Элеонора де Богун (1366—1399)
| Элеонора де Богун англ. Eleanor de Bohun | ||
| ||
|---|---|---|
| ||
| ||
| ||
| Рождение: | ок. 1366 | |
| Смерть: | 3 октября 1399 | |
| Место погребения: | Вестминстерское аббатство, Лондон | |
| Род: | Богуны | |
| Отец: | Хамфри де Богун | |
| Мать: | Джоанна Фицалан | |
| Супруг: | Томас Вудсток, герцог Глостер | |
| Дети: | сыновья: Хамфри
дочери: Анна, Жанна, Изабелла, Филиппа | |
Элеонора де Богун (Eleanor de Bohun; ок. 1366 — 3 октября 1399) — старшая дочь Хамфри де Богуна и вместе со своей сестрой, Марией де Богун, со-наследница состояния отца, жена Томаса Вудстока, герцога Глостера.
Происхождение
Элеонора — старшая из двух дочерей Хамфри де Богуна, 7-го графа Херефорда и его жены, Джоанны Фицалан (ок. 1347 — 7 апреля 1419), дочери Ричарда Фицалана, 10-го графа Арундела, и Элеоноры Ланкастерской.
Биография
Хамфри де Богун умер 16 января 1373 года, не оставив сыновей. Таким образом, две его несовершеннолетние дочери, шестилетняя Элеонора и четырехлетняя Мария, стали наследницами состояния, земель и титулов их отца, что сделало девочек богатейшими невестами в Англии. В 1376 году на Элеоноре женился Томас Вудсток, младший сын короля Эдуарда III и Филиппы Геннегау. После свадьбы пара поселилась в замке Плеши в Эссексе. Томас Вудсток также взял опеку над младшей сестрой своей жены, Марией — он рассчитывал воспитать девочку в строгой религиозной доктрине и вынудить ее уйти в монастырь, чтобы ее доля наследства Богунов досталась старшей сестре и ее мужу. Однако этим планам помешал старший брат Томаса, Джон Гонт, похитивший Марию и выдавший ее замуж за своего сына, Генриха Болингброка, будущего короля Англии под именем Генрих IV. Таким образом, на английском престоле закрепились потомки младшей сестры, Марии.
В 1397 году в результате внутренней борьбы за власть Томас Вудсток был арестован и вскоре убит в тюрьме по приказу короля Ричарда II. Элеонора после убийства мужа удались в монастырь. Их единственный с Томасом сын, Хамфри, умер бездетным в юном возрасте, все его ранее не конфискованные владения окончательно перешли к короне. Элеонора пережила сына всего на месяц.
Брак и дети
Муж (с 1376): Томас Вудсток, герцог Глостер, (1355—1397); в браке родилось пять детей:
- Хамфри (около 1381 — 2 сентября 1399, похоронен в аббатстве Валден, Эссекс), 2-й граф Бекингем
- Анна (апрель 1383 — 16 октября 1438, похоронена в приорате Ллантони, Монмутшир); 1-й муж (около 1390, брак не завершён) — Томас Стаффорд (1368 или раннее — 4 июля 1392), 3-й граф Стаффорд; 2-й муж (раннее, чем 28 июня 1398) — Эдмунд Стаффорд (2 марта 1378 — убит 21 июля 1403, битва при Шрусбери), её деверь, 5-й граф Стаффорд; 3-й муж (раннее, чем 20 ноября 1405) — Уильям Буршье (умер 28 мая 1420, Труа, похоронен в приорате Ллантони, Монмутшир), констебль Лондонского Тауэра с 26 ноября 1415, граф д'Э
- Жанна (1384 — 16 августа 1400, похоронена в аббатстве Валден, Эссекс); помолвлена около 20 мая 1392 с Гилбертом Тальботом (1383 — убит 9 октября 1418, Руан)
- Изабелла (12 марта 1386 — апрель 1402), монахиня в монастыре Миноресс, Олдгейт, Лондон
- Филиппа (около 1389 — до 3 октября 1399)
Напишите отзыв о статье "Элеонора де Богун (1366—1399)"
Отрывок, характеризующий Элеонора де Богун (1366—1399)
Будут все враги у ног» и т.д.Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
