Генри Гросмонт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Генри Гросмонт
Henry Grosmont

Henry of Grosmont, из Bruges Garter Book
Дата рождения

1310(1310)

Место рождения

Гросмонт, графство Монтмутшир

Дата смерти

23 марта 1361(1361-03-23)

Место смерти

Лестерский замок

Принадлежность

Англия

Сражения/войны

Столетняя война

Награды и премии

Орден Подвязки

Ге́нри Гро́смонт, граф Де́рби и Ли́нкольн, герцог Ланка́стер[1] (1310[2] — 23 марта 1361) — граф Дерби с 1336, граф Ланкастер 1345—1351, 1-й герцог Ланкастер с 1351, граф Лестер с 1351, член английской королевской семьи в XIV веке, сын Генри «Кривой Шеи», 3-го графа Лестера и Ланкастера и Мод Чауорт (Maud Chaworth). Он был также выдающимся дипломатом, политиком и воином. Стал одним из любимых полководцев Эдуарда III в Столетней войне и показал себя в битве при Обероше. Кавалер Ордена Подвязки, получил титул герцога в 1351 году. Гросмонт был также автором книги «Livre de seynts medicines» («Книга божественных лекарств»).





Биография

Дядя Гросмонта — Томас Ланкастер — был сыном и наследником Эдмунда Горбатого, брата Эдуарда I. Томас унаследовал состояние и получил хорошее приданое за свою жену Алисию Ласи, однако постоянные ссоры с королём привели к его казни в 1322 году[3]. Все имущество и титул достались младшему брату Томаса — Генри по прозвищу Кривая Шея. При правлении Изабеллы и Роджера Мортимера он впал в немилость, и к тому времени как Эдуард III вступил на трон в 1327 году и отношения Генри с короной наладились, он был серьёзно болен[4].

О детстве Гросмонта мало что известно; он родился в Гросмонте, графство Монтмутшир, около 1310 года[5]. В своих мемуарах он говорит, что гораздо больше преуспел в боевых искусствах, чем в науках, и читать научился очень поздно[6]. В 1330 году Генри был посвящён в рыцари и представлял отца в Парламенте. В следующем году он принимал участие в королевском турнире в Чипсайде[7]. В 1333 году Генри участвовал в шотландской кампании Эдуарда III, однако до конца неясно, участвовал ли он в знаменитой битве при Халидон-Хилл. В 1336 году[5], после службы на севере, Генри был произведён в чин лейтенанта. В следующем году Эдуард III даровал Гросмонту титул графа Дерби[8].

С началом Столетней войны в 1337 году, внимание Гросмонта привлекла Франция. Он принимал участие в нескольких дипломатических миссиях и небольших военных кампаниях, в том числе и в победоносном морском сражении при Слёйсе в 1340 году[9]. В том же году он был взят в качестве заложника в так называемых Нижних странах — территория современного Бенилюкса — за долги короля. В заключении Генри пробыл до следующего года, и ему пришлось заплатить значительный выкуп за себя[10]. По возвращении он был восстановлен в чине лейтенанта на севере и пробыл в Роксбурге до 1342 года. Следующий год он провёл, занимаясь дипломатическими миссиями в Нидерландах, Кастилии и Авиньоне[5].

В 1345 году Эдуард III планировал нападение на Францию с трёх сторон: граф Нортхемптон должен был высадиться в Бретани, сам король — наступать из Фландрии, а Гросмонт был направлен в Аквитанию, дабы подготовить кампанию на юге[5]. Быстро продвигаясь вглубь страны, он столкнулся с графом д`Илем неподалеку от Обероша 21 октября, и одержал победу, описанную как «величайшее достижение в военной карьере Ланкастера»[11]. За пленников был назначен выкуп в 50 тыс. фунтов[12]. В следующем году, в то время как Эдуард проводил кампанию Креси, Гросмонт захватил Пуатье, как раз перед своим возвращением домой в 1347 году[5].

В 1345, пока Гросмонт был во Франции, его отец умер. Генри стал теперь графом Ланкастером, самым могущественным и богатым в королевстве. После участия в битве при Кале (1347 года), король сделал Ланкастера кавалером Ордена Подвязки в 1348 году[13]. Несколькими годами позже, в 1351 году, король оказал ему ещё большую милость, пожаловав титул герцога Ланкастера. Этот титул был внове в Англии, до этого времени существовал только один титул герцога[14]. Ко всему прочему, графству Ланкашир был присвоен статус палатината. Этот дар был весьма исключительным в английской истории, ибо до этого существовали всего два палатината: Дарем и Честер[15]. Это был знак величайшего расположения короля к Генри, однако это и неудивительно: они были троюродными братьями (через прапрадеда Генриха III), и практически одногодками (Эдуард родился в 1312 году). Ещё один фактор, возможно, повлиявший на решение короля: у Генри не было наследника мужского пола, соответственно, все привилегии после смерти Гросмонта некому было передать[5].

