии, современный Телль-эс-Сенкере (Ирак). Ларса располагалась на Евфрате в месте его слияния с притоком Итурунгаль.
Политическое значение
Входила в состав одного из крупнейших шумерских номов (территориальных объединений) — Урука, и была центром почитания солнечного бога Уту. Расположенная в стратегически важном месте, Ларса приобрела самостоятельное политическое значение в начале II тыс. до н. э. — после падения III династии Ура — и включилась в борьбу за гегемонию в регионе. Границы области, контролируемой Ларсой, доходили до Ниппура.
История
В последней трети XXI века до н. э. в Месопотамию вторглись западносемитские пастушечьи племена амореев. Некий Напланум, бывший одним из вождей, сумел захватить маленький шумерский город Ларсу (до этого времени не обладавший каким-либо существенным влиянием в Месопотамии) и провозгласил себя здесь царём.
В начале XIX века до н. э. Ларса и её основной соперник Иссин пережили нашествие кочевых западносемитских племён амореев. При аморейской династии Ларса пережила кратковременный период политического и экономического расцвета: жрецы Ниппура — крупнейшего шумерского культурного центра — даже составили литургический гимн в честь её правителя Нур Адада (1865—1850 до н. э.) — честь, которой до того удостаивались только цари Ура и Иссина. В Ларсе был построен кирпичный царский дворец и была существенно улучшена ирригационная система. Одновременно с этим Ларса вела успешные войны с Вавилоном, овладела Ниппуром и пыталась распространить своё влияние в районах, расположенных вдоль берегов Тигра.
Однако, как можно заключить по дошедшим до нас источникам, первые цари Ларсы в большой своей части не имели большого влияния за пределами своего города и возможно даже признавали над собой власть царей Исина.
Возвышение
Возвышение Ларсы начинается около 1932 г. до н. э., когда на престоле утвердился царь Гунгунум. Около 1924 г. до н. э. он принял титул «царя Шумера и Аккада». Власть его распространилась на города Лагаш и Ур.
При сыне Гунгунума Абисарихи амореи сумели в 1898 г. до н. э. нанести серьёзное поражение царю Иссина, Ур-Нипурте. Но период гегемонии Ларсы в Междуречье после этого продолжался совсем недолго — около 50 лет.
Уже при царе Нур-Ададе её цари потеряли контроль над городом Уруком, где начала править собственная династия. При преемниках Нур-Адада аморейцы также утратили город Ниппур — священный город Шумера, обладание которым давало формальный повод именоваться «царём страны». Один из последних потомков Нур-Адада, Цили-Адад был свергнут через несколько месяцев после своего воцарения. Власть в Ларсе была захвачена одним из вождей аморейского племени ямутбала — неким Кудурмабугом, который, однако не принял царского титула и продолжал жить вне городских стен.
Около 1826 г. до н. э. царь Кудурмабуг смог отвоевать от Иссина священный город Ниппур. Вскоре после этого он провозгласил новым царём Ларсы своего сына — малолетнего Варад-Сина. Однако тот внезапно умер, и Кудурмабуг посадил на трон другого своего сына — Рим-Сина, при котором Ларса пережила свой последний период возвышения.
Упадок
В 1830-х гг. до н. э. начинается упадок Ларсы, связанный с усилением Вавилонского царства и активизацией войн с соседними городами-государствами. В 1794—1792 гг. до н. э. Рим-Син I завоевал Иссинское царство. В правление Рим-Сина (1822—1763 гг. до н. э.) Ларса вновь вступает в пору подъёма и превращается в крупнейшее государство Нижней Месопотамии. На севере этого региона в тот период осталось только независимое царство Вавилона, чья площадь была почти в пять раз меньше Ларсы. Рим-Син заключил с Вавилоном союз ок. 1800 г. до н. э. и поддерживал тесные отношения с Хаммурапи, взошедшим на вавилонский престол после падения Иссина. Однако через 6 лет Хаммурапи решился выступить против Ларсы. После серии проведённых им успешных военных походов Ларса была покорена к 1763—1762 гг. до н. э. Больше Ларса как независимое государство не возрождалась.
См. также
Напишите отзыв о статье "Ларса"
Литература
- Элласар // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Ларса
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
