Джон Гонт

Джон Гонт англ. John of Gaunt<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
1-й герцог Ланкастерский
1361 — 3 февраля 1399
Преемник:	Генрих Болингброк
герцог Аквитанский
1390 — 3 февраля 1399
Предшественник:	Ричард II
Преемник:	Генрих Болингброк
Рождение:	6 марта 1340(1340-03-06) Гент
Смерть:	3 февраля 1399(1399-02-03) (58 лет) Лестер
Место погребения:	Старый собор Святого Павла, Лондон
Род:	Плантагенеты/Ланкастеры
Отец:	Эдуард III
Мать:	Филиппа Геннегау
Супруга:	1. Бланка Ланкастерская (1359—1369) 2. Констанца Кастильская (1371—1394) 3. Екатерина Суинфорд (1396—1399)
Дети:	сыновья: Генрих Болингброк, Джон, Генрих Бофорт, Томас дочери: Филиппа, Елизавета, Катерина, Джоан

Джон Гонт, 1-й герцог Ланкастер (англ. John of Gaunt, 1st Duke of Lancaster; 6 марта 1340, Гент — 3 февраля 1399, Лестер) — первый герцог Ланкастерский, третий выживший сын короля Англии Эдуарда III и Филиппы Геннегау. Его прозвище «Гонт» означает, собственно, «Гентский», «родившийся в Генте».

Основатель дома Ланкастеров, к которому принадлежали английские короли Генрих IV, Генрих V и Генрих VI.

Детство и юность

Детское прозвище Гонт (искаженное название города Гент, в котором он родился) не употреблялось современниками Джона после достижения им трёх лет. Популярным это наименование сделала пьеса Шекспира «Ричард II», в которой герцогу Ланкастерскому уделено значительное внимание.

Первое письменное свидетельство о Джоне, родившемся в конце февраля 1340 года, датируется 20 сентября 1342, когда ему был пожалован титул графа Ричмонда, который уже в младенчестве сделал своего обладателя владельцем многочисленных замков, поместий и земельных наделов. Позже, в 1345 году, упоминается также о дозволении устраивать в его поместьях Бассингбурн и Бабрахам еженедельные рыночные дни, а также ежегодную 7-дневную ярмарку в первом из них.

Существует мало достоверных данных о его ранней жизни, но можно предполагать, что она была вполне типичной для того времени. В свете предстоящей военной карьеры, в соответствие с традициями, он должен был в возрасте 7 лет стать пажом какого-нибудь из известных своими ратными подвигами баронов. В окружении детей менее влиятельных родителей Джону предстояло совершенствоваться в скромности, послушании, учтивости в обхождении с дамами, а также в фехтовании и искусстве верховой езды. Данное обучение продолжалось до достижения юношей 14-летнего возраста, когда он считался готовым исполнять обязанности оруженосца.

Предположительно, Джон был пажом и оруженосцем своего дяди Генри Гросмонта, одного из главных английских полководцев того времени. Вероятно, именно он отвечал за воспитание всех королевских сыновей, так что мы встречаем упоминания о сопровождении его ими в многочисленных военных походах во Франции.

Период службы в качестве оруженосца обычно продолжался с 14 до 21 года, однако для отпрысков знатных фамилий его часто могли сокращать. Джон Гонт, в компании со старшим братом Лайонелом, а также с ещё 25-ю оруженосцами, был посвящён в рыцари в ноябре 1355 года в почти 16-летнем возрасте накануне очередной экспедиции своего отца во Францию.

Политическая карьера

Получив значительное наследство от своего тестя Генри Гросмонта, герцога Ланкастера, от свояченицы Мод (умершая бездетной сестра его первой жены Бланш), а также земли от отца, Джон Гонт стал к 1362 году крупнейшим землевладельцем Англии, владевшим 30-ю замками и поместьями в Англии и Франции; его состояние было сопоставимо с королевским. В том же году Эдуард III пожаловал ему титул герцога Ланкастерского.

В 1363—1365 гг., пользуясь отсутствием старших братьев в Англии (Чёрный Принц находился в Аквитании, а Лайонел — в Ирландии), Джон Гонт сумел значительно усилить влияние при дворе своего отца и стать его главным советником.

С начала 1371 года, в связи с пошатнувшимся здоровьем Чёрного Принца, Джон до конца этого года начинает отправлять обязанности фактического правителя Аквитании. В это же время он женится на старшей дочери недавно скончавшегося Педро Жестокого, в результате чего наследует титул короля Кастилии и Леона. Этот титул, впрочем, так и остался номинальным, хотя Джон Гонт на протяжении всей своей жизни пытался с оружием в руках реализовать свои притязания.