Ланкастер провёл 1350-е гг. в кампаниях и попытках заключить перемирие с французами, в 1350 году он участвовал в морском сражении при Винчелси, где спас жизни Чёрному Принцу и Джону Гонту. В 1351-52 гг. участвовал в крестовом походе на Пруссию, где поссорился с Оттоном, герцогом Брауншвейга. Поединка удалось избежать лишь благодаря возобновлению войны французским королём Иоанном II[16]. Генри продолжил военные кампании во Франции. После шевоше в Нормандии в 1346 г. и битве при Ренне в 1358 г., Ланкастер участвовал в реймсской кампании 1359-60 годов. Затем он был одним из тех, кто заключил мир в Бретиньи, весьма выгодный для Англии[5].

Вернувшись в Англию в ноябре 1360 года, Генри Гросмонт вскоре заболел и умер в Лестерском замке 23 марта. Возможно, причиной его смерти стала чума, эпидемия которой разразилась в том году в Англии[17].

Личная жизнь

Ланкастер женился на Изабелле, дочери Генри Бомона, в 1330 году. У них родились две дочери, Мод и Бланка. Мод вышла замуж за герцога Баварии, Бланка же — за младшего сына Эдуарда III, Джона Гонта. В конце концов Гонт унаследовал все титулы Ланкастера, но это случилось лишь в 1377 году. Когда сын Гонта, Генри Болинброк, узурпировал корону в 1399 году и стал Генрихом IV, обширное наследство Ланкастеров было включено в состав короны как герцогство Ланкастерское[18]. Мы знаем о Генри Ланкастере больше, чем о его современниках, благодаря его книге «Livre de seyntz medicines». Эта книга — глубоко личная, и описывает его отношение к вопросам религии и благочестия, однако содержит и исторические вставки. Например, в ней упоминается, что Ланкастер в возрасте 44 лет страдал от подагры. Книга состоит из семи частей, каждая из которых посвящена ране, которые якобы есть у Генри. Они символизируют семь его грехов. Ланкастер в книге признается в этих грехах, приводит различные мифические и реальные лекарства в контексте их теологической символики и призывает читателя к набожности[19].

Хронист Жан Фруассар называет герцога Ланкастера «доблестным, осмотрительным и полным достоинств человеком».

Напишите отзыв о статье "Генри Гросмонт"

Примечания

  1. В детстве Генри называли, по традиции, по месту его рождения — Гросмонтом. В 1336 ему досталось одно из графств отца — Дерби, и он стал Генри, графом Дерби. Со смертью отца в 1345 он стал Генри Ланкастером — фамильное имя и титул (граф Ланкастер до 1351, герцог Ланкастер после). Однако чтобы избежать путаницы между ним и его отцом, принято называть его Генри Гросмонт.
  2. По другим версиям он родился в 1306 или 1299 году.
  3. Сравнительную биографию Томаса Ланкастера см. Maddicott, J. R., «Thomas of Lancaster, 1307—1322: A study in the reign of Edward II», 1970 г.
  4. Waugh, Scott L., (Сент. 2004). «Henry of Lancaster, third Earl of Lancaster and third Earl of Leicester (c.1280-1345)». Oxford Dictionary of National Biography.
  5. 1 2 3 4 5 6 7 W. M. Ormrod, «Henry of Lancaster».
  6. Fowler, ст. 26.
  7. Fowler, ст. 30.
  8. McFarlane, K.B., «The Nobility of Later Medieval England», 1973 г., ст. 158-9.
  9. Fowler, ст. 34.
  10. Fowler, ст. 35-7.
  11. Fowler, ст. 58-9.
  12. Fowler, ст. 61.
  13. McKisack, ст. 252.
  14. Это был титул герцога Корнуолла, титул Эдуарда Черного Принца дарованный ему в 1337 году.
  15. Fowler, ст. 173-4.
  16. Fowler, ст. 106-9.
  17. Fowler, ст. 217-8.
  18. Brown, A. L. and Henry Summerson, «Henry IV (1366—1413)». Oxford Dictionary of National Biography.
  19. Fowler, ст. 193-6.

Ссылки

  • [www.thepeerage.com/p10215.htm ThePeerage.com]
  • [www.britannia.com/bios/lords/lancaster4hp.html Britannia.com]
  • [www.anglo-norman.net/sources/ Онлайн-версия Livre de seyntz medicines] (на англо-нормандском)

Отрывок, характеризующий Генри Гросмонт

По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.