Начиная с 1376 года, по мере ухудшения здоровья сразу и короля Англии и его наследника, Гонт оказывается старшим из дееспособных представителей династии Плантагенетов. Заключив союз с влиятельной фавориткой короля Алисой Перрерс, а также заручившись поддержкой папы и духовенства, он сумел значительно усилить своё положение при дворе, для чего ему пришлось преодолеть сопротивление влиятельной партии графа Марча и сместить с поста епископа Уильяма Уикхэма. 20 ноября 1376 года он провозгласил Ричарда (сына Чёрного Принца) официальным наследником престола и тем самым ещё больше упрочил своё влияние. С 1376 года и до совершеннолетия Ричарда II Джон Гонт фактически управлял Англией.

В 1381 году в Англии разразилось восстание Уота Тайлера, поводом к которому стало решение правительства Джона Гонта о введении единовременного поголовного налога. Он взимался в 1377, 1379 и в утроенном размере в 1380 году, что вызвало возмущение обедневшего английского крестьянства. Повстанцы захватили Лондон и разрушили лондонскую резиденцию Гонта — Савойский дворец — однако сам герцог Ланкастер, находившийся вдалеке от столицы, не пострадал.

В мае 1386 года, выдав свою дочь Филиппу за короля Португалии Жуана I, Джон Гонт заключил с ним Виндзорский договор, ставший отправной точкой 600-летнего англо-португальского альянса.

В 1389 году, вернувшись из кастильской экспедиции, Гонт сумел примирить короля с группой мятежных лордов («апеллянтов»), лидером которой был герцог Глостер. 2 марта следующего года Ричард II пожаловал Джону Гонту титул герцога Аквитанского.

В последние годы жизни Джон Гонт не пользовался большим влиянием, так как король Англии начал систематически преследовать своих родственников. В 1397 году был арестован и через несколько месяцев умер в тюрьме герцог Глостер, брат Джона Гонта. Вскоре его старший сын, Генрих Болингброк, подвергся изгнанию из страны (1398). Через три месяца, 3 февраля 1399 года, герцог Ланкастерский скончался в собственном замке Лестер.

После смерти Джона Гонта все его обширные владения были конфискованы в пользу короны. Но Генрих Болингброк не смирился с этим: с небольшим отрядом он вернулся в Англию, поднял мятеж баронов и, низложив Ричарда II, провозгласил себя королём Англии.

Военная карьера

Начиная с раннего отрочества, когда он состоял оруженосцем при знаменитом военачальнике Генри Гросмонте, и на протяжении всей жизни Джон Гонт принял участие в большом количестве военных кампаний в рамках, прежде всего, Столетней войны на территории Франции и Испании, а также в многочисленных карательных операциях и междоусобных стычках в Англии и Шотландии. Ниже приведён список наиболее заметных из них.

• Экспедиция Эдуарда III в Северную Францию в 1355 году. Её целью было отвлечь силы французов от действий Чёрного Принца на юге страны.
• Карательная экспедиция короля против шотландцев 1356 года.
• Французская кампания 1359—1360 гг., где он под руководством Гросмонта отличился участием во множестве успешных набегов.
• В 1367 году возглавил английское наёмное войско в ходе экспедиции по восстановлению на троне Педро Жестокого, короля Кастилии.
• Карательная экспедиция Чёрного Принца против Лиможа в 1370 году, по результатам которой тот пожаловал Джону Ла Рош-сюр-Йон и окрестности.
• В 1373 году во главе 30-тысячного войска Джон Гонт совершил пятимесячный рейд (шевоше) через всю Францию: от Кале до Бордо. Главной целью рейда было спровоцировать Карла V и его коннетабля Бертрана дю Геклена дать генеральное сражение, чтобы одним ударом остановить череду малых военных побед последнего. Эта цель не была достигнута.
• C 1378 года отвечал за все военные и административные дела в английский владениях во Франции с полномочиями, близкими к королевским, однако активных боевых действий, сравнимых с начальным этапом Столетней войны, в это время не велось и его главные свершения, в основном, состояли в заключении и продлении мирных соглашений.
• Летом 1385 года, при участии 17-летнего короля Ричарда II, возглавил 80-тысячное английское карательное вторжение в Шотландию, в результате которого было сожжено много городов, включая Эдинбург и Абердин.
• В 1386 году Джон Гонт во главе 20-тысячного войска высадился в Кастилии, чтобы, при поддержке Жуана Португальского, осуществить наследственные права своей жены Констанцы на трон Кастилии и Леона. На начальном этапе кампания развивалась успешно, однако затем (из-за огромных потерь от голода и болезней, а также в связи с ухудшением личного здоровья) он был вынужден отступить в английские владения в Аквитании. В результате переговоров, в 1388 Джон Гонт заключил фактический союз с королём Кастилии, выдав свою дочь Екатерину за его наследника и получив в возмещение своих прав большой денежный выкуп.

Браки и дети

Первой женой Джона Гонта после нескольких лет галантных ухаживаний 19 мая 1359 года стала Бланка Ланкастерская, младшая дочь его дяди и наставника Генри Гросмонта. Жениху на момент свадьбы было 19 лет, а невесте — 14. Спустя два года Генри Гросмонт умер, а ещё через год умерла бездетной и его старшая дочь Мод, что позволило Джону Гонту через этот брак унаследовать все их титулы и земли и стать новым герцогом Ланкастерским. От этого брака родилось семеро детей:

• Филиппа (1360—1415); муж — Жуан I, король Португалии. Сын Жуана и Филиппы получил необычное для Португалии имя Дуарте (Эдуард), в честь отца Джона Гонта Эдуарда III, а затем стал королём Дуарте I; в дальнейшем это имя стало популярным среди португальской аристократии.
• Джон (1362—1365)
• Элизабет (1364—1426); 1-й муж — Джон Гастингс, 3-й граф Пемброк; 2-й муж — Джон Холланд, 1-й герцог Эксетер; 3-й муж — Джон Корнуолл, 1-й барон Фанхоуп
• Джон (1366—1367)
• Генрих Боллингброк (1367—1413), затем — Генрих IV, король Англии
• Изабелла (1368—1368)

Вторым браком Джон был женат на дочери короля Кастилии Педро Жестокого Констанце. Из-за этого брака он претендовал на кастильский престол и в 1386 году вторгся в Испанию со своим войском. Вторжение оказалось неудачным, но дочь Гонта от второго брака, Катерина, в знак примирения также стала пиренейской королевой, супругой своего двоюродного брата короля Кастилии Энрике III Больного. Их сыном был король Кастилии Хуан II, тёзка своего деда Джона (Иоанна) Гонта.

У Джона Гонта и Констанции Кастильской, помимо дочери, был сын — снова Джон и снова проживший совсем недолго (1374—1375).

От любовницы Екатерины Суинфорд (фрейлины Филиппы Геннегау) у Гонта были дети, носившие фамилию Бофорт. После смерти своих предыдущих супругов Джон и Екатерина поженились, и их дети были узаконены королём и папой римским (1397), но без права претендовать на престол. Тем не менее после пресечения законной линии Ланкастеров именно потомок Джона Бофорта, одного из бастардов Джона Гонта от Суинфорд, Генрих Тюдор в 1485 году стал королём Англии. Бофортов было четверо:

• Джон (1373—1410), 1-й граф Сомерсет
• Генри (1375—1447), епископ Винчестерский, кардинал
• Томас (1377—1427), герцог Эксетер
• Джоанна (1379—1440); 1-й муж — Роберт Феррерс, 2-й барон Феррерс из Уэма; 2-й муж — Ральф Невилл, 1-й граф Уэстморленд

Джон Гонт и поэты

Сестра Екатерины Суинфорд, Филиппа де Рут, была женой великого поэта Джеффри Чосера, которому герцог Ланкастерский покровительствовал; таким образом, Бофорты приходились поэту племянниками. Чосер посвятил памяти первой жены Джона Гонта, Бланш Ланкастерской, поэму «Книга герцогини» (the Book of the Duchess), где аллегорически представил супругов как «Чёрного рыцаря» и «Белую госпожу» (Blanche по-французски — «белая»).

Уильям Шекспир вывел Гонта главным положительным героем пьесы «Ричард II», вложив в его уста патриотический монолог о великом будущем Англии — «Я, вдохновенный свыше, как пророк…»; этот монолог получил большую известность и печатался отдельно от пьесы.

Образ в литературе

• Образ Джона Гонта использовала и переосмыслила Вера Камша в цикле «Хроники Арции» под именем Жана Лумэна.
• Главный герой книг Ф. Б. Керра «Дети лампы» — Джон Гонт.

Литература

• Charles William Empson. [www.archive.org/details/johngaunthislif00empsgoog John of Gaunt: his life and character]. — James Colmer at the Ladies' Printing Press, 1874. — 77 с.
• Басовская Н. И. Столетняя война: леопард против лилии. — М.: Астрель, АСТ, 2007. — 4000 экз. — ISBN 978-5-17-040780-4.
• David Nicolle</span>^ru_en. The Great Chevauchee: John of Gaunt's Raid on France, 1373. — Osprey Publishing, 2011. — 84 с. — ISBN 978-1849082471.

Ссылки

• [www.britannica.com/EBchecked/topic/305061/John-of-Gaunt-duke-of-Lancaster Джон Гонт в энциклопедии Британника] (англ.)
• [www.fordham.edu/Halsall/source/1385gaunt-portugal.asp John of Gaunt in Portugal, 1385 (отрывок из «Хроник» Фруассара)] (англ.)

Отрывок, характеризующий Джон Гонт

– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